Сергей ГОРОДНИКОВ - ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ РУССКОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Все это мы увидим позже и в США, и в Италии, и в Германии, и в Японии. То есть об этом можно говорить, как о неизбежной закономерности развития буржуазной революции, которая в какой-то момент невозможна без перерастания в революцию национальную, авторитарно подавляющую диктатуру коммерческого политического интереса, заменяя ее диктатурой промышленного политического интереса. А потому через подобное неотвратимо пройдем и мы.

Экономический и общественно-политический кризис в середине прошлого века в США был в своей основе следствием морального кризиса торгово-спекулятивной и финансово-ростовщической элиты, которая доминировала в среде буржуазного класса страны со времени получения независимости от Британской империи. Уникальная для прошловековой истории этой страны диктатура А. Линкольна потому и стала возможной, что это была по сути диктатура набиравшего силу промышленного интереса, который не мог дальше развиваться без кумулятивного удара по всем путам, мешавшим окончательному становлению общеамериканского буржуазного общественного сознания. Гражданская война Северных штатов с Конфедерацией полуфеодального Юга стала лишь следствием установления диктатуры промышленного интереса. Промышленной буржуазии, быстро набиравшей экономическую и политическую силу в Северных штатах восточного побережья, в ее задаче индустриализации огромной страны потребовалось новое качество внутригосударственного порядка, общественного буржуазного порядка в сложившихся традициях широких свобод. Такой порядок оказался возможным лишь с уничтожением пережитков рабовладения и феодализма, а так же с уничтожением всех форм дикости и отсталости среди индейских племен, которые мешали развитию транспортной инфраструктуры, отвлекали человеческие и материальные ресурсы от собственно индустриализации на борьбу с индейцами или за контроль над ними. По этой причине с победой над рабовладельческим и полуфеодальным Югом государственная машина и после гибели Линкольна пролонгировала гражданскую войну, начав тотальный террор против индейцев, окончательно и бесповоротно снимая индейский вопрос с ранга проблемы внутренней политики, как проблемы постоянной и разрушительной угрозы складывавшемуся рынку товаропроизводителей.

Именно с Линкольна начался этап становления американского национального самосознания, воспитания молодежи в духе белого расового национализма, воспитания в духе гордости национальным флагом, своей страной, государственными символами. До Линкольна был смешанный из разных европейских этносов американский народ. После Линкольна этот народ стал преобразовываться в нацию, в национальное буржуазное общество. Это явилось политическим основанием и главной предпосылкой последовавшего бурного промышленного развития всей страны, создания мифов о динамизме и энергии американской нации, ее изменяющей форму мира предприимчивости.

Диктатура Линкольна де факто стала завершением буржуазной революции в Соединенных штатах Америки, породив в то же время революцию национальную.

У США знамя страны, которая стала мировым центром антагонистической борьбы между коммерческим и промышленным интересами за власть, за революционное развитие буржуазно-капиталистических преобразований, приняла Италия. Она вернула в Западную Европу политический динамизм, в Италии пробудилась интеллектуальная энергия буржуазии, её воля к действию по принципиальному переустройству общества, социологизации общественных отношений и изменению мира под новые исторические задачи, которым потребовалось новое качество буржуазного государства.

К началу XX столетия Италия подошла с хроническим политическим кризисом феодально-бюрократической диктатуры воинствующе светского государства. Премьер-министр Джолитти, используя свой огромный авторитет самого яркого и умного политического деятеля режима, начал осторожно, однако и неизменно проводить реформы по демократизации общественной и политической жизни страны. В конечном счете, как и на наших глазах случилось с Горбачевым, проведенные реформы стоили Джолитти политической карьеры. Но остановить буржуазно-демократические преобразования государства уже было невозможно. Эти реформы привели страну сначала к бурной буржуазной переоценке всех мировоззренческих ценностей, к политическому наступлению буржуазии и к ее революционному прорыву к власти, затем фактически к последнему этапу буржуазной революции, которая завершилась, когда вызрели условия для революции национальной.

Для ясности понимания особенностей событий в Италии следует подчеркнуть, что страну во второй половине девятнадцатого столетия объединила и создала ее институты государственной жизни испытавшая сильное влияние либеральных идей феодальная элита. Она объединила Италию сверху, опираясь на поддержку нарождавшейся буржуазии, навязав государственное единство развивающимся сотни лет вполне самостоятельно королевствам, герцогствам, княжествам со своими диалектами, культурами, традициями. Только двадцать процентов населения могли изъясняться на языке, который сейчас является национальным итальянским. Естественно, что процессы демократизации после реформ Джолитти привели к взрыву страстей сепаратизма, автономизма, восстановления прав коренных диалектов и традиций в местном самоуправлении, к диким проявлениям феодального местничества, так знакомым нам по собственному опыту последних лет.

Экономика разваливалась, трения, в особенности по линии промышленный Север и крестьянский отсталый, но с высокой рождаемостью Юг, накалились до взрывоопасной отметки, что вело к сбоям поставок сырья с Юга на Север и изделий промышленного производства с Севера на Юг. Взрыв спекуляции, падение морали, нравственности, политический хаос и бандитизм сопровождали падение промышленного производства. Однако король остался на троне, подчинился принятой парламентом Конституции, и это смягчило разрушение государственного сознания, государственной машины, служило определенным фактором стабилизации. Тем не менее, характерные черты развития процессов буржуазной революции проявились впечатляюще наглядно. Торгово-спекулятивный, финансово-ростовщический интересы быстро набирали мощные капиталы и рвались к влиянию на власть, вовлекая ее в свои операции и широко используя подкуп бюрократии и чиновничества. Промышленность, наука, культура влачили жалкое существование, инфляция едва сдерживалась на грани гиперинфляции, и обнищание, смятение мыслей, безволие духа царили повсюду и повсеместно.