Джон Стотт - Нагорная проповедь Христианская контркультура

Затем превозносится путь Иисуса. Наша праведность должна быть глубже, так как она касается даже наших сердец, а наша любовь — шире, ибо она объемлет даже наших врагов. В благочестии должны мы избегать нарочитости лицемеров, а в молитве — многословия язычников. Вместо этого наше пожертвование, молитва и пост должны быть реальными, без компромисса, чтобы в них выразилась наша христианская целостность. Сокровищем своим мы должны выбрать то, что сохраняется в вечности, а не то, что разрушается на земле, а учителем своим — Бога, а не деньги или имущество. Нашей целью (тем, что занимает наш ум) должна быть не собственная материала ная безопасность, а распространение Божьего закона и правды в мире.

Вместо приспособления к этому миру — как делают это религиозные фарисеи или нерелигиозные язычники, — мы призваны Иисусом подражать нашему Небесному Отцу. Он — миротворец. И Он любит даже неблагодарных и эгоистичных. Итак, мы должны подражать Ему, а не людям. Лишь тогда мы докажем, что мы истинные Его сыновья и дочери (5:9,44–48). В этом и состоит альтернатива: следовать за толпой или за Отцом нашим Небесным, быть тростью, колеблемой ветрами общественного мнения, или находиться под властью Слова Божьего. И подспудная цель Нагорной проповеди заключается в том, чтобы представить нам эту альтернативу и таким образом столкнуть нас с неизбежной необходимостью выбора.

Поэтому–то заключение проповеди столь уместно, когда Иисус изображает два пути (узкий и широкий) и два здания (на камне и на песке). Невозможно было бы преувеличить важность выбора между ними, ибо один путь ведет к жизни, другой же заканчивается погибелью, одно здание надежно, а другое ожидает катастрофа. Этот выбор намного актуальней выбора работы или спутника жизни. По какому пути мы собираемся идти? На каком основании собираемся строить?

Многие люди, включая сторонников других религий и неверующих, — говорят нам о своей готовности принять самоочевидную истину, содержащуюся в Нагорной проповеди. Они знают, что в нее входят такие высказывания, как «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут», «Любите врагов ваших», «Никто не может служить двум господам», «Не судите, да не судимы будете» и «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Замечательно! Здесь, говорят они, присутствует Иисус из Назарета, учитель нравственности, в Своем наиболее простом и лучшем виде. Здесь ядро Его вести, не искаженное добавлениями интерпретаторов, не имеющими ценности. Здесь — «подлинный Иисус», с простой этикой и безо всяких догм, бесхитростный пророк праведности, не претендующий на иную роль, кроме как учителя–человека, призывающий нас делать добро и любить друг друга. «Иисуса догмы я не понимаю, — сказал однажды профессор–индус Стенли Джонс, — но Иисуса Нагорной проповеди и креста я люблю, Он притягивает меня». Подобным же образом, мусульманский учитель сказал, что «когда он читал Нагорную проповедь, то не мог сдерживать слез»[212].

Но это популярное объяснение Проповеди не выдерживает никакой серьезной критики. Оно ошибочно в двух отношениях — во–первых, в своем восприятии Учителя, и во–вторых, в своем представлении о Его учении. Ибо если мы посмотрим повнимательнее на то и на другое, выявляется нечто совсем иное. В последней главе мы подробно рассматривали Его учение, Его описание христианской контркультуры и Его призывы к радикальному выбору. Теперь нам остается рассмотреть уникальность Самого Учителя.

Прежде всего, невозможно отделить Иисуса Нагорной проповеди от Иисуса всего Нового Завета. Проповедник в Нагорной проповеди — это тот же сверхъестественный, догматический, божественный Иисус, Которого мы видим в других местах. Поэтому после Проповеди хочется задать вопрос не «Что вы думаете о Его учении?», а «Кто же таков этот Учитель?» Такова, наверняка, была реакция первых слушателей Проповеди.

28 И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его, 29 Ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи.

Первые слушатели Проповеди (народ, а также ученики Его, 5:1) сразу же отметили необычную власть Проповедника. Говорил Он уверенно, спокойно и просто. Никому ничего не навязывая, Он изложил закон для граждан Божьего Царства. И «народ дивился» (по–гречески это выражено еще сильнее — «был ошарашен»)[213]. «Через девятнадцать сотен лет, — комментирует А. М. Хантер, — мы дивимся так же, как первые слушатели»[214].

Думаю, будет полезно проанализировать эту «власть» Иисуса. На чем она была основана? Что давало Ему право говорить подобным образом? Нам не нужно далеко ходить за ответами на эти вопросы. Сама Проповедь поможет нам разобраться в том, как Он понимал Свою идентичность и Свою миссию.

Народ дивился Его учению, ибо Он учил их как власть имеющий. Да, Он явил Себя прежде всего учителем и очаровал Своих слушателей содержанием, качеством Своих наставлений и манерой изложения. Но ведь были и тысячи других учителей. Многие были Его современниками. Что же было в Нем такого особенного?

Он как бы обладал правом учить абсолютной истине. Он был иудеем, но весть Его не была иудейской. Он интерпретировал закон Моисеев, но делал это таким образом, чтобы показать, что это закон Божий. То, что Он говорил, не было обусловлено культурой, это не было связано с особым народом (иудеями) или особым местом (Палестиной). Будучи абсолютным, это было всеобщим. Было ясно, что Он знает, о чем говорит. «Мы говорим о том, что знаем», — сказал Он по другому случаю (Ин. 3:11). Он знал, кто будет велик в Царстве Божьем, а кто будет последним, кто «блажен» в очах Божьих, а кто нет, какой путь ведет к жизни, а какой к погибели. С совершенной уверенностью в Себе Он объяснял, кто наследует Царство Небесное, кто наследует землю, а кто будет помилован, кто «узрит» Бога и кто будет называться детьми Божьими. Как мог Он быть настолько уверен в Себе?

Комментаторы искали слова, способные передать эту особенность. Они пытались изобразить Иисуса царем или законодателем. «Он говорил по–царски»[215], с «царской уверенностью»[216], с «уверенностью» [217]. По выражению Грешама Махена, «Он утверждал Свое право законодателя для Царства Божьего»[218], а Джеймс Денни, соединив образы царя и законодателя, писал о Его «практической суверенности над человеческой совестью, волей и чувствами» и о Его «высшем моральном авторитете, издающем законы без злоупотреблений и требующем беспрекословного подчинения»[219]. И Кальвин сказал, что народ дивился, «так как странное, неописумое и необычное величие привлекало к Нему умы людей»[220].

Его слушатели, естественно, сравнивали Его со многими другими учителями, которых они знали, особенно с книжниками. Больше всего поражало то, что Он учил их «как власть имеющий», а вовсе не «как книжники». Ибо книжники исполняли свой долг, сохраняя верность воспринятой ими традиции. Так, они постоянно исследовали комментарии, чтобы подкреплять свои слова ссылками на наиболее знаменитых наставников. Их единственная власть заключалась в цитируемых ими авторитетах. Иисус же не получил образования книжников (см.: Ин. 7:15), Он шокировал власть имущих тем, что игнорировал традиции старцев, не особенно уважал обычаи, принятые в обществе, и говорил так необычно, что покорял одних и приводал в ярость других. А. Б. Брюс обобщил эти различия, сказав, что книжники говорили «с помощью авторитетов», Иисус же говорил «со властью»[221].

То, как Он учил, отличало Его не только от книжников, но и от ветхозаветных пророков. В отличие от книжников, которые все время обращались к прошлому, пророки жили настоящим. Ибо они считали, что говорят от имени Иеговы, что из уст их слышится глас живого Бога. Иисус также утверждал, что Его слова — это слова Бога: «Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня» (Ин. 7:16). Однако была и разница. Пророки начинали свои речи, используя обычно формулу: «Так говорит Господь», Иисус же начинал так: «Истинно, истинно говорю вам», осмеливаясь таким образом говорить во имя Свое и Своей собственной властью, о которой Он знал, что она также и Отцовская (см.: Ин. 14:8–11). Это «Истинно говорю вам» (атёп lego humin) или «Говорю вам» (lego humin) встречается в Нагорной проповеди шесть раз (5:18; 6:2,5,16,25,29). В шести иных случаях — в шести антитезах главы 5 находим еще более сильное утверждение с подчеркнутым egou: «Но Я говорю вам» (ego атёп lego humin). И противоречил Он при этом не Моисею, как мы видели, а искажениям и добавлениям книжников. Однако поступая так, Он бросал вызов унаследованной многовековой традиции и пытался заменить ее Своим собственным, точным и авторитетным истолкованием закона Божьего. Поэтому Он «был как законодатель, а не как комментатор, и повелевал, и запрещал, и отменял, и обетовал, лишь по единому Своему слову»[222].