Джон Карр - Отравление в шутку

— Кларисса мертва, — медленно отозвался я. — Несомненно, это еще одно убийство.

Том подскочил, сбросив руку Джинни.

— Кларисса мертва… — пробормотал он. — Значит, я… я не безумен! Но кто… О чем вы говорите? Что значит «еще одно убийство»?

Джинни медленно поднялась с подлокотника его кресла. Пока Том, продолжая бормотать, искал бутылку, она стояла неподвижно. Ее зеленые глаза расширились.

— Но почему? — резко осведомилась она. — Зачем… убивать Клариссу?

— Для этого может быть любая причина, Джинни, — ответил я.

— Например?

Я колебался. Очевидный вывод напрашивался благодаря рассказу Тома, и все же могла существовать более глубокая причина. Но в любом случае все данные указывали только на одно лицо…

— Возможно, потому, что Кларисса узнала убийцу, — сказал я. — Она говорила, что у нее есть идея насчет того, кто он.

К тому же убийство Клариссы и Уолтера Туиллса могло быть частью заранее обдуманного плана. У Туиллса были деньги, и он умер. Кларисса должна была получить деньги и распорядиться ими по своему желанию…

— Ты что-то утаиваешь, Джефф.

— Я ничего не утаиваю. Мне трудно говорить об этом, но ведь ты видела, кто поднялся из подвала с кровью на руках, не так ли?

Том громко чмокнул, потягивая бренди. Этот звук резко контрастировал с моими словами, делая их еще ужаснее. Джинни сделала шаг назад.

— Ты имеешь в виду, что папа… — прошептала она.

— Говорю тебе, мне ненавистна эта мысль. И я этому не верю! Но Сарджент уже что-то заподозрил. А теперь… — Я пожал плечами. — Где твой отец сейчас?

— Наверху. Я пошла проведать Клариссу, но ее не оказалось в комнате. Увидев пустую бутылку, я испугалась, что она пошла за выпивкой. Я сидела там и пыталась читать, но не могла. Потом я услышала чей-то крик. Какое-то время я боялась выйти, а когда спустилась с третьего этажа, то увидела папу… моющего руки. И вода в умывальнике была…

— Спокойно! — скомандовал я, уловив в ее голосе истерические нотки. — Лучше отведи Тома в кухню и накорми. Он ничего не ел со вчерашнего дня.

Том впал в полуступор. Он пытался понять, о чем мы говорим, но холод, голод и слабость вкупе с недавним ужасным зрелищем были для него испытанием чрезмерным. Джинни взяла его за руку, и он послушно поплелся за ней, бормоча что-то себе под нос. Снова кто-то почти видел убийцу, и снова его лицо осталось во мраке…

В полном недоумении, почти в помешательстве, я стучал себе по голове костяшками пальцев. Область поисков сужалась, но в каком направлении? Теперь в действиях убийцы появилась зверская жестокость, куда худшая, чем коварная трусость отравителя. В использовании топора ощущалось нечто дикое, мрачное и безжалостное. В этом доме как будто орудовал злой дух. Он забрался в подвал, а потом банка с ядом покатилась по полу, и в воздухе блеснул топорик. Я вспомнил хихиканье, которое сиделка слышала прошлой ночью в комнате Туиллса, и мысленно испустил крик отчаяния. Нужно сорвать улыбающуюся картонную маску с дьявола, но как найти его?

Где находились обитатели дома, когда убийца нанес очередной удар? Судья Куэйл… но это казалось невероятным. Нам придется все начинать сначала. Я ходил взад-вперед при тусклом газовом свете. Снаружи стало совсем темно, и у меня возникло предчувствие, что этой ночью произойдет нечто еще более страшное. В моих мыслях убийца превратился в зверя, и я подумал, что теперь он попробовал вкус крови и захочет это повторить.

Я невольно вздрогнул, когда дверь открылась и вошел Росситер.

— Я снова запер подвал, — сказал Росситер, закрыв за собой дверь библиотеки. Он выглядел возбужденным, а его волосы были дико взъерошены. — Где тот парень — Том?

— Пошел что-нибудь поесть. Он скоро вернется. Что вы обнаружили?

Я предложил ему свой портсигар, так как его руки слишком дрожали, чтобы свертывать сигарету. Под глазами у него пролегли тени, и я заметил, что он недавно вымыл руки.

— Немногое, — ответил Росситер и с облегчением наполнил легкие дымом. — За перегородкой было несколько ящиков, расколотых на дрова. Должно быть, топорик лежал среди них. Очевидно, убийца прятался там и подобрал топорик… Что говорит Том Куэйл?

Я передал наш разговор. Его взгляд вновь стал рассеянным, его долговязая фигура развалилась в кресле.

— Ящики с вином находятся в противоположной стороне подвала. Эту свечу принесла Кларисса?

— Нет. По словам Тома, она уже горела на верстаке, когда он впервые увидел Клариссу.

— Я нашел банку с мышьяком в куче угля, — сообщил Росситер. — Не требовалось много усилий, чтобы спрятать ее там…

— Думаете, она была там все время?

— Нет. Любой, подбирающий лопатой уголь сегодня утром, наверняка ее бы заметил. Нет, я подозреваю, что банка находилась где-то еще и убийца спрятал ее в угле, разделавшись с Клариссой… Но там не оказалось бутылки с гиосцином. Боюсь, что убийца еще не закончил свою работу.

Хотя я ожидал этого, его слова обдали меня ледяным холодом.

— А почему он не закончил? — осведомился Росситер, выпрямившись в кресле. — Это самая дьявольская часть всего дела. Все так очевидно и так ужасно, что у меня большое искушение убраться отсюда, взяв с собой Джинни…

— Почему?

— Потому что если я останусь, — странным тоном произнес Росситер, — то буду вынужден сказать им правду.

Я уставился на него. Выражение пьяного гадальщика вернулось вновь — он выглядел еще более нескладным и нелепым, разбрасывая по креслу сигаретный пепел, но в его затаенной нервозности было нечто, от чего у меня пересыхало в горле.

— Вы думаете, что знаете…

— Боюсь, что да. Боже мой, почему этого не видит кто-нибудь другой?! — воскликнул Росситер, хлопнув ладонью по подлокотнику. — Почему этого не видите вы, Сарджент или еще кто-то, кроме меня? Ведь это бросается в глаза! Почему именно я должен все объяснить?.. Но рано или поздно мне придется это сделать.

— Это выглядит скверно для судьи Куэйла, — заметил я.

— Да, — кивнул он. — Очень скверно.

— И если Сарджент сможет доказать, что он это сделал… По-моему, Сарджент уже его подозревает.

Росситер вскочил как ужаленный и уставился на меня с идиотским видом:

— Судья Куэйл? Кто сказал, что он виновен?

— Разве не вы?

— О боже! — Он раздраженно махнул рукой. — Я никогда не говорил ничего подобного. Черт возьми, почему все понимают меня неправильно? У меня и в мыслях не было, что это дело рук старика. А что вас заставляет так думать?

Я вытер лоб.

— Но послушайте! Я думал, вы…

— Вы имеете в виду, — прервал меня Росситер, — что он специально отравил себя, чтобы отвести подозрения?

— Я не говорил, что я так думаю, — резко отозвался я. — Но вероятно, так думает Сарджент… Предположим, весь план с самого начала был нацелен на Туиллса и Клариссу. Отравление миссис Куэйл и самого судьи были всего лишь его обманным ходом. Судья дал миссис Куэйл мышьяк, зная, что Туиллс обнаружит это и не даст ей умереть. Он принял гиосцин, не сомневаясь, что Туиллс окажется рядом, немедленно распознает яд и спасет его. Помните: он лишь изредка потягивал бренди, которое налил себе, и аккуратно оставил почти полный стакан на каминной полке. Если бы он проглотил большую дозу, то наверняка бы умер…

— Погодите! — взмолился Росситер, подняв руку. — Каким образом судья отравил молочные тосты миссис Куэйл? Он не имел к ним доступа!

— Вы забыли, — возразил я, — что, когда Мэтт нес поднос наверх, судья Куэйл спускался вниз. Он остановил Мэтта, приподнял салфетку с подноса и просунул под нее руку…

— Понятно, — кивнул Росситер, наморщив лоб. — Продолжайте.

Когда я говорил, все мелкие детали складывались у меня в голове в единое целое. Покуда я отказывался признавать возможность виновности судьи, я мог закрывать глаза на эти детали. Но теперь, когда все было сказано, они представали передо мной с убийственной четкостью…

— Если мы согласимся, — продолжал я, чувствуя, что меня уносит бурный поток, — что Туиллс заподозрил наличие подобного плана, то все, что он говорил и написал, становится ясным. Прежде всего, вы знали, что судья употребляет морфий?

Росситер провел ладонью по глазам.

— Я не знаю, как вы это выяснили, — угрюмо отозвался он. — Джинни говорила мне, что подозревает это.

— Морфий вызывает фантазии, видения, искаженный взгляд на действительность. Это производное опиума.

Предположим, судья вообразил, что кто-то пытается до смерти напугать его белой мраморной рукой. Зная о морфии, мы вправе усомниться, что такая рука вообще существовала! Но галлюцинация была настолько сильной, что, хотя судья обсуждал, кто мог его отравить, он категорически отказывался обсуждать белую мраморную руку. Судья съеживался при одном упоминании о ней, и я сам видел, как его охватил детский страх из-за стука в дверь… Кто еще в этом доме видел руку? Никто. Мэри кажется, будто она видела что-то похожее, но это мог быть всего лишь кусок упаковочной бумаги, потревоженной ветром в буфетной.