Кирилл Казанцев - Предатель рядом

— А между тем Игорь полтора года копил деньги на дубленку… — задумчиво выдавил из себя Копаев. И вдруг встрепенулся: — Алексей Алексеевич, вы — видели?.. А где вы видели это украшение?

Быков устало облокотился на стол.

— Антон, Игорь Эберс работал в таможне, а его дядя… Он заместитель начальника Таможенного комитета.

— Вот как? — удивился Копаев. — Игорь никогда об этом ничего не говорил.

— А зачем? Никто не знает об их родстве. Люди, бывает, многое не говорят. Зачем им афишировать неслужебные отношения?

Антон через силу улыбнулся.

— Я тебя вот зачем попросил приехать, Копаев… — Очки начальника снова заняли положенное место на носу. — Я понимаю, что Эберс был твоим товарищем, но… Займись этим делом без чувств. Помимо того что начальник таможни был дядей Эберса, он еще и мой хороший друг. Своих толковых сыскарей у него нет, поэтому он и обратился ко мне за помощью. Ты понял?

— А смысл, Алексей Алексеевич? Дело уже в следственном комитете, прокуратура контролирует.

— В том-то и дело, что дело в следственном комитете…

— Это как-то связано с коррупцией в таможне или даже в нашем ведомстве?

— Вот и разберешься. Я согласовал участие в деле с начальником. Таможня напрямую работает с полицией, а люди умеют договариваться друг с другом. Не всегда это ведет к хорошему.

Быков никогда ничего не предполагал вслух просто так. Копаев это знал.

— Только помни, что очень скоро могут начать обрабатывать твои же коллеги из УСБ таможни и ГУВД. Ты меня хорошо понял? — И Быков внимательно посмотрел Антону в глаза. — Не надо светиться. Ты кто?

— Менеджер в строительной компании «Екатеринбургстрой».

— Вот именно.

— Я все понял.

— Если бы я сомневался в этом, я бы тебе это не поручил.

— Я понял. Можете быть спокойны.

— Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что тебя сейчас могут начать «водить»? Не лезь в эту хату, Антон. Поверь старому волку… Обещаешь?

Неопределенно помотав головой, Копаев привстал со стула.

— Вот и ладно, — согласился полковник, суетливо выдвигая ящики стола. — Давай, иди работай. Куда я ежедневник засунул?..

Улыбаясь одними губами, Антон вышел из квартиры. Быков любил конкретику, и если бы он хотел сейчас заставить Копаева что-то сделать, то не удовлетворился бы непонятными орбитальными движениями головы подчиненного.

«Хитрит старик, — думал Антон, доставая ключи от своего кабинета в офисе и стоя прямо перед дверью. — Сам себя успокоить хочет».

Уже открывая дверь, услышал за спиной треск колокольчика на двери. Обернулся.

— Господин Копаев, минуту времени не уделите?

Обернувшись, Антон увидел перед собой эффектную брюнетку, сверстницу. По профессионально наложенному макияжу и стилю в одежде он без труда определил уровень женщины как «ХХL». Дело не в размере, а в их с Эберсом привычке еще со школы милиции определять по этой размерной шкале статус слабого пола. «L» — это «М» после смытого макияжа. «М» — совершенно бесперспективная в плане дальнейшего общения в силу своей пугающей наружности. «X» — это 90–60—90 со среднестатистическим лицом и таким же уровнем мышления. «XL» — уровнем выше, но с сохраненнием указанных пропорций. «XXL» — не существует.

Дама, знающая фамилию менеджера по продажам квартир, относилась именно к последней категории.

— Могу и больше, если по делу, — обронил Копаев, пропуская в свой кабинет брюнетку. — А если вы пришли по поводу рекламаций относительно квартиры шестнадцать, то прошу меня извинить. Этим занимаются менеджеры по устранению недостатков.

Он знал, что нет никакой квартиры номер шестнадцать. И знал, что нет никакой стройки. В этот офис редко заходили люди, и только потому, что ошибались дверью в соседствующий обувной салон. Значит, посетительница явилась не случайно, и уж конечно не из-за квартиры.

— Я думаю, что по делу, — словно прося прощения за проступок, почти прошептала женщина.

— Присаживайтесь, — вздохнул Копаев.

Гостья своим появлением оттягивала звонок Стеблову и в экспертно-криминалистический отдел, где у Антона был приятель. Если Стеблов мог выскользнуть из сети вопросов, а проще говоря — послать подальше, то результаты экспертизы с улицы Энтузиастов, где жил Игорь Эберс, будут у него быстрее, чем у следователя. С начальником ЭКО выпита на трибунах «Спартака» бочка пива. И если быть до конца откровенным, то выпита специально. Разыскное искусство, как и всякое другое, требует жертв и порой самоотречения.

— Слушаю вас, — терпеливо выдохнул Антон, руки которого так и тянулись к телефону.

Женщина не спеша, чем вызвала хорошо скрытое раздражение Антона, достала из сумочки из змеиной кожи длинную, не известную оперу сигарету и прикурила от узкой золотистой зажигалки. В ответ Антон вынул из кармана помятую пистолетной кобурой пачку «Честерфилда».

— Знаете, девушка, именно сегодня я очень занят. Курение в компании красивой женщины мне, безусловно, льстит…

— Я просто не знаю, с чего начать, — перебила Антона женщина.

— Начинайте всегда с самого начала и постепенно переходите к сути.

Незнакомка секунду подумала, после чего решительно вынула из кармана служебное удостоверение и положила его перед Антоном.

«Государственный таможенный комитет», — прочитал Копаев.

«Началось…»

Он давно уже знал, что случайностей не бывает. Случайным было только убийство Ли Харви Освальдом Джона Кеннеди, когда первый, стреляя с крыши по голубям, промахнулся и попал во второго. Убийство Эберса и появление в его кабинете незнакомки из таможни, которая знает опера по имени, не стечение обстоятельств. Вряд ли педант Эберс рассказывал своим коллегам о знакомстве с бывшим сыщиком из уголовки, а ныне с безликим менеджером. Так поступают только пустышки, а не опер. Он мог это сболтнуть только там, где мужчины перестают окружать себя тайной. В постели.

— Игорь говорил вам, что вы — «XXL»? — просто спросил Антон.

От изумления женщина вдохнула дым и забыла его выдохнуть. Одним вопросом сидящий перед ней молодой человек разрушил непреодолимую, как казалось ей, стену ненужных объяснений. Несмотря на потрясение, гостья из таможни быстро пришла в себя и справилась с дымом.

— Он был прав, — глядя на Копаева, произнесла она.

— В чем?

— В том, что вы шахматист, выигрывающий у гроссмейстеров, но не знающий правильного названия фигур.

— Даже не знаю, как воспринимать эти слова, — поморщился Копаев. — Как комплимент или как насмешку?

— Вы даже не раскрыли мое удостоверение. Меня зовут Амалия. Будем знакомы.

— Как «Золушку», что ли? — поинтересовался Антон. — Надеюсь, без грима вы не так выглядите, как та Амалия?

Женщина улыбнулась одними глазами.

— И во втором Игорь тоже был прав. Под маской циника вы скрываете глаза романтика.

— Только не нужно говорить, что он сказал так дословно, — заволновался Копаев. — Игорь Эберс выражался по-иному.

— Вот именно — выражался…

Амалия Березина работала в одном отделе с Эберсом. По стечению обстоятельств оба сначала были в отделе кадров, только она — в таможне аэропорта, а он — в региональной, и совершенно не знали друг друга… После штатных перестановок они попали вместе в региональную таможню и в один отдел — по борьбе с особо опасными видами контрабанды. Когда Игорь Эберс был назначен на должность заместителя начальника отдела, Амалия хотела сначала перевестись в другую таможню, чтобы не быть обузой для Эберса в качестве подчиненной, но он настоял, чтобы она осталась. И она так и сделала. А что касается «чтобы не быть обузой»… То, что Амалию Березину и Игоря Эберса влекла друг к другу непреодолимая сила, именуемая любовью, являлось секретом только, пожалуй, для Копаева.

Он сидел напротив девушки, подперев кулаком подбородок, и не верил ни единому ее слову. Не потому, что подозревал ее в чем-то, а просто не мог поверить, что немец Эберс, для которого идеал женщины сжимался в триединое понятие «кухен-киндер-кирхен», мог полюбить кого-то в ночном клубе.

— Вы поймите правильно, Антон, ночной клуб — это не то, о чем вы подумали, — стала объяснять Амалия. — Просто мы сняли на вечер заведение, чтобы отпраздновать День таможенника. Это было полгода назад. Там мы и познакомились…

Антон почувствовал, что будет лучше, если разговор продолжится в более непринужденной обстановке, и предложил женщине встретиться через два часа на Центральной площади у входа в Дом журналиста.

— Знаете, где это?

Она знала. В кафе этого здания она с Эберсом пила кофе…

— И вот что, Амалия… — произнес Антон, глядя, как она взялась за ручку двери. — Не «светитесь». «Проверьтесь» пару раз, пока будете ехать к кафе.

Это была не та женщина, которая могла не понять, что такое «светиться» и «проверяться», поэтому Антон вел себя так, как должен себя вести мужик-опер по отношению к оперу-женщине.