Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

Словом, я пробыл там целый год. За все это время цыгана я видел лишь один раз. В тот день, когда цыган увел меня, мои друзья и служители остались, растерянные и недоуменные, на том острове. Собравшиеся, забрав своих больных, разъехались по своим вилоятам. Мои же служители в течение года жили там, пробавляясь свежими и сушеными фруктами, произраставшими на острове. Когда настал торжественный день цыгана, он вышел из уединения, дал мне пенал и бумагу и сказал:

— Идем со мной!

Я последовал за ним. Я вышел за садовую калитку и увидел множество людей. Когда друзья увидели меня живого и здорового вместе с цыганом, они подняли радостный крик. Цыган же улыбался. Я не знал, кто собравшиеся здесь люди и чем вызван такой восторг и возбуждение. Когда цыган закончил омовение, подошел, чтобы осмотреть больных. Он попросил у меня бумагу, я быстро протянул ее ему и, по правилам приличия, с пеналом в руках встал за его спиной. Он стал писать рецепты. Я тоже смотрел на больных и определял, чем они страдают. Цыган уже заканчивал осмотр, как вдруг увидел красивого юношу. Хотя он и блистал солнцеподобной красотой, черными волосами, но от недуга лежал без сил, в изнеможении. Глаза запали, цвет лица пожелтел. Целитель, как взглянул на него, написал рецепт, но не дал ни снадобья, ни совета и пошел дальше. Когда всех осмотрел, направился к саду, а мне велел привести того больного юношу. Я тут же исполнил его повеление, взвалил юношу на плечи и внес в сад. Цыган увел его с собой в место своего уединения и закрыл дверь. Я остался в недоумении: что он с ним будет делать?

Наконец, не выдержав, я взобрался на крышу здания. Над той комнатой на крыше было отверстие. Осторожно я заглянул внутрь и увидел, что лекарь усыпил юношу, крепко привязал к четырем кольям, с удивительным мастерством снял черепную кость и отложил ее в сторону. Поодаль горел огонь. Он сунул в пламя щипцы и нагрел их. Увидев все это, я понял, что за болезнь у юноши. В одной из книг я прочитал, что, если сороконожка вползет в ухо человека, она добирается до самого мозга, и больной от сильных головных болей день за днем теряет аппетит и силы, начинает худеть. В конце концов мозг заболевает, чернеет, и человек умирает. Выход один: необходимо со всеми предосторожностями снять черепную кость и теплыми щипцами извлечь сороконожку. Если щипцы не нагреть, сороконожка вцепляется ножками в мозговую оболочку и разрывает ее. Если же щипцы согреты больше, чем нужно, они прожигают оболочку. После извлечения сороконожки кость водворяют на место и определенными мазями и лекарствами заживляют раны. Других способов излечения нет.

В это время цыган вынул щипцы и хотел удалить сороконожку. Я знал, что он ошибается, и юноша погибнет. Поэтому не удержался и крикнул:

— Учитель, щипцы горячие!

Услышав мой голос, он поднял голову и увидел меня. Он очень разозлился, отбросил щипцы и, хлопая себя по голове и груди, распахнул дверь и ушел в глубь сада. Я спустился с крыши и вошел в комнату. К этому времени щипцы остыли, я взял их и уверенно зацепил ими сороконожку. Сороконожка под влиянием тепла втянула ножки в себя, я же извлек ее из мозга и отбросил прочь. Затем положил черепную кость на место, смазал раны снадобьями, лекарствами и мазями, приготовленными цыганом, наложил крепкую повязку и, успокоившись состоянием больного, вышел из комнаты и занялся поисками цыгана. После долгих поисков, наконец, я увидел его. Он, скрутив петлю из своих волос, повесился на дереве. Он сделал это от злости и чрезмерного фанатизма. Поводом к самоубийству послужило то, что я познал и понял, что он делает.

С большим сожалением я снял его с дерева и, выкопав яму, хотел похоронить там же. Тут в его волосах я увидел два ключа. Я вынул их и положил себе в карман, затем похоронил его, вернулся в дом и вошел в его место уединения. Я наведался к больному и, осмотрев его, успокоился. Затем направился к жилищу цыгана. Там я увидел запертую дверь. Я вставил в замок ключ, отпер дверь и вошел внутрь. Там было собрано много золота и всяких украшений. Среди всего этого я нашел шкатулку, к которой подошел второй ключ. Я открыл крышку и увидел книгу в кожаном инкрустированном переплете. Я раскрыл книгу и стал читать. В ней были описаны все лекарства, Величайшее Имя[34], указания для сорокадневного уединения для поста и молитв, методы подчинения джиннов, духов, заклинателей. Увидев все это, я завопил от радости и потерял сознание. Очнувшись, со всем усердием я стал ухаживать за тем юношей, пока не зажили его раны. Через восемь дней мы с юношей вышли из того сада. Наши друзья благословили наше выздоровление...

Отцовский везирь, купец и слуги, радостные и веселые, заготовили запасы продуктов, погрузили товары, необходимые принадлежности, золото и драгоценности, что были у цыгана, на корабль, и мы отправились в свой вилоят. Тот юноша оказался эмирским сыном, и со своими друзьями уехал в свою страну.

Когда в полном здравии мы вышли на берег, к отцу отправили гонца с радостной вестью о моем выздоровлении. Следом шли и мы сами со всем богатством. И вот добрались до места. Как только до отца дошла весть о моем выздоровлении, он велел украсить город, везде зажечь светильники, а сам с учеными и везирями вышел нам навстречу. И вот мы встретились. Я, чураясь такого сборища людей, сказал отцу:

— Я не въеду в город, буду жить в том доме в саду. Отец сказал:

— О свет моих очей! Так как ты заболел именно в том саду, я велел разрушить его.

Услышав это, я спрыгнул с лошади и, упав наземь, горько заплакал. Как ни старался отец, успокоив и уговорив, повести меня в город, я не соглашался. В конце концов, решили разбить на том месте сад и так успокоить и удовлетворить меня.

В тот же день строителям, специалистам и дехканам было дано указание и за несколько дней сад был благоустроен. Это здание, которое ты видишь, было построено с большим старанием и охотой, от всего сердца. Затем были приставлены сто человек рабов и слуг, а отец, потеряв надежду на мое исправление, с сотней сожалений и огорчений уехал в город.

Я, оставшись в уединении, сел читать книгу. Сорок дней я не притрагивался к животной и другой пище. Каждый день и каждую ночь я видел удивительные вещи и явления и переживал множество испытаний. Надеясь, что когда-нибудь подол встречи все-таки попадется мне в руки, я мужественно вел себя и ничего не страшился. На сороковую ночь вслед за молнией и ветром, рыком и громом, содроганием земли, вслед за странным, страшным шумом в воздухе появился трон. Когда он коснулся земли, я увидел на нем старца с инкрустированной короной на голове, в расшитой жемчугом одежде. Я поздоровался с ним.

Он сказал:

— О юноша! Что тебе нужно от джиннов? Довольно уже, скоро ты всех нас испепелишь. Чего ты хочешь? Скажи, чтоб я мог исполнить твое желание. Если ты вознамерился всех нас погубить, то это, конечно, твое дело.

Я сказал:

— Если поклянешься, что не будешь лгать, хитрить и строить козни, я скажу тебе свое желание.

Старец поклялся. Я сказал:

— Ты прячешь дочь. Если ты верен слову, хочу, чтобы ты исполнил мое желание: доставь ее сюда и успокой мое сердце!

Старец засмеялся и сказал:

— Это и есть твое желание? Я ответил:

— Какое желание может быть выше и дороже этого? Это честь страны, радость и поддержка моего счастья. Из-за нее я стал несчастным бродягой, испытал муки разлуки. Хочу еще раз осветить ее блеском мои горестные очи, хочу умереть, сложить голову ради ее одного единственного шага и принести в жертву ей свою душу...

Он сказал:

— Эй, юноша! Моя дочь не подходит тебе. Мы — джинны из племени темнокожих. Все мы черные и мощного телосложения.

Я ответил:

— Перестань хитрить и изворачиваться! Он же сказал:

— Условие таково: повидаешь ее и перестанешь нас терзать. Я ответил:

— Да, конечно, так и будет.

Джинны исчезли и тут же явились с троном. Я взглянул и увидел сидевшего на нем дитя-ифрита[35], описать которого не в состоянии язык. Что-то черное, безобразное, странное, утопающее в жемчугах- и драгоценностях. Увидев его, я сказал старцу:

— Эй, жестокосердый старик! Это еще что за коварство? Как позволило тебе сердце обратить тот образ в такое существо? А еще поклялся, что не будешь хитрить...

Он вновь стал клясться:

— Это и есть моя дочь, и внешность ее и в самом деле такая. Я понял, что говорит он правду. Я опять заставил его поклясться и потребовал сказать о предмете моего желания.

Он сказал:

— Это — царевна Уммона. Если сможешь их покорить, возможно, и заполучишь ее. Но, юноша, если сказать правду, будет лучше, если откажешься от своего намерения. Я думаю, что кроме горя и неприятностей это дело ничего не принесет... Разве могут сдружиться вода и огонь.

Долго он уговаривал и наставлял меня. Но это на меня не подействовало.

Когда влюбленный слушался совета людского?

Я дал слово больше не мучить их и отпустил его. Вновь я взялся за книгу в надежде подчинить себе джиннов Уммона. В последнюю ночь я почувствовал, что веяние спокойствия коснулось моей души. Оглянулся вокруг и увидел, что по одному появляются высокопоставленные джинны того вилоята. И вот появился и опустился на землю отец красавицы, восседающий на инкрустированном троне. После приветствий и выражения покорности он сказал: