Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена

Грохнуло так, что у него заложило уши. Револьвер тяжело подпрыгнул у Тучи в руке и больно ударил в ладонь, едва не вывихнув большой палец. Заднее стекло «БМВ» помутнело, покрывшись сеткой мелких трещин, помедлило немного, словно раздумывая, не постоять ли еще немного, а потом неторопливо, как в замедленной съемке, осыпалось вовнутрь водопадом крошечных осколков.

На мгновение весь мир замер, как на фотографии; все лица одновременно повернулись к Туче с одинаковым выражением тупого изумления. Потом фотография кончилась, и началось кино.

– Ты что делаешь, падло?! – яростно закричал водитель «БМВ», оставляя в покое измордованного Далласа. – Брось шпалер, гнида! Ну, живо! Завалю!

Его вытянутая во всю длину рука с зажатым в ней пистолетом описывала плавную дугу, наводя ствол на Тучу. Это стремительное, отточенное долгой практикой движение напоминало бросок кобры. Оно было совсем коротким, но Туче показалось, что это продолжается целую вечность. Он успел понять, что в конце дуги пистолет нацелится ему прямо в лоб, успел испугаться надвигающейся нелепой, бессмысленной гибели и успел даже сделать то единственное, что еще было в его силах: конвульсивным движением сместил ствол револьвера влево и спустил курок, будучи на сто процентов уверен, что промазал и что ответный выстрел сейчас вышибет ему мозги.

«Смит-и-Вессон» гулко рявкнул, выплюнув сноп соломенного, пламени. Тяжелая пуля сорок пятого калибра ударила водителя «БМВ» в грудь, как таран. Обутые в модные туфли ноги на миг оторвались от земли; раскинув руки, водитель отлетел назад и рухнул спиной на асфальт. Он был мертв, как старая автомобильная покрышка.

Туча продолжал стоять, держа перед собой обеими руками дымящийся револьвер, не в силах поверить в реальность того, что произошло.

– Валим! – закричал кто-то.

На стоянке началась беготня, застучали автомобильные дверцы, и уже через пару секунд черный «БМВ», дико газуя, задним ходом вылетел на дорогу, развернулся и стартовал с места, как болид «Формулы-1». К Туче, шатаясь, подбежал окровавленный Кастет, сильно толкнув его плечом, вырвал из рук револьвер, хищно присел на полусогнутых ногах и, ощерив мелкие зубы, дважды выпалил вслед улепетывающей машине. Второй выстрел попал в цель; «БМВ» завилял, теряя управление, вылетел на тротуар и с ужасным грохотом врезался в угол дома.

– Вот так, – неожиданно спокойным голосом сказал Кастет и сунул револьвер Туче. – Именно так и поступают с тварями. А теперь валим, братан, пока нас тут не повязали.

Туча кивнул, машинально сунул револьвер в карман пиджака и вслед за Кастетом побежал к старенькому «мерину» Шпалы, который уже фырчал выхлопной трубой, задним ходом выбираясь со стоянки. Бледный и абсолютно трезвый Шпала сидел за рулем. Щека у него была ободрана, элегантный пиджак лопнул по шву на спине. Рядом с ним, безуспешно пытаясь зажечь сигарету, сидел Косолапый. Руки у него тряслись, зажигалка все время гасла, и сигарета не желала прикуриваться.

– Какого хрена надо было его мочить?! – заорал он, когда Кастет и Туча упали на заднее сиденье.

– Молчи, Миха, – сказал Кастет. – Туча все правильно сделал. Хорошего в этом мало, но по-другому не получалось. А все из-за этого жирного мудака с его дурацким велосипедом!

Туча посмотрел в окно и увидел Далласа, который, шатаясь, поднимал тяжелый «Харлей». В следующее мгновение мотоцикл завелся с оглушительным ревом; Даллас неуверенно взгромоздился на него верхом и выехал со стоянки.

– Поехали, Шпала, поехали, – нетерпеливо сказал Кастет.

– Куда? – напряженным голосом спросил Шпала. Он даже не обернулся, и Туче это показалось плохим признаком.

– Куда, куда... На Кудыкину гору! – зло выкрикнул Кастет. – Подальше отсюда, вот куда!

– Боюсь, Земля не так велика, чтобы мы могли убраться достаточно далеко, – сказал Шпала и включил первую передачу.

– Трогай уже, философ, – сказал Кастет и устало откинулся на спинку сиденья.

Виктор Артюхов, по кличке Даллас; Михаил Медведев, по кличке Косолапый; Анатолий Шполянский, по кличке Шпала; Константин Кудиев, по кличке Кастет. Все они прошли по делу как свидетели, и данные ими на суде показания совпадали до мельчайших деталей. Адвокату защиты не удалось сбить их и запутать, да он и не особенно к этому стремился: дело было ясное как день, и копаться в нем никому не хотелось. Благодаря крайне несчастливому стечению обстоятельств жертвой ночной драки на стоянке ресторана «Старый салун» стал работавший под прикрытием офицер ФСБ. Стремясь войти в доверие к членам организованной преступной группы, занимавшейся поставками в Москву тяжелых наркотиков, чекист буквально лез из кожи вон, показывая, какой он крутой парень. Показ этот закончился наездом на припаркованный возле шалмана «Харлей» Далласа со всеми вытекающими последствиями. Оставить убийство офицера ФСБ безнаказанным было нельзя, а сажать всех пятерых, как видно, показалось кому-то хлопотным и ненужным. Андрей Тучков не знал, кто надоумил Далласа, Шпалу, Косолапого и Кастета свалить все на него; ему хотелось верить, что это сделал следователь, но с таким же успехом все это мог придумать и кто-то из них. Или все вместе...

Как бы то ни было, Туча пошел «паровозом». Ознакомившись с показаниями друзей, он понял, что все решено без его участия, и изменил собственные показания, взяв все на себя. Да, револьвер с самого начала был у него. Это был его револьвер, который он приобрел, хранил и носил при себе совершенно незаконно, хотя и без цели продажи. Ссору с приехавшими на «БМВ» людьми затеял он, и он же первым вынул оружие, которое сразу пустил в ход, потому что был пьян и плохо соображал, что делает. И вдогонку удирающему «БМВ» тоже стрелял он, Туча, а никакой не Кастет, как он сдуру утверждал вначале. И никто не просил его «мочить уродов» – все, оказывается, пытались его удержать, отговорить, но в него будто бес вселился...

Одержимость бесом суд во внимание не принял; то, что Туча в момент убийства был пьян, сочли отягчающим обстоятельством, и ломилось ему лет двадцать – двадцать пять, да выручил адвокат и еще то, что Туча, вняв уговорам следователя, подписал признание и выторговал себе явку с повинной. Ему отвалили десятку, а потом скостили два года за примерное поведение.

Восемь бесконечно долгих лет Андрей Тучков, по кличке Туча, провел в настоящем аду. Среди тамошних демонов попадались порой и такие, которые, находясь в лениво-благодушном настроении, были не прочь растолковать ему некоторые азы. Азы же заключались в следующем: менты всегда работают по наводке, и, если тебя повязали, значит, кто-то им на тебя настучал. А если друзья, которые были в деле вместе с тобой, потом выступают на суде как свидетели обвинения, значит, сдали тебя именно они. Собрались, посоветовались и сдали, как стеклотару...

Принимая это во внимание, Туча считал, что торопиться с дружескими объятиями ему не стоит. Пожалуй, ему сейчас следовало быть очень, очень осторожным. Старые друзья наверняка помнили о нем все эти годы – очень по-своему, совсем не так, как полагается друзьям, как хотелось бы ему самому, но помнили. Помнили и боялись его возвращения... Кое-кому из них запросто могло прийти в голову, что было бы гораздо лучше для всех, если бы Туча умер – не просто ушел из их жизни, не в памяти умер, а по-настоящему, совсем умер, перестал дышать. Вряд ли до такого мог бы додуматься толстый добродушный Даллас – этого мешка с дерьмом только на то и хватило, чтобы трусливо сдать Тучу, пойти на поводу у остальных. И Косолапый как будто был слеплен не из такого теста... Но вот Кастет с его бандитскими замашками и сомнительным бизнесом был как раз тем человеком, который мог такое задумать и осуществить. Да и Шпала... Утонченный, аристократичный Шпала, превыше всего ценивший классическую музыку, полный покой и свои чертовы компьютеры. – Шпала с его холодным, расчетливым рационализмом тоже был опасен, потому что всегда, с самого раннего детства, ставил логику и целесообразность превыше эмоций. Он сам немного смахивал на компьютер, особенно в те редкие моменты, когда открывал рот и начинал излагать свое мировоззрение. Ведь уже тогда, сидя за баранкой своего «мерина» и выруливая со стоянки перед «Старым салуном», он все просчитал и понял, что Тучу придется сдать. Потому и спрашивал, куда теперь ехать, что считал самым разумным отвезти Тучу в ближайшее отделение милиции... А не отвез, наверное, потому, что счел это преждевременным. Сначала нужно было дать всем успокоиться, все как следует обмозговать, договориться с ними, убедить, что другого выхода нет...

Тогда, восемь лет назад, им, наверное, казалось, что Туча ушел из их жизни навсегда. Восемь лет – это очень долго, а восемь лет в зоне особого режима могут сойти за вечность. За восемь лет с ним могло случиться что угодно; зная характер Тучи, друзья смело могли рассчитывать на то, что в зоне он не выживет – повесится на ботиночных шнурках в загаженном сортире или его забьют насмерть в темном углу барака. Почти так все и вышло, с той лишь разницей, что Туча выжил – всем смертям назло, как сказал поэт. Если друзья помнили о нем, если проявляли к его судьбе хоть какой-то интерес, пускай себе и самый корыстный, это должно было быть им известно. Туча почти наяву видел, как они, собравшись за угловым столиком в дорогом кабаке, обсуждают, как с ним поступить, и Шпала делает предложение, исходя из логики и целесообразности, а Кастет с его острым, как пила, угловатым лицом горячо его поддерживает, не упуская случая ввернуть свою любимую поговорку: «Нет человека – нет проблемы»...