Анна Данилова - Выхожу тебя искать

– Кроме Рыжовой – она была не в моем вкусе. Хотя бойцом оказалась отменным… Да и все эти девки были что надо, дрались, как звери… Я от Еванжелисты такого и не ожидал, знал, что она в постели зверь, что бесстыжая и без комплексов, но что она в состоянии нанести с одного раза смертельный удар – и не предполагал…

– Так они были бойцами?

– Разумеется. Причем классными бойцами… Мы выезжали с ними в другие города, гастролировали…

– А Таня Орешина? Что вы сделали с ней?

– Я предложил ей работать у меня, меня тогда пригласили выступить в Москве, и я возил ее туда. И она, ты не поверишь, дралась, как тигрица… Я собирался подлечить ее здесь, привез сюда, а она пыталась бежать… Одна из моих девочек перестаралась, и Таня вышла из игры…

– Ты не боишься, мразь, что когда-нибудь тебе придется за все это ответить?

– Нет, не боюсь. Потому что у меня есть покровители, которые просто жаждут твоей теплой крови… И это они виноваты, а не я, потому что я только удовлетворяю их желания, правда, за большие деньги… Но ведь именно спрос рождает предложение! И не надо меня оскорблять, а то мне придется попортить твою физиономию. Что же это тебя, Юлия Земцова, никто не ищет, не освобождает?

Ты никому не нужна?

Но Юля уже не слышала его. Она думала о том, что Боксер так откровенен с ней, потому что знает: даже после боя, который назначен на пять часов, он ее все равно не оставит живой. Ведь он понимает, что она не будет молчать; даже если он увезет ее далеко от этого города, она все равно вернется и станет мстить…

– Я бы хотел, чтобы вы потренировались, но это довольно рискованно.

Решай сама – будете репетировать или нет. Предупреждаю – Стелла настроена самым решительным образом. Она сильная, злая… В бою разрешено все, даже кусаться и вырывать волосы… Ты себе представить не можешь, какое это замечательное зрелище, когда женщины таскают друг друга за волосы и вырывают их с корнем. А из разбитого носа льется кровь… Зрителям почему-то больше всего нравится, когда разбивают лицо…

– Инна Шонина… Ее брат убьет тебя собственными руками, он не пощадит тебя…

– Она сама виновата, раскисла… Из нее мог бы получиться отличный боец.

– Это ты лечил ее на даче Конева?

– После меня уже не лечат… Она была еще жива, когда я сделал ей вот так… – И он показал, как перекрывают сонную артерию. – А на даче развлекался, должно быть, кто-то другой… Это же бизнес, дорогуша. Ты и представить себе не можешь, как некоторые женщины, которые у меня работают, счастливы, что зарабатывают такие бабки… У них мужья столько за всю свою жизнь в дом не приносят…

– Где же ты находишь таких моральных уродов?

– Да уж нахожу… Это тоже труд: завербовать, научить, убедить, сделать вид, что заботишься о них, подкармливать их, гладить по головке или еще по каким местам…

– И всегда кончается смертью одной из участниц?

– В этом заключается великий смысл этой игры, этой забавы, этого зрелища… Но, может, хватит болтать? Говори, будешь пробовать со Стеллой?

– Нет… И боюсь тебя разочаровать – я и на твою арену цирковую…

– Откуда ты знаешь про арену?

– Ну на сцену, какая разница…

– Пойдем, я тебе кое-что покажу… – Боксер взял Юлю за руку и потащил в сторону конюшни.

Распахнув высокую деревянную дверь, он втолкнул девушку внутрь – и она едва не лишилась чувств. Всюду, насколько хватал глаз, конюшня была заставлена ровными рядами стульев, а в центре помещения действительно находилась арена, но только вместо красного бархата она была обита белым…

– Это чтобы кровь было хорошо видно, – пояснил с видимым удовольствием Боксер. – А вон и бар. Может, выпьешь?

И тут она заметила Стеллу, которая, не скрывая своей ненависти, смотрела на Юлю расширенными от возбуждения глазами. Внезапно и Юлю охватило странное желание наброситься на эту холеную и раскормленную женщину и вцепиться ногтями прямо ей в щеки, в мягкие розовые щеки…

От этого нахлынувшего на нее чувства ей стало жарко. Она поняла, что утреннее питье, которое ее заставили выпить за завтраком, и являлось причиной этого обострившегося чувства ненависти и желания убивать.

– Я хочу на свежий воздух…

Юля вернулась на ковер под тополем. Легла и стала мысленно готовиться к предстоящему бою. Она обдумывала приемы, которыми смогла бы сбить с ног Стеллу; вспомнила и об охраннике – об удачном ударе растопыренными пальцами.

Время, которое тянулось так медленно в загородном доме, где она прожила почти неделю, теперь бежало – неумолимо приближалось роковое время: семнадцать ноль-ноль.

Она не могла себе представить зрителей, если таковыми можно назвать тех, кто придет сюда поглазеть, как умирает человек.

Неожиданно для себя Юля уснула. Когда же проснулась, то увидела, как к противоположному концу конюшни, где, очевидно, находился другой вход, подъехала «газель», из которой стали выходить самые обыкновенные люди, преимущественно мужчины средних лет – в нарядных костюмах и рубашках, толстые и невзрачные…

И вдруг она вздрогнула – ей показалось, что она увидела Кокорева Ивана Петровича, мужа Стеллы… Юле сделалось дурно… Она вдруг поняла, какую злую шутку сыграл с ней Боксер! Он специально сказал ей, что Стелла – из его лагеря.

Он сделал это нарочно, чтобы разжечь в Юле злобу и ненависть, которые просто необходимы для боя, а Стеллу он, очевидно, таким же образом настроил против нее, сказав, что Юля – «человек Боксера»! Но не может же он выпустить на арену Стеллу зная, что зрителем будет ее муж?.. Муж вряд ли знает, что увидит сейчас свою пропавшую жену… Что же это за урод такой, который, несмотря на исчезновение жены, продолжает радоваться жизни и посещает подобные мероприятия?!

В голову ей пришла совершенно нелепая мысль: неужели ей предстоит драться со Стеллой вот в этой одежде? Юбка короткая и будет взлетать при каждом движении. И это предусмотрел Боксер…

Она видела, как машина отъехала, но вернулась буквально через четверть часа, и двое молодых людей вытащили из нее нечто напоминавшее упакованный холодильник…

«Охлаждать водку, которую они наверняка будут пить ведрами… Скоты!»

И тут она увидела Крымова – ноги ее подкосились… Это был точно он, а рядом с ним шла девица с хвостом на макушке… «Насекомое»! Ну конечно, как же она раньше не поняла, что ее плен – дело рук Крымова! Ведь она ехала за ним, когда ее схватили… Значит, он видел, что она ехала следом, и отдал распоряжение убрать ее. Навсегда. Так вот, значит, почему он постоянно уклонялся от ведения расследования. Он знал, он знал все с самого начала…

Крымов со своей спутницей вошли в конюшню, а к Юле шел, быстро приближаясь, Боксер.

– Ты готова? – спросил он и сделал движение, словно хотел похлопать Юлю, как лошадь по крупу. Однако сдержался и с удовольствием окинул взглядом ее стройную фигурку. – Я вижу, что готова.

– Готова, – ответила она каким-то чужим голосом. – Я уже ко всему готова… Пойдем, нас все ждут…

Едва передвигая отяжелевшие ноги, она вошла с черного хода и какое-то время стояла за черным плотным занавесом, наблюдая оживленных – хотя и старающихся сдерживать свои эмоции – зрителей. Разумеется, многих она знала в лицо. Вот, к примеру, сидит расфуфыренный, разодетый в пух и прах Злобин, вице-мэр, лицо у него довольное; а сидящая рядом с ним женщина откровенно скучает… Да это же Лора!

Это были люди, люди-оборотни, которые днем, на свету, делали вид, что творят добро, а в темноте, при определенных обстоятельствах и декорациях, оборачивались вампирами, сосущими кровь из одураченных, околпаченных идиоток вроде Тани Орешиной, Инны Шониной… и вот таких дур, как Юля Земцова… Они питались их страхом, унижением, желанием выжить, кровавым зрелищем, щедро оплаченным из казны, наполняемой такими же простыми смертными, как и их будущие жертвы…

Рядом с ней стояла Стелла, она зачем-то повернула голову и посмотрела на Юлю. Правда, посмотрела уже без ярости, как прежде, она словно пыталась понять, что движет ее бывшей подругой. А ведь они действительно стали за эти кошмарные дни настоящими подругами…

Юля незаметно протянула руку и, ощутив ледяную ладонь Стеллы, крепко сжала ее. Только бесчувственное существо может не понять этого жеста, жеста дружбы, предлагаемой помощи и поддержки. Стелла ответила ей, и Юля, чуть повернув голову, успела зажмурить глаза – в знак полного понимания и извинения, за что получила точно такой же знак. Они были счастливы это мгновение, которое длилось тысячную долю вздоха…

Боксер, артистично выйдя на арену, белоснежную и сияющую в свете прожекторов, оставил на белом покрытии пола темные следы от башмаков, и Юля поняла, что он сделал это нарочно – для контраста, для того, чтобы подчеркнуть, насколько здесь все шикарно и дорого…

– Небольшое объявление, – вдруг раздался чей-то голос, и Боксер, который уже раскрыл рот, чтобы произнести свою приветственную речь, резко повернулся и встретился взглядом с высоким молодым брюнетом, при виде которого ему явно стало не по себе.