Вячеслав Денисов - Таможня дает добро

А он, Бабинов, в тот момент, когда его сдаст Пырь, передаст Самокату весь общак в виде исходной суммы — «лимон» баксов. Мол, я ваши законы уважаю и на предложение этих сук — Пыря и Ника — не повелся. Вот ваши деньги. Само собой, что потом спокойной жизни не будет, начнутся выяснения обстоятельств, «разводки» и прочая белиберда, но это будет стоить заработанных денег. Тем более что он со Старым ждали этого дня целых десять лет…

Есть еще трое помощников, которые сейчас наверняка изводят своим нытьем Старого. Но двадцать штук каждому — не деньги. Одному из них, кажется, Старый обещал вместо денег героин, но обещать можно все, что угодно. Пусть парнишка на стороне «дурь» приобретает! А им со Старым еще «палева» по двести двадцать восьмой не хватало… Парнишка «сдуется» перед мусорами в случае поимки — вот и пошла цепочка. А без героина менты «слотошат» — пусть чешет что угодно. Поверить ему, может, и поверят, но как проверить? Проверить невозможно. Кроме слов, ничего нет. Только слюни. А для следствия слюней маловато. В сторону Бабинова этот дым гнать вдвойне глупо. Он в курсе поставки героина, так как владел информацией от Эберса. А кто его смерти желал — он понятия не имеет. Значит, кому-то это было нужно.

Точка. И хватит об этом.

Бабинов уже устал от самого себя — настолько сильной была привычка прорабатывать в голове каждую мелочь, любую незначительную деталь, которая могла бы в дальнейшем поломать весь ход комбинации.

Но усталость эта была приятной, расслабляющей. Как усталость после занятий в атлетическом зале, когда убеждаешься в том, что твои мышцы крепнут день ото дня.

Было еще светло, и дорога к дачам казалась не такой утомительной, как в темноте. Он выжимал из «сурфа» все его лошадиные силы и с удовольствием слушал шум отрегулированного двигателя. Он вез в багажнике шестьдесят тысяч долларов. Он расплатится сегодня с помощниками — бывшими подчиненными, «срочниками» в/ч 3670 начала 90-х, и те разъедутся по домам — поселкам близ Душанбе… Они попрощаются в надежде никогда больше не увидеться вновь.

Он въехал на территорию дач ровно в половине девятого.

— Ты что так рано, командир? — сквозь зубы съерничал Макс. — А мы в баньку с девками еще хотели сходить. А то ведь делать один хер нечего, тем более что в комнате не валяются пять пакетов с наркотой и мы не в розыске за Интерполом.

— Много текста, — отрезал Бабинов. — Я тоже, между прочим, не ваньку валяю. Где Старый?

— В комнате, с грузом… — нехотя ответил второй.

Трое боевиков сидели на первом этаже дома. На столе перед ними стояла дюжина пустых пивных бутылок и до отказа наполненная пепельница. Среди узнаваемых окурков облегченного «Мальборо» уродливо торчали три папиросные гильзы со стянутой пленкой.

Бабинов потянул носом воздух в комнате.

— А до «ширева» еще не додумались?

— Да ладно, командир, с «косяка» все равно не «раскумаришься…

— Тут не одним пахнет.

— Тебя здесь ждать — не мед, — уже спокойно возразил Макс. — Менты нагрянут — через эти ограды хер перескочишь. Стресс как-то надо снимать или нет?

— В присядку пройдись.

«И зачем Старый оставил их здесь одних?» — подумал Бабинов, поднимаясь на второй этаж.

Старый сидел напротив телевизора, глубоко утонув в кожаном кресле, и смотрел «Новости». В Москву прибыла делегация японских предпринимателей, и это так занимало Старого, что он даже не повернулся в сторону майора.

— Ты деньги им привез? — лишь спросил он.

— Привез. Что, устал?

— А с приморцами вопрос решил?

— Решил. Завтра будут здесь.

— С деньгами?

— Да что с тобой происходит?! — удивился Бабинов.

Вместо ответа тот, кого называли Старым, встал и, глубоко вздохнув, уставился на партнера.

— Мы не выберемся отсюда, — спустя некоторое время произнес он. — Я знаю — не выберемся.

Бабинов испугался. Еще минуту назад его обуревала радость за удачный ход запланированного дела. Но это было минуту назад. Сейчас он с ужасом смотрел в глаза Старого и чувствовал, как с лица сбегает здоровая краска. В глазах собеседника была пустота. Это был не тот уверенный в себе еще молодой человек, а придавленный жизнью старик. Старый…

— Возьми себя в руки, — попытался успокоить скорее себя, чем друга Бабинов. — Дело уже сделано, все позади, старик! Сейчас все в наших руках.

Тот усмехнулся:

— Может быть. А возможно, все только начинается…

Бабинов прошел к журнальному столику и поискал глазами бутылку. Обычно здесь всегда стояла бутылка коньяка. Помог Старый.

— Коньяк ищешь? Не ищи. Я его выпил. Вон там, в шкафу, возьми. Там еще есть одна…

Майор с изумлением покосился на подельника.

— Спросишь, как я разрешил этим чуханам «махорку» курить? А мне все равно! Пусть курят. Я пью, а они — курят…

Сейчас уже было видно, что он захмелел. Бабинов решил не волновать море и дождаться утра. Его рабочий день закончен, а впереди три выходных дня. Это он отметил даже в своем ежедневнике еще несколько дней назад. А вообще, ежедневник — совершенно ненужная вещь. Лишняя информация для тех, кто любит совать нос в чужие дела… Если что-то запланировал всерьез, а не ради понта, ты и так этого не забудешь!

Коньяк на самом деле был восхитителен и пился легко. За разговором опустело еще две бутылки. А в перерывах между рюмками, накрытыми лимонными дольками, Бабинов несколько раз спускался проверить бывших подчиненных, продолжавших нести охранную службу внутри охраняемого и без их помощи комплекса. Частные охранники то и дело прохаживались мимо, всем своим видом демонстрируя неприступность. Им и в голову не приходило то, что эти трое и еще один, который оставался наверху и даже не показывался на улицу, могли перебить все их предприятие за полминуты. Но сейчас троим, спокойным на первый взгляд молодым людям было не до локальных конфликтов. Они выполняли роль сторожей при необычном грузе — двадцати восьми килограммах белого смертоносного порошка…

Евгений посмотрел на спящую девушку. Она сидела на сиденье, повернув к нему голову. Черные, уложенные ранее в изящную прическу волосы сейчас сбились и спадали ей на лицо. Слегка приоткрытый рот, беззащитное выражение лица и подрагивающая во сне рука выглядели настолько по-домашнему и нелепо в этой обстановке, что Краев улыбнулся. Осторожно подтянув к себе с задней седушки куртку, он накрыл ею Амалию и, стараясь не издать ни звука, выбрался на улицу. Прохлада ночи приятно разлилась по всему телу, забираясь под складки одежды.

Этот день никак не мог закончиться. Казалось, он будет длиться вечно. За этот короткий отрезок времени случилось столько, чего должно было хватить на год. Краев понимал, что бы он ни придумал, чего бы ни совершил, случившегося уже никогда не исправить. Но если бы на поиск убийцы Эберса потребовалось истратить остаток жизни, он бы сделал это не задумываясь. Им двигала не месть, а чувство необходимости завершить начатое. Человек, убивший его друга, должен ответить за это, но судить его и выносить ему приговор Краев не мог. Он не плодил праведников, а потому не должен был и карать злодеев. Его призванием было искать и находить. Не старайся быть богом, и тебя никто не сгонит с Олимпа. Скольких подонков ты так еще и не нашел, Краев? Разве ты — бог?.. А эта девчонка, спящая в машине, разве она с тобой затем, чтобы ты вернул ей Эберса? Нет. Она тоже знает, что ты — не бог. Она просто верит в твою силу и в то, что ты найдешь убийцу быстрее, чем тот успеет замолить свои грехи.

Час назад Амалия отдала Евгению свой мобильный телефон. Точнее, не свой, а таможенный. Начальник отдела Самойлов в отпуске, его заместителя Эберса нет в живых. Березина осталась за старшего, и ей, как по наследству, достался телефон. Девушка забрала его сегодня днем, и теперь Краев чувствовал хрупкий пластиковый корпус через тонкую ткань джинсовой рубашки. Все необходимые разговоры по нему были уже завершены. Последний звонок?..

Он его сделает попозже…

Женя неслышно пробрался сквозь кусты шиповника к ограде обкомовских дач и прислушался. Где-то рядом, в одном из домов, звучала музыка и были различимы выкрики гуляющих людей. Чтобы меньше времени находиться на глазах охраны внутри территории, Краев еще засветло обошел кругом городок в поисках дома номер восемь. Он стоял почти рядом с оградой, поэтому если повезет, то удастся сразу проникнуть в дом, не «отсвечивая» перед охранниками. Странно, но он не испытывал того чувства, которое неизменно приходит, когда не уверен в правоте выбора. Это чувство называется желанием перейти к отработке другой версии, оставив предыдущую как маловероятную. А если выражаться проще, то это не что иное, как желание спасовать и приступить к поискам менее трудных вариантов. Но Краев упорно хотел попасть в этот дом, чтобы убедиться в ошибке собственными глазами. Порой, чтобы понять, что ты не прав, нужно добиться своего…