Дарья Лав - Сколько стоит мечта?

Тем не менее я поступательно шла к своей цели, которую сама для себя тогда еще толком не определила. Мне очень хотелось какой-то определенности: от него, от себя, я была бы рада любой. Ничто так не выводило меня из равновесия, как неопределенность, подвешенное состояние, когда не знаешь, чего ждать, но ждешь, ждешь, сам не зная чего, потому что от тебя ничего не зависит. Он знал об этом, ведь я сама сказала ему об этой своей слабости. Знал и умело этим пользовался. Словно из ниоткуда, пришел очень нужный в тот период времени совет, который помог мне по-другому взглянуть на эту проблему. Один человек сказал мне: «Никогда не требуй ни от кого определенности. Даже от себя. Это большая роскошь в наше время». И я задумалась: действительно, ведь это непозволительная роскошь, и как я могу от кого-то ее требовать, если даже от себя самой не всегда могу ее добиться.

Несколько раз мне даже хотелось все бросить и отступить, но это было бы проявлением слабости с моей стороны, а значит, проигрышем, которого мне не хотелось бы допускать даже не из страха быть побежденной им, а потому что я бы начала заниматься самоедством, что было для меня гораздо страшнее. Тогда однажды я решила устроить небольшую проверку, итогом которой стало бы выявление его истинного ко мне отношения. И не дожидаясь того, когда же, наконец, он соизволит назначить встречу, я устроила эту встречу сама.

Я: — Я уезжаю.

Он: — Куда?

Я: — Из твоей жизни.

Он (усмехнувшись): — Почему?

Я: — Потому что у нас не получается договариваться и мы не слышим друг друга.

Больше на эту тему не было сказано ни слова. Мы говорили на разные отвлеченные темы, и лишь в конце встречи он, улыбнувшись, сказал:

— Я не прощаюсь.

Я: — Очень зря.

Он: — Посмотрим.

На самом деле я и не собиралась уходить, я лишь пыталась договориться, найти компромисс, понять, что я имею какую-то ценность в его жизни. Я ждала поступков. Ведь когда принимаешь взвешенное решение уйти, то не объявляешь об этом, как о событии года, не бросаешься громкими заявлениями, просто тихо уходишь, потому что перегорело, потому что нечего больше сказать. Он этого не понял. Спустя месяц молчания, я своим появлением обозначила свою позицию коротким, но емким сообщением:

«Нужен мне». Он сразу откликнулся и повел себя так, словно ничего и не было, будто он все это время был рядом, своим молчанием давая мне возможность успокоиться.

Мне не хотелось верить в то, что я так и не смогу найти отклика на свое искреннее отношение к нему, и я сама себя все больше затягивала в эту игру, постепенно привязываясь к нему больше, чем это было позволительно с моей стороны. Как-то одна моя знакомая, не без доли сарказма, крася ногти на руках, спросила меня: «Вот как ты думаешь, в каком случае мужчины больше бы нас ценили? Если бы мы им готовили, обстирывали, были бы им лучшими друзьями, сестрами и женами в одном лице? Или если бы плевали на них, искали бы личную выгоду в общении с ними, заботились только о себе, в свою очередь позволяя им проявлять о нас заботу, и красили бы ногти вместо готовки? Никогда даже не задумывайся! Только второй вариант правильный! Веришь?»

Судя по всему, к ответу на этот вопрос каждый должен рано или поздно прийти самостоятельно, а мой путь тогда еще только начинался. У меня просто в голове не укладывалось: как можно отвечать столь пренебрежительным равнодушием на искренние, добрые поступки, идущие от сердца. Все было просто. Еще Фридрих Ницше сказал: «…Надо учиться любить себя — любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя». Но я даже заметить не успела, как окончательно себя потеряла. Из человека, который всегда знал, чего хотел и как добиться желаемого, я превратилась в загнанного зверька, чьи убеждения вмиг перевернулись с ног на голову и оттого потеряли свою былую значимость. Даже едва знакомые люди, не говоря уже о близких, в голос твердили, что никогда еще не видели меня такой потерянной, а я никак не могла прийти в себя и признать свою ошибку. В отличие от материальных задач и желаний, в отношениях всегда приходится платить эмоциями, чувствами, самолюбием.

До встречи с ним инициатива в любых делах всегда была моим основным двигателем, лучшим помощником во всем, за что бы я ни бралась. Но в этих отношениях она превратилась в моего злейшего врага.

Наказуема ли женская инициатива в отношениях? В моем случае — сполна! Во многом потому, что моя инициатива воспринималась им не как готовность идти навстречу, а как слабость, как сигнал того, что я больше в нем нуждаюсь, и проигранная мной борьба за лидерство. Скорее всего, еще в детстве его самолюбие было изранено постоянными стычками со сверстниками или даже ребятами постарше в попытках доказать свое превосходство, потребностью в постоянном соревновании за право быть первым, необходимостью всегда и всем доказывать, что он — лучший. Это все глубоко проникло во все сферы его жизни и подсознания, и от этого даже в личной жизни он с трудом разделял партнерские отношения с лидерскими замашками.

Я: — Ты когда-нибудь катался на лошади?

Он: — Нет, не приходилось.

Я: — Ну, значит, хоть в чем-то тебя смогу опередить.

Он: — Я ведь не играю в то, во что не умею. И потом я скорее разобьюсь, чем проиграю! Я все выжму из лошади!

Я: — Хорошо, если не наоборот. И ты мне нужен живым. Зачем мне такой грех на душу?

Он: — Я пошутил. Проигрывать тоже нужно уметь.

Прозвучало убедительно, но это было лишь в теории, на практике же проигрывать он не умел, как и уступать, да и особо не скрывал этого. И всегда злился, если что-то шло не по его сценарию, даже если это было справедливо и закономерно. Казалось, будто в его сознании еще с рождения было заложено утверждение: уступки и компромиссы — проявление слабости. «Проиграть» — да нет такого слова в лексиконе, проигрывать и уступать должны все остальные, желательно мне.

Соответственно, проявление инициативы с моей стороны говорило ему чуть ли не о моем ему поклонении, благодаря чему он не видел смысла в том, чтобы вкладываться в отношения, которые и так уже, по его мнению, были под его полным и строжайшим контролем. Вот только я никогда и не собиралась с ним ничего делить, а если даже между нами и проскальзывал какой-то соревновательный момент, то для меня это была, скорее, игра, развлечение, а для него — сигнал к действию, а именно к немедленному и беспрекословному отвоевыванию своей лидерской позиции, на которую я вдруг осмелилась посягнуть.

Я: — Я люблю спать у окна или у стенки, подальше от двери. Знаешь, я себя там чувствую как-то защищенно. И потом, если вдруг ночью на нас нападут какие-нибудь монстры, то первой жертвой станет тот, кто ближе, — ты, а я успею убежать…

Он: — Я сам всегда сплю у окна.

Я: — Ну, может, в порядке исключения ты уступишь мне мое привычное место? Или мне придется тебя столкнуть…

Я еще не успевала договорить, как он уже одним прыжком заскакивал на кровать и устраивался на своем привычном месте, вцепившись в подушку.

Бывало, он и по — другому проявлял свои диктаторские качества.

Он: — Может, ты приедешь ко мне сейчас?

Я: — Но ведь это далеко, и у меня еще есть незаконченные дела.

Он: — Но я хочу тебя видеть!

Я: — Я не приеду, но не потому, что не хочу, а потому, что просто у меня сейчас не получается. Неужели ты считаешь, что все всегда должно быть по — твоему?

Он: — Да, я хочу, чтобы все было так, как я скажу! Но если не получается, то я все понимаю.

И я цеплялась за эти «но» и «понимаю», как за спасательный круг. Даже в бытовых мелочах чаще приходилось уступать мне.

Я: — Выключи, пожалуйста, телевизор. Спать хочется.

Он(не отрывая головы от подушки): — Но я же его не включал. Вот ты и выключай.

Я: — Ну, как хочешь, я могу и с телевизором уснуть.

Он: — Я тоже.

Я: — Хорошо, тогда эти правила пусть распространяются и на все остальное. К примеру, я приготовила обед — я его и ем.

Он: — Нет, эти правила у нас распространяются только на телевизор, ну, еще пускай на радио.

Интересно было бы почитать какой-нибудь свод законов, составленный под его началом.

И даже сидя на пассажирском сидении моего автомобиля, он безоговорочно пытался мной командовать.

Он: — Сейчас поворачивай направо!

Я: — Но я не знаю этой дороги.

Он: — Ты просто поворачивай и все! Я дальше скажу, куда ехать.

И ведь будь кто-то другой на его месте, я бы даже ухом не повела, выбрав свой маршрут. Но ведь слушаюсь, еду, следуя его указаниям, пока он невозмутимо роется в моем бардачке.

Глупо отрицать, что мне нравилось такое очаровательное мальчишество. Я не видела какой-то угрозы для себя в его руководительских замашках, хотя, безусловно, они всегда присутствовали в наших отношениях.

Игра в одни ворота без какой-либо отдачи однозначно выматывает, и со временем начинаешь ощущать потребность в глотке свежего воздуха, чтобы восполнить эмоциональные потери. И, казалось бы, когда находишь такой источник, нужно, воспользовавшись этим, зарядиться, отдохнуть и идти дальше. Для меня таким источником новых эмоций были путешествия. Ничто так не стимулировало меня к постоянным разъездам, как его равнодушие. Но и в поездках, находясь вдалеке от него, мысли предательски стремились к образу ставшего уже близким человека. И любые расстояния стирались. Я делилась с ним всем, что со мной происходило, а он нравоучительно надо мной посмеивался.