Уппалури Кришнамурти - Мысль — твой враг

В: Что вы думаете о работе, проводимой учёными в области генной инженерии?

О: Я целиком её поддерживаю, но если ей завладеет государство, то использует её, чтобы подавить в населении всякое сопротивление. Сейчас вам приходится их обучать патриотизму, отдавать честь флагу, идти на войну и применять оружие. Промывка мозгов с целью заставить людей поверить в бога или разуверить их в существовании бога, заставить их верить в демократию или в коммунизм занимает десятки лет. Но с генетикой вам вообще ничего не надо будет делать. Просто дайте препарат, и они пойдут убивать. Даже тогда вся проблема в том, чтобы убить впервые, потом убивать станет проще. Поспрашивайте убийц. Убить трудно только в первый раз, но потом вы убиваете налево и направо, как пулемёт. Даже задумываться не приходится.

Основной вопрос, которым нам надо задаться и чем надо озаботиться, это какой человек нужен нам на планете? Какого рода? Каким вы хотите чтобы человек был? Каков ваш ответ? Желаемое вами скорее может быть создано с помощью генов, чем посредством обучения людей. Видите ли, заставить человека поверить во что-то или освободить от каких-либо убеждений занимает годы. Если имеется склонность к алкоголизму, к курению, к воровству, — то гораздо проще изменить это с помощью генов, чем читая мораль или обучая. Такие способы требуют многих лет.

В: Значит, изменения могут быть произведены посредством биологического вмешательства.

О: Но когда сведения, собранные генетикой, будут переданы государству, у нас возникнет проблема. А им требуется покровительство государства для проведения исследований.

В: Возможно ли, что открытия генетики станут применяться государством?

О: Станут. Увидите, она наложат свою руку.

В: По крайней мере в некоторых областях…

О: Да повсеместно, почему только в некоторых областях? Если этого не сделаете вы, то сделает какая-нибудь другая страна.

В: Вы говорите о том, что посредством генной инженерии возможно выведение новых видов.

О: Разве существует развитие новых видов? Я сомневаюсь даже в эволюции. Дарвин завёл нас не туда. Он сказал, что приобретённые признаки не передаются от поколения к поколению. Но сейчас мы знаем, что это не так. Мы верили ему сотни лет. Сотнями лет мы также верили Фрейду, который был величайшим обманщиком.

В: Но многие годы теорию эволюции принимали.

О: Перемены сейчас происходят так быстро, что мы за ними не поспеваем. Теперь всё так сильно взаимосвязано. Что происходит здесь, происходит повсеместно. Можно видеть, что происходит здесь и что происходит в Бангладеше. С помощью современной техники связи временной фактор сведён к минимуму.

В: Но это не эволюция, это просто…

О: Да, это не эволюция. Это путь проб и ошибок. Вы совершенствуете одно и то же. Вчера я смотрел интересную передачу: «Пятидесятая годовщина телевидения». Я смотрел некоторые из тех шоу в ранние 50-е. В сравнении с сегодняшними они выглядят такими устаревшими и незрелыми.

В: Какими бы вы хотели, чтобы были люди, если бы могли…

О: Я не избран на роль духа-охранителя или…

В: Я знаю, но если бы вы могли, стали бы?..

О: Мне всё нравится именно так, как оно есть. Ничего вообще не надо с этим делать. Видите ли, я не в противоречии с миром. Он ничуть не может быть лучше. Замешательство возникает от вашего желания что-то с ним сделать. Так возникает насилие. Пока вы пользуетесь мыслью, пытаясь что-то изменить, со всей необходимостью возникает насилие. Оно вынуждено быть. Ваша попытка создать мир вызывает войну.

В: Я забыла… (смеётся)

О: Кто наделён полномочиями изменять мир?

В: Итак, вы говорите, что мы как вид направляемся к уничтожению. Есть ли вероятность, что это обнаружится?..

О: Я не пророк. Но будущее уже здесь.

В: В каком смысле?

О: В настоящем. Как оно может быть чем-то отдельным? Как я уже сказал, войной мира не создать.

В: Мне так не кажется.

О: Таким образом возможно, мы дойдём до точки, где обстоятельства вынудят нас сосуществовать с нашими противниками. Способ, котором действует живой организм, в том, что выживание каждой клетки зависит от выживания соседней с ней клетки. Есть страх того, что если я попытаюсь кого-то уничтожить, то пропаду вместе с ним. Я имею в виду, что вы будете уничтожены физически. Это вас затронет. Страх того, что при попытке уничтожить окружающих мы и сами будем уничтожены, может удержать нас вместе на какое время. Это определённо не любовь, блаженство, поклонение или религиозное мышление. Но скажите мне, с какой стати мы должны существовать вечно? Зачем, для чего?

В: Это хороший вопрос. Не знаю.

О: Почему? Почему мы задаём этот вопрос?

В: Возможно, это не продлится долго.

О: Мы по-настоящему не заинтересованы. Мы не делаем ничего, чтобы сделать его постоянным, не так ли? Мы уничтожаем природу. Мы усугубили экологические проблемы. Как думаете, что из совершаемого нам поможет? Каждого, кто высказывается против выхлопных газов, а сам продолжает водить машину, надо показательно расстрелять. Он вносит свой вклад. Не верьте этому парню! Не верьте этим экологам.

В: Потому что их это не заботит?

О: Их это вообще не заботит.

В: Кто-нибудь вообще обеспокоен сохранением экологии?

О: Никто.

В: Даже вы?

О: Я последний, кого это волнует, потому что я не хочу чем-то выделяться.

В: Это очень мрачно!

О: Это не мрачно. Как вы можете так говорить? Оно едино. И настолько же реально. Совсем не мрачно. Вы бы хотели воспользоваться модным словечком и назвать это мрачным. Посмотрите на него прямо сейчас. Он чудесен! (оба смотрят на океан) Я не пишу стихов. В следующее мгновение, когда я смотрю на вас, вы так же прекрасны, как океан. Возможно, даже более прекрасны. Видите ли, я свободен от всех этих идей о красоте, там есть что-то необычайное. Ничего не надо менять. Вещи меняются сами собой. Природа меняется: где-то произойдёт несколько извержений вулкана, а где-то случится несколько землетрясений. Мы не знаем, в чём их причина. Вы знаете, сейсмологи могут очень точно предсказать, когда и где случится землетрясение.

В: Когда мы столкнёмся с астероидом…

О: Почему нас заботит всё это? «Кто создал этот мир?», «Для чего мы живём?» Оставим всё это метафизиками и учёным.

В: Может быть, мы боимся смерти?

О: Мы боимся закончиться.

В: Да, мне не хочется заканчиваться. Вы боитесь закончиться?

О: «Здесь» нет ничего, что могло бы закончиться.

В: Возможно, этим мы отличаемся… Меня это так беспокоит.

О: Не говорите «отличаемся». Ничто не закончится, кроме того, что не желает заканчиваться. Оно стремится каким-то образом сохраниться, даже после смерти. Видите ли, ему не добиться успеха. Это не забавно, мадам, это факт.

В: Да, я понимаю.