Дмитрий Красько - Исчезнувший

— Я, Мишок, сегодня в «Колизее» отдыхал.

Сказано было таким тоном, что я слегка подрастерялся. Было непонятно, как следует реагировать на это признание. То ли хлопнуть коллегу по плечу и восхищенно заорать: «Браво, Валерка! Ну, ты, брат, даешь!». То ли презрительно сплюнуть в его сторону и обронить через губу нечто вроде следующего: «Да как ты мог, хуцпан позорный, в такое место зарулить? Ты же весь наш таксопарк позором покрыл!». Хотя — что может быть хорошего или плохого в том, что человек сходил в «Колизей»? Нормальный ночной клуб с полным набором радостей жизни — ресторан, бар, казино, бильярдная. Для простых работяг типа меня или Четырехглазого, конечно, дороговато, но раз в полгода и мы могли себе позволить такую роскошь. Правда, Четыре Глаза — человек до неприличия семейный, так что ему подобное удовольствие по всем законам логики должно перепадать реже. Но он ведь тоже человек, да?!

— С Любавой отдыхал? — уточнил я.

— Нет, — насупился он. — Я Любаву с пацанами на две недели к теще отправил.

— Ясно. Решил себе холостяцкую вечеринку устроить?

— Что-то вроде того, — он еще больше насупился. Словно я уже начал вершить над ним товарищеский суд с непременным вынесением порицания за аморалку. А ведь я и в мыслях ничего подобного не держал, вполне понимая его со своей мужской колокольни. Очень впечатлительный молодой человек — Валерка Четыре Глаза. Наверное, даже пеленки во младенчестве пачкать стеснялся. Но ведь пачкал, да? Жизнь — она такая. — Что я — не могу, что ли, от семьи отдохнуть? Имею право.

— Конечно, — я поспешил успокоить его. — Безусловно. Я даже больше скажу — всенепременно. Ты только давай, ближе к телу, а то я до конца истории не доживу. Что с тобой там приключилось?

— Я, Мишок, никого не трогал, — зачем-то сразу предупредил он. — Я не буянил даже. Я вообще трезвый был — всего сто граммов принять успел.

Ну да. Знаю я, как он умеет сто граммов принимать. Организм у него к переработке алкоголя не приспособлен, вот что. Ферментов нужных не вырабатывает. Так что порой ему и ста граммов за глаза хватает. Но то, что буйным при этом он никогда не бывал — факт. Не тот склад характера. Поэтому я на всякий случай кивнул, давая понять, что верю ему и он может продолжать.

— Я, Мишок, девицу там подклеил. Ну, высший класс — все при ней. А что — смотрю, сидит, скучает. Пригласил потанцевать. Потом еще раз. Потом в третий раз пригласил, а тут меня местная охрана схватила, в угол зажала и полную запазуху напихала. Ур-роды! — он огорченно шмыгнул носом. — А главное, Мишок — они у меня бумажник забрали. А там деньги и документы. Куда я без документов? Меня ведь теперь никто и на линию не выпустит.

— Плохо, — посочувствовал я. — А что та шикса?

— А я откуда знаю? Пока это бычье меня буцкало, она куда-то испарилась.

— Так может, она не при чем? Может, ты там между делом стулья ломал? Клиентам в тарелки плевал? А может, танец живота сбацать попытался, а людям техника исполнения не понравилась?

— Да говорю же — трезвый я был! Еще эти козлы мне все время приговаривали — не лезь, козел, в чужой огород, типа, девушка занята и все такое. Короче, Мишок, вломили мне однозначно за нее. Да хрен с ней! Вломили — и вломили. Что, в первый раз, что ли? А вот как мне без документов быть?

— Дело твое — труба, — сообщил я, хотя, подозреваю, он и сам догадывался об этом. — Надо ехать, твои документы вытаскивать.

— Вдвоем? — Четыре Глаза с тревогой посмотрел на меня. И я прекрасно понял его состояние. Он, в конце концов, не был идеальной машиной для убийства, а был простой книгочей и буквоед. Иными словами, если мы поедем за документами вдвоем, это будет равносильно тому, как если бы я поехал туда один. Хотя я тоже далеко не идеальная машина для убийства. Но у меня и в армии специализация серьезная была, да и после я не давал себе расслабиться. Вернее, это жизнь все время подсовывала мне какие-нибудь забавные хипеши, держа в постоянном тонусе. Короче, исходя из этого, таки можно сказать, что по сравнению с Четырехглазым я таки был Идеальной Машиной. Ну, почти. Однако я себя с ним не сравнивал. Я свои шансы оценивал трезво — особенно когда был трезв. Поэтому сказал:

— Мне нравится ход твоих мыслей. Ты, пока сюда бежал, никого из наших не видел?

— Если бы видел, я бы пешком не бежал, — он грустно мотнул головой. — Только Рамс у «Колизея» торчал, но я к нему подходить не стал.

— Правильно, — кивнул я. — С ним на разборку ездить — только несварение желудка зарабатывать. Опять будет по-грузински ругаться, а потом ему дадут по голове или в третий раз челюсть сломают. Придется ехать вдвоем.

Мне не очень улыбалась такая перспектива. Четыре Глаза, судя по всему, тоже был от нее не в восторге. И он предложил:

— Слушай, Мишок, это глупо. Может, поищем кого-нибудь?

— Ты простудился, Четыре Глаза. Где мы сейчас кого-нибудь найдем? Половина наших в такую погоду вообще по любовницам разъехалась. Лежат сейчас в теплых постельках, кости греют. А другая половина кофе лошадиными дозами хлещет в каких-нибудь тошниловках, где их сам Макарец днем с огнем не найдет. А за остальными — что, по всему городу гоняться?

— Ы-ых! — вздохнул Четыре Глаза. — И что делать?

Хороший вопрос. На него еще, помнится, Чернышевский пытался ответить. Помер, а ответа так и не нашел. Я помирать пока не собирался, тем более, что я был далеко не Чернышевский. Я был совсем даже Мешковский. Поэтому хлопнул ладошкой по баранке и повторил:

— Ехать вдвоем.

— Но это глупо, — Четырехглазый тоже не стал искать новых вариантов.

— Задолбал! — разозлился я. — Тогда живи без ксивы. Я тебя что — как девочку уламывать должен, натурально?

— Да ладно тебе, Мишок, — струсил он. — Вдвоем — так вдвоем.

И чего, спрашивается, ломался? Как будто это ему там придется с нехорошими шлимазлами терки тереть!

Езды от вокзала до «Колизея» по безлюдным улицам было всего ничего — минут пять неполных. Будь клуб подальше, и Четыре Глаза себе точно чего-нибудь, да отморозил бы.

Я остановился напротив и осмотрел здание. Для определения нашлось только одно слово — типичное. Трехэтажное, в одних сплошных огромных окнах. Окна, правда, были задернуты плотными темными шторами, прятавшими свет и, возможно, слегка глушившими доносящийся изнутри грохот музыки и прочие шумы буйствующей публики (хотя в звукоизоляционных свойствах штор я сильно сомневался). Зато снаружи фасад был весь в светящихся гирляндах и весело подрагивал от происходящего внутри. С учетом того, что снег множил сияние, смотреть было не то, чтобы больно, но слепило изрядно.

На стоянке перед «Колизеем» все было забито машинами. Веселье близилось к финалу, но только близилось. Может, кто-то уже и отправился по домам, но основная масса только привыкала к этой мысли. Так что выискивать на парковке свободное место с целью втиснуть туда такси я даже не стал — лишняя трата времени. Да и, случись что, ноги будет делать неудобственно. Пока преодолеешь все эти виражи-повороты, тебя десять раз догонят и лобовуху выбьют. А может, чего и посерьезнее.

Поэтому я посмотрел на Четыре Глаза и сказал:

— Ну что, друг? Беги, вызывай своих обидчиков.

— Я?! — он округлил глаза.

— Нет, блин! Дедушку Мороза кликнем!

— Мишок, я того… Не по себе мне как-то…

— Не по тебе ему, — проворчал я. — Как в хипеши влипать — так в самый раз, а тут застеснялся. Беги, потому что кроме тебя некому. Я там никого не знаю. Да и не пустят в таком виде.

Четыре Глаза осмотрел меня с ног до головы и вынужден был согласиться. А куда деваться, если одет я был и в самом деле не очень презентабельно — потертый, домашней вязки свитер, хоть и теплый, но с вытянувшимися до безобразия локтями, на ногах — кеды образца того года, когда наши в первый раз на Олимпиаде выступали. Они, кстати, казались единственной более-менее приличной вещью в моем нынешнем гардеробе, однако даже их я эксплуатировал далеко не первый год. Короче, в таком виде я бы за своего в психлечебнице сошел, или на тусовке бомжей, но никак не в ночном клубе. И Четыре Глаза тяжело вздохнул.

— Да. Тебя туда не пустят. — Потом подумал и добавил: — Давай полтинник.

— Какие дела?! — Я вытаращился на него. — Что я еще могу для тебя сделать? Трусы на портянки порвать?

— Я портянок не ношу! — огрызнулся коллега. — А там вход платный.

В этом смысле он был прав, а потому я достал прямо из кормушки деньги и протянул ему:

— Держи. И не хипешуй там. Просто выведи их на улицу — разбираться здесь будем.

Он кивнул и выбрался из машины. Я проводил его взглядом — признаться, тяжеловатым — и занялся приготовлениями к разборкам. Что, впрочем, много времени не отняло — просто вынул из-под сиденья монтировку и засунул ее в рукав свитера. Типа, замаскировал. После чего тоже покинул салон и попытался заценить обстановку.