Роберт Крейс - В погоне за ангелом

— Нам говорили, что с вами бывает трудно разговаривать, — покачала головой Джиллиан.

— Они должны были сказать, что, когда меня толкают, я всегда даю сдачи, — пожав плечами, ответил я. — А еще они должны были сказать, что когда я что-то делаю, то делаю это так, как считаю нужным. — И, посмотрев на Брэдли, добавил: — Чек позволяет взять внаем. Он не позволяет купить.

Брэдли Уоррен уставился на меня так, словно я только что сошел с «Энтерпрайз».[4] Он замер на месте и стоял не шевелясь. Джиллиан Беккер тоже. Затем у Брэдли начало дергаться левое веко, и он сказал:

— Джиллиан.

— Мистер Коул, нам нужно найти «Хагакурэ», и мы хотим, чтобы это сделали вы, — заявила Джиллиан Беккер. — Если мы вас нечаянно оскорбили, то приносим вам свои извинения.

«Мы».

— Вы нам поможете?

Косметики у нее на лице было ровно столько, сколько нужно. Правое запястье украшала изящная золотая цепочка, свидетельствовавшая о хорошем вкусе. Она была умной и привлекательной, и мне даже интересно, сколько раз ей уже приходилось за него извиняться и как она себя при этом чувствует.

Я одарил ее улыбкой в стиле Джека Николсона и медленно-медленно занял свое место за столом.

— Ради вас, малышка, я готов на все.

«Ну как?»

Лицо Брэдли Уоррена пошло пятнами, а веко стало подергиваться как сумасшедшее. Он резко взмахнул рукой и сказал:

— Выпиши ему чек, но сумму не проставляй. Жду тебя в лимузине.

И ушел, даже не поглядев на меня и не подав мне руки. Когда он скрылся за дверью, я проговорил:

— Ну и ну. И это называется Человек месяца.

Джиллиан Беккер, сделав глубокий вдох, села в одно из кресел и открыла портфель от «Гуччи». Достав корпоративную чековую книжку, она начала писать и одновременно объяснять мне поведение Брэдли Уоррена.

— Понимаете, мистер Коул, Брэдли находится сейчас в жутком напряжении. Мы летим в Киото, чтобы сообщить семье Таширо о том, что случилось. Это будет очень непросто и очень неприятно.

— Извините, — сказал я. — Может быть, мне следовало проявить больше чуткости.

Она бросила на меня ледяной взгляд.

— Очень может быть.

«Да, с юмором у нее плоховато».

Пару минут спустя она положила мне на стол чек и каталожную карточку три на пять. Я не стал смотреть на чек. Она сказала:

— На карточке домашний и рабочий адреса Брэдли и номера телефонов. И мои тоже. По всем вопросам, касающимся этого дела, вы можете звонить мне в любое время дня и ночи.

— Договорились.

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Доступ в дом. Хочу посмотреть, где лежала книга, и поговорить со всеми, кто знал, что она там была. Если есть фотография или описание манускрипта, они мне тоже понадобятся.

— Здесь вам поможет жена Брэдли. У него дома.

— Как ее зовут?

— Шейла. С ними еще живут их дочь Мими и две экономки. Я позвоню Шейле и предупрежу, что вы заедете.

— Прекрасно.

— Прекрасно.

Мы с ней отлично поладили.

Джиллиан Беккер закрыла портфель от «Гуччи», щелкнула замком и направилась к двери. Может быть, она не всегда была такой серьезной. Может быть, такой ее сделала работа на Брэдли Уоррена.

— У вас отлично получается, — сказал я.

— Что? — оглянулась она.

— Ваша походка.

Она снова наградила меня холодным взглядом.

— У нас с вами, мистер Коул, деловые отношения. Пусть они таковыми и остаются.

— Ясное дело.

Она открыла дверь.

— И еще одно.

Она снова ко мне повернулась.

— Вы всегда так хорошо выглядите или сегодня особый случай?

Она несколько мгновений стояла не шевелясь, а потом тряхнула головой:

— Ну вы и фрукт!

Я изобразил пальцами пистолет, наставил на нее и выдал очередную порцию Джека Николсона:

— Надеюсь, он хорошо вам платит.

Она вышла, хлопнув дверью.

Когда дверь закрылась, я посмотрел на чек. Пустой. Она не поставила даты. Например, 1889 год или 1 апреля. Он был подписан Брэдли Уорреном, и, как мне показалось, самыми обычными чернилами, не симпатическими. Впрочем, может быть, детектив получше меня и разобрался бы с чернилами. Но я, так и быть, рискну. Сукин сын! Вот он, мой шанс. Я мог бы срубить с него сто тысяч долларов — и продешевить. Может, вписать единицу, а рядом поставить столько нулей, сколько поместится. И внизу красивый автограф: Элвис Коул, яхтсмен.

Я сложил чек пополам, убрал в бумажник и достал из правого ящика стола «дэн-вессон» тридцать восьмого калибра в подплечной кобуре. Затем натянул на себя белый хлопчатобумажный пиджак, чтобы ее прикрыть. И отправился к своей машине. У меня ярко-желтый «корвет» 1966 года с откидным верхом. Выглядит он просто шикарно. Может быть, в белом пиджаке, в кармане которого лежит чек с непроставленной суммой, да еще в таком роскошном автомобиле я сойду за Дональда Трампа.

Я вырулил на Санта-Монику и покатил на запад через Беверли-Хиллз, по верхней границе Сенчери-Сити, затем на север по Беверли-Глен мимо рядов пальм и оштукатуренных многоквартирных домов и стройплощадок, принадлежащих иранцам. В конце июня Лос-Анджелес бывает ослепительно ярким. Инверсионный слой прижимает смог к земле, небо становится белым, а солнце отражается от вывесок и навесов, огромных зданий с миллионами окон, от решеток и многих миль хромированных бамперов. Мне то и дело попадались обвешанные покупками женщины в больших шляпах, полуголые ребятишки на скейтбордах, спешащие в Вествуд, строительные рабочие, терзающие мостовые, мексиканки на автобусных остановках — и все поголовно в темных очках. Ну прямо рекламный ролик «Рэй-Бэн».

Я катил по Беверли-Глен, мимо поля для гольфа «Лос-Анджелес кантри клаб», пока не добрался до бульвара Сансет, затем повернул направо и сразу налево, в Холмби-Хиллз. Холмби — это маленькая, но более дорогая версия самой лучшей части Беверли-Хиллз. Это респектабельный, элегантный район, с широкими чистыми мостовыми, ухоженными тротуарами и просторными домами, прячущимися за живыми изгородями и каменными оградами с коваными воротами. Одни дома расположены совсем близко к проезжей части, другие — подальше, а некоторые и вовсе не видны.

Около дома Уорренов был припаркован светло-голубой «тандерберд»[5] с надписью «ОХРАННОЕ АГЕНТСТВО ТИТАН» на боку. Охранник, сидевший в машине, увидел, что я сбросил скорость, и выбрался наружу. Уже к пятидесяти, крупный, в коричневом костюме от «Сирс». Сильно помятом. Похоже, в свое время он пару раз схлопотал по переносице, но это было очень давно. Я свернул на подъездную дорожку и предъявил ему свою лицензию.

— Коул. Меня ждут.

Проверив лицензию, он кивнул и прислонился к двери.

— Она прислала ребенка предупредить, что вы едете. Я Хэтчер.

Руки он мне не подал.

— Кто-нибудь уже пытался взять дом штурмом? — поинтересовался я.

Он посмотрел в сторону дома и покачал головой.

— Дерьмо. Я здесь сижу с тех пор, как к ним залезли, и ничего такого не видел, — сказал он и, подмигнув, добавил: — И уж точно ничего похожего на то, о чем ты спрашиваешь.

— Слушай, ты на что-то намекаешь или тебе соринка попала в глаз? — спросил я.

— Полагаю, тебе не впервой, — фыркнул он.

— Ага.

Он снова фыркнул и забрался обратно в машину:

— Сам увидишь.

Брэдли Уоррен жил в особняке, построенном в нормандском стиле, размером с Канзас. Огромный испанский дуб, росший в центре двора, отбрасывал кружевную тень на нормандскую остроконечную крышу, львиный зев — думаю, его там было три или четыре тысячи штук — теснился на клумбах вдоль подъездной дорожки и по периметру дома. Перед входной дверью, утопленной в широкой нише, было что-то вроде высокого крыльца. Других дверей я не увидел, а эта поражала воображение своими размерами: девять футов высотой и четыре шириной. Хэтчер наблюдал за мной из своего «тандерберда». Мне пришлось позвонить еще два раза, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла женщина в белом теннисном костюме. В руке она держала высокий стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Вы детектив?

— Обычно я ношу охотничью шляпу, но как раз сегодня сдал ее в химчистку, — ответил я.

Она громко рассмеялась и протянула мне руку:

— Шейла Уоррен. А вы, оказывается, красавчик!

До полудня еще двадцать минут, а она уже набралась.

Я оглянулся на Хэтчера. Он ухмылялся.

Шейле Уоррен было лет сорок. Загорелая кожа, острый нос, ярко-голубые глаза и каштановые волосы. На лице глубокие морщины. Такие всегда появляются, когда много играешь в теннис или гольф или вообще проводишь время на солнце. Волосы она собрала в хвост, перевязанный белой лентой. В белом теннисном костюме она смотрелась очень даже неплохо, но все же не слишком спортивной. Наверное, больше слонялась, чем играла.

Она распахнула дверь и, махнув стаканом, показала мне, чтобы я входил. На дне звякнули кусочки льда.