Андрей Снесарев - Невероятная Индия: религии, касты, обычаи

Конечно, от большой полезности животного в быту и естественных отсюда к нему любви и заботливости еще далеко до запрета убивать его (для нужных, конечно, целей), а еще дальше — до правила вообще не есть говядину и даже ничего мясного, то есть до полного вегетарианства, столь типичного и столь, вероятно, глубокого по своему влиянию на население Индии, и нам придется еще подумать, чтобы понять развитие принципа святости коровы до его современного состояния; но одно можно сказать: источник его коренится в допенджабской жизни ариев, сам принцип довольно отчетливо был оформлен в ведийский период и только вегетарианская добавка, вероятно, появилась в жаркой Индии.

Чтобы покончить с ведийским периодом, скажем два слова о более мелких темах. Как видно из дошедших до нас источников, арии были любители выпить, и эта их слабость улавливается с самых древних времен.

У ариев было известно два сорта спиртных напитков. Употребление сомы ограничивалось религиозными обрядами и особыми торжествами, и вообще это был напиток богов и жрецов по преимуществу. Напиток, называемый «сура», приготовлялся из какого-либо вида зерна. Насколько потребление суры было обычным, можно судить по тому, что во времена «Яджурведы» занятие «изготовителя суры» сделалось профессией. Та же обычность употребления спиртного напитка видна из многих текстов священных книг: целая книга IX посвящена восхвалению только одного божества — Сомы. Особенно важно отношение к пьющим, в котором ничуть не видно и намека на осуждение и критику, а, скорее, своеобразное восхищение или одобрение.

Итак, пьянство было в почете у ариев и если не освящено, то идеализировано религией, но этот обычай Индия от них не унаследовала. Она его заменила более подходящими для народа наркотиками, вроде или бетеля, а в иных местах — опия.

Паломничество — типичное явление современного индуизма, — по-видимому, идет не от ведийского периода, хотя в ведах при желании можно найти косвенный источник, из которого могли развиться последующие паломничества. Древнее жертвоприношение требовало наличия реки — стоячая вода не годилась для церемоний. Жертвоприношения освящали в глазах верующих места, где они совершались наиболее часто, — слияния рек, броды, переправы и т. д. Места слияния рек носят название «праяга», то есть места для жертвоприношений.

Брахманизм, строго говоря, не признает ни путешествий по богомольям, ни святилищ, но уже в «Махабхарате» часто упоминается паломничество к святым рекам или местам; например, определенно называются Сарасвати, Курукшетра (поле в окрестностях Дели) и лес Наймиша[19]. Ничего нет мудреного, что небольшого намека со страниц священных вед было достаточно, чтобы позже, когда жизнь народа разбилась на изолированные очаги (деревни) и сделалась наглухо прибитой к этим географическим точкам, паломничество стало неизбежным и самым популярным культом индуса, небольшой отдушиной, через которую он искал и утешений, и отдыха, и разнообразия, и встряски от рабски унылой, монотонной и нищенской жизни[20].

Мы с особой подробностью остановились на религии далекого прошлого Индии, на так называемом ведизме, как основной базе современного индуизма, но эти подробности помогут нам позже, при выяснении не только религиозного уклада народа Индии, но и многих сторон его быта и жизни. Однако индуизм справедливо считают не прямым потомком ведизма, а производной от дальнейшей ступени последнего, носящей название брахманизма. На этой религии старой Индии необходимо также остановиться.

Эта интересная ступень религиозного мышления Индии представляет собою лишь ритуалистическое и особенно философское развитие ведизма, но самобытного облика не имеет. Колыбелью ведизма был Пенджаб, в обстановке которого полуоседлое племя ариев, трансформируя принесенных им одиноких степных богов с их примитивным культом, и создало более широкую и сложную религиозную систему — пантеистичную, светлую, демократическую. В следующий период, приблизительно в VIII–II веках до н. э., арийские племена продвинулись дальше к востоку, захватывая богатые и обширные долины Хиндустана, вступили в настоящую Индию, и здесь, в Доабе, между Джамной и Гангом, мы находим колыбель брахманизма.

Раздумывая над причинами возникновения этой религии, исследователи подчеркивают тот факт, что язык древних песен мало-помалу стал непонятным для толпы и темным даже для жрецов, но уже не подлежал изменению. Так появился священный язык, а значит, и священные тексты, а за всем этим — необходимость их специального изучения и специальных людей. В результате появился класс брахманов (а на почве Индии каста), посвятивший себя молитве, богословской науке, выполнению сложных обрядов и духовному руководству народом. Нельзя спорить, что забвение языка явилось крупным стимулом в последующем создании многих сторон брахманизма, но в данном случае причину, вполне возможно, путают со следствием. Священство языка было само отчасти результатом уже усложнившейся жизни ариев и появления на сцене привилегированного классу жрецов. Кто-то должен был сказать о неизменности священного языка, что в истории религий не всегда является непреложным правилом.

Несомненно, арии, вступившие в совершенно иную физическую обстановку, встретившись с разнообразными народами, носителями иной культуры, перейдя от упрощенных форм полукочевой жизни к более сложной, государственно организованной, превратившись из кочующего племени во властвующий народ, не могли довольствоваться старой, детски простой религией. Ведизм должен был получить неизбежные толчки к развитию в сторону философствования и спекулятивного углубления, классового обособления представителей культа, усложнения ритуала и введения новых техники и приемов, усложнения и видоизменения пантеона и т. д. То обстоятельство, что язык стал священным, то есть непонятным или мертвым, отчего бы это ни произошло, конечно, играло значительную роль. Появились священные тексты, которые надо было изучать и которые нельзя было изменять, — религия укладывалась теперь в несокрушимые догматические границы. В этих условиях класс служителей, возникший уже раньше на фоне огосударствления жизни ариев, должен был при наличии заповедного языка закрепиться и пустить широкие корни. Создать себе привилегированное социальное положение и подняться на исключительную высоту господства и почета будет уже последующей задачей честолюбивого и высокоталантливого класса брахманов[21].

Но каково же было происхождение брахманов, давших название не только возглавляемой им религии, но и самому широкому творчеству в области наук и искусств (брахманская поэзия, медицина, математика и т. д.). Сами брахманы выводили свое происхождение от семи риши, глав семи духовных семейств. Веда говорит о «риши-царях» (раджарши), которые иногда являлись составителями гимнов; ими бывали или вожди, или выдающиеся воины, — таким образом, в древности религиозное творчество не замыкалось в определенном круге, а отсюда вывод, что генеалогия была придумана потом, когда брахманы стали у кормила власти.

Возможно и то, что входившие в Индию волны ариев или их отдельные кланы уже выделяли из общей массы особые группы, которых признавали брахманскими. Божеский пантеон как будто подтверждает эту гипотезу, так как говорит о необходимости очень раннего создания жреческого класса.

Для нас важны не предположения о происхождении брахманов а, скорее, вопрос о том, когда они получили силу и легко ли она им досталась. Арии, по-видимому, вступили в Индию, уже имея представление о жрецах как прежде всего руководителях жертвоприношений. «Ригведа» говорит, что лишь царь, перед которым шествует жрец, будет чувствовать себя прочно и хорошо в своем доме; перед ним склонятся народы — «царь, дающий богатства жрецу, одержит победы, так как ему помогают боги». Это показывает, что роль жрецов и их социальное положение были оформлены еще где-то вне Индии. Даже положение царей не вполне было свободно от жреческого влияния. Нужно думать, что лишь потом непрерывные и, видимо, тяжелые войны выдвинули значение кшатриев (воинов), а тем более их вождя на первый план. В этот момент царь захватывает полноту власти: он ведет свое войско против врага, он же является посредником между народом и богами, молит последних о помощи, славит их или приносит им жертвы. В отдельных случаях он мог предоставлять это дело пурохите (букв, «стоящий впереди»), руководившему жертвоприношениями, или совсем передать свои обязанности жреца кому-либо другому, кто обладал нужной внешностью и отличался как певец или творец гимнов. В этом отделении царской власти от сана жреца можно видеть зародыш той розни между кшатриями и жрецами, из которой последние вышли победителями, а это сыграло важную роль в судьбах арийского народа.