Агата Кристи - Подвиги Геракла

«Она умерла молодой», — повторил про себя Пуаро.

Вот что он должен сказать молодому человеку, который открыл ему сердце:

«Вашей ей не быть, друг мой. Она умерла молодой».

Поиски окончились — здесь, где вырисовывался силуэт Падающей башни[60] и первые весенние цветы, бледные и нежные, возвещали грядущее буйство жизни.

Это ли пробуждение природы не дало ему смириться с неизбежностью? Или было что-то еще? Что-то, тревожащее его подсознание — то ли слово, то ли фраза, то ли имя… Не слишком ли все лежало на поверхности, не слишком ли все сходилось?

Пуаро вздохнул… Чтобы исключить всякие сомнения, ему придется предпринять еще одно путешествие, на этот раз в Вагре-лез-Альп.

Да, подумалось ему, воистину конец света. Этот снежный уступ, эти редкие хижины и домики, в каждом из которых обреченное существо борется с незаметно подкрадывающейся смертью.

Наконец-то он добрался до Катрины Самушенко. При виде ее запавших щек с нездоровым румянцем и исхудавших рук, беспомощно покоившихся на одеяле, в нем шевельнулось воспоминание. Он не помнил ее имени, но видел ее танец. Его тогда увлекла и околдовала магия ее мастерства, заставлявшая забыть обо всем на свете.

Он вспомнил Михаила Новгина, Охотника, его прыжки и вращения в невообразимом фантастическом лесу, созданном Амброзом Ванделом, и чудесную летящую Лань, вечно преследуемую и вечно желанную, с золотыми рогами и мелькающими бронзовыми копытцами. Он вспомнил, как она падала, пораженная стрелой, и как ошеломленный Новгин стоял, держа на руках беспомощное тело…

Катрина Самушенко смотрела на Пуаро с некоторым интересом.

— Мы ведь с вами не знакомы? — спросила она. — Чего же вы от меня хотите?

— Прежде всего, сударыня, я хочу поблагодарить вас, — поклонился Пуаро, — поблагодарить за ваш необыкновенный талант, подаривший мне однажды волшебный вечер.

Больная слабо улыбнулась.

— Но я здесь не только за этим. Видите ли, мадам, я уже довольно давно ищу одну из ваших горничных — ту, которую звали Нитой.

Она вскинула на него большие испуганные глаза.

— И что же вам о ней известно?

— Сейчас расскажу.

Он поведал ей о том вечере, когда сломался его автомобиль, о том, как Тед Уильямсон, стоя перед ним, мял в руках кепку и, запинаясь, рассказывал про свою любовь и несчастную долю. Она внимательно слушала и под конец тихо сказала:

— Как трогательно, что… Очень трогательно…

— Да, — кивнул Пуаро. — Поистине аркадская идиллия. Что вы, сударыня, можете мне рассказать об этой девушке?

— У меня была горничная, Хуанита, — вздохнула Катрина Самушенко, — прелестная, веселая, беспечная девушка. С ней случилось то, что часто случается с теми, кому благоволят боги: она умерла совсем молодой.

Те же безысходные слова говорил себе и сам Пуаро. Теперь он услышал их вновь — и все-таки он решил не сдаваться.

— Так она умерла? — переспросил он.

— Умерла.

— Кое-чего я все же не понимаю, — помолчав, сказал Пуаро. — Я спросил сэра Джорджа Сэндерфилда об этой вашей горничной, и он не нашелся что сказать. С чего бы это?

На лице балерины отразилась легкая гадливость.

— Он наверняка решил, что вы имели в виду Мари — девушку, которую я взяла на место Хуаниты. Она, кажется, что-то о нем узнала и пыталась его шантажировать.

Надо сказать, она вообще мерзкая девица — вечно совала нос в чужие письма и запертые ящики стола.

— Что ж, с этим все понятно, — пробормотал Пуаро.

Помолчав, он продолжал с прежним упорством:

— Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла в Пизе, на операционном столе. Я ничего не путаю?

Он заметил, что собеседница чуть-чуть помешкала, прежде чем кивнуть головой.

— Да, все верно…

— Но есть еще один нюанс, — задумчиво протянул Пуаро, — родные называли ее не Хуанитой, а Бьянкой.

— Хуанита, Бьянка — не все ли равно? — пожала худыми плечами Катрина. — Думаю, настоящее ее имя было Бьянка, но она считала, что Хуанита гораздо романтичнее.

— Надо же? — отозвался Пуаро и, помолчав, интригующим тоном продолжил: — А вот у меня есть всему этому иное объяснение.

— Какое же?

— У девушки, которую полюбил Тед Уильямсон, — наклонился вперед Пуаро, — волосы были похожи на золотые крылья.

Подавшись еще больше вперед, он дотронулся до волос собеседницы, вздымавшихся упругими волнами по обе стороны лица.

— Золотые крылья или золотые рога? Все зависит от восприятия. Кто-то видит в вас дьявола, кто-то — ангела. Вы могли бы быть и тем, и другим. А может, это просто золотые рожки раненой лани?

— Смертельно раненной лани… — прошептала Катрина, в ее голосе была абсолютная безнадежность.

— С самого начала мне что-то не давало покоя в рассказе Теда Уильямсона. Что-то он мне напоминал, и это что-то были вы… помните танец в лесу, в образе прелестной лани с бронзовыми копытцами?.. Сказать вам, мадемуазель, как все было? Я думаю, что однажды вы отправились в Грасслон без горничной. У вас ее просто не было: Бьянка Валетта вернулась домой, в Италию, а взять кого-нибудь на ее место вы просто не успели. Болезнь уже давала о себе знать, и когда все отправились на прогулку на реку, вы остались дома. В дверь позвонили, вы открыли и увидели… Сказать вам, кого вы увидели? Юношу, простодушного как ребенок и прекрасного как Аполлон! И вы придумали для него девушку Ниту — не Хуаниту, а… хм… Инкогниту — и несколько часов бродили с ним по Аркадии…

Последовала долгая пауза. Потом Катрина сказала тихим, надтреснутым голосом:

— По крайней мере, в одном я не покривила душой. У моей истории был правдивый конец. Нита умрет молодой…

— Ah non![61]— хлопнул ладонью по столу Пуаро, внезапно став практичным и жестким. — В этом нет никакой надобности, — безапелляционно заявил он. — Зачем вам умирать? Вы должны, как все, драться за жизнь.

Она горько и безнадежно покачала головой.

— Разве для меня это жизнь?

— Это не жизнь на сцене, bien entendu[62], но есть ведь и другая жизнь! Скажите честно, мадемуазель, ваш отец действительно был великим князем, или графом, или хотя бы генералом?

Катрина неожиданно расхохоталась.

— Он был водителем грузовика в Ленинграде, — сказала она.

— Чудесно! Почему бы вам в таком случае не стать женой механика в английской деревушке? Не завести детей, прекрасных как боги и, чем черт не шутит, талантливых как вы?

У Катрины перехватило дыхание:

— Что за нелепая идея!

— Пусть так, — с глубочайшим самодовольством произнес Пуаро, — но я думаю, что она осуществится!

Раз уж так получилось, что третий подвиг привел Эркюля Пуаро в Швейцарию, он решил воспользоваться случаем и немного попутешествовать по стране.

Он прекрасно провел пару дней в Шамони[64], пару дней в Монтрё[65], а оттуда направился в Альдерматт, куда друзья ему настоятельно рекомендовали съездить.

Альдерматт, однако, произвел на него удручающее впечатление. При виде этого местечка на краю долины, окруженной со всех сторон снежными вершинами, Пуаро вдруг почувствовал, что ему трудно дышать.

— Нет, здесь я не останусь, — сказал он себе и в ту же секунду заметил фуникулер. — Надо же, как вовремя!

Фуникулер, как он выяснил, останавливался сначала в Лез Авин, потом в Коруше и, наконец, в Роше Неж, на высоте трех тысяч метров над уровнем моря.

Так высоко Пуаро подниматься не собирался. Он решил, что с него вполне хватит Лез Авин.

Но, как известно, человек предполагает… Фуникулер уже двинулся в путь, когда к Пуаро подошел кондуктор. Проверив и пробив устрашающего вида компостером билет, он с поклоном вернул его — и незаметно сунул в руку Пуаро смятый листок бумаги.

Пуаро слегка приподнял брови. Чуть погодя он расправил листок. Это оказалась торопливо нацарапанная карандашом записка.

«Ваши усы, — гласила она, — не спутаешь ни с чем! Приветствую вас, дорогой коллега. Вы могли бы оказать мне огромную услугу. Вы, конечно, читали о деле Салле? Его убийца, Марраско, по агентурным данным, встречается с некоторыми из членов своей банды, и не где-нибудь, а в Роше Неж! Конечно, это смахивает на бред, но источники у меня вполне надежные — сами знаете, осведомители всегда найдутся. Так что держите ухо востро, друг мой. Свяжитесь на месте с инспектором Друэ. Он, конечно, полицейский что надо, но до вас ему далеко. Марраско обязательно нужно взять, и взять живым. Это не человек, а просто дикий кабан, один из самых безжалостных убийц на свете. Я не рискнул поговорить с вами в Альдерматте, — за мной могли следить, а вам будет проще действовать, если вас будут считать обычным туристом. Доброй охоты!