Констан Геру - Замок Шамбла

СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Никогда не слышала ничего подобного.

В.: Знали ли вы, что от яичницы, приготовленной вашими слугами, ваш муж опасно заболел и даже жаловался на отравление?

О.: Никогда не слышала об этом.

В.: Однажды в Шамбла, наблюдая за работой молотильщиков, вы обронили при Обрие такую фразу: «Хорошо, если бы моего мужа измолотили, как зерно».

О.: Обрие? Кто это? Я не знаю этого человека.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пристав, позовите Обрие.

Явился свидетель Обрие.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы узнаете этого человека?

ГОСПОЖА Марселанж: Я никогда не говорила с ним, но видела его.

В.: Как же он мог сказать, что слышал от вас эти слова и что вы говорили с ним?

О.: Я не могла этого знать.

В.: Но сознаетесь ли вы, что говорили с ним?

О.: Обрие никогда не был моим доверенным лицом.

В. (обращаясь к Обрие): Вы слышали от госпожи Марселанж переданные вами слова?

О.: Слышал.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Нет.

Обрие рассказал подробности этого разговора. Госпожа Марселанж перебивала его на каждом слове; она уже не боялась говорить громко, она смотрела прямо на Обрие.

– В какое время, — сказала она, — вы слышали от меня эти слова, в котором часу?

ОБРИЕ: Ах! Времени я не знаю.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: А год?

ОБРИЕ: Кажется, это было в месяце…

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Начнем с года.

ОБРИЕ: Это было в месяце…

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Скажите год! Год! Нам нужен год!

ОБРИЕ: Это было после смерти вашего отца.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Этого недостаточно. Скажите год. Говорите же, нам нужен год!

Госпожа Марселанж точно так же отказалась от слов, которые от нее слышала Марианна Морен: мне хотелось бы, чтобы мой муж, экипаж и лошади свалились в пропасть.

Марианна Морен уверяет, что она это слышала.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Я даже не знала эту женщину.

Маргарита МОРЕН: Вы меня не знаете, а я пасла ваших коров в Шамбла.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Может быть, но я ее не знаю. Притом я не могла говорить ей подобных слов. Я по природе своей неразговорчива, особенно со слугами. Где же это я говорила?

Маргарита МОРЕН: На вашем дворе, около дверей; я видела вас у входа.

ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ, (надменно): Разве я служила когда-нибудь привратницей?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Известно вам, что анонимное письмо было написано и отправлено в Мулен господину Марселанжу-старшему?

О.: Нет.

В.: Вы не слышали об этом?

О.: Нет.

В.: Хотите, я вам покажу?

О.: Как вам угодно.

Свидетельница, взглянув на письмо, сказала:

– Я не знаю этого письма.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Не находите ли вы в почерке этого письма сходства с вашим почерком?

О.: Нет.

В.: Не замечаете ли вы, что первая буква написана точно так же, как пишете ее вы?

В.: Нет.

Господин Бак: Вот при деле письмо госпожи Марселанж мэру Берже; вы узнаете его?

О.: Узнаю.

В.: Не посылали ли вы Бессону в тюрьму еду и вещи?

О.: Я посылала ему каждый день обед и один раз отослала тюфяк.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Однако вы тогда знали, что его обвиняли в убийстве вашего мужа?

О.: Я никогда не могла поверить, что он виновен. Я видела его у себя в доме в восемь часов вечера, когда он ужинал и шел спать.

В.: Вы его видели, когда он шел спать?

О.: Нет, я вышла провести вечер у вдовствующей графини ла Рош-Негли, моей тетки.

В.: В котором часу вы вернулись?

О.: В девять часов.

В.: Не приходил ли к вам Арзак просить прощения за какой-то проступок?

О.: Тогда я в первый раз видела этого человека. Я послала его к Жирону, стряпчему из Пюи.

В.: Не приказали ли вы накормить его и напоить?

О.: Господин Берже был также внимателен к моим слугам, поэтому я и велела накормить и напоить Арзака.

В.: Не запрещали ли вы ему объявлять в суде, что он знал?

О.: Ни слова не говорила ему об этом.

БАК: Господин Марселанж не старался примириться с женой после того, как разошелся с ней?

До сих пор, за исключением надменного нетерпения, Теодора де Марселанж держала себя прекрасно. При вопросе Бака она в первый раз повернула голову к публике, самоуверенно окинула глазами зал и ответила:

– Нет, никогда!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: После возвращения с вашей матушкой в Шамбла не прогуливались ли вы в лесу?

О.: Прогуливалась.

В.: Не гуляли ли вы под руку с Жаком Бессоном?

СВИДЕТЕЛЬНИЦА (с пренебрежением): Нет-нет! Если бы устала, я взяла бы под руку мою горничную.

ПРОКУРОР: Вы сказали, что видели, как Бессон первого сентября в восемь часов вечера ел суп, прошу вас это повторить.

СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Я видела, как Бессон ел суп на кухне около восьми часов вечера первого сентября. Я проходила в эту минуту по коридору, я шла из своей комнаты к моей матери, которая была у одной из наших знакомых.

ПРОКУРОР: Я прошу, чтобы это показание было записано в точности.

БАК: Я присоединяюсь к господину прокурору.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это будет записано.

В.: Вам известно, что в Пюи к вашему мужу была подослана женщина дурного поведения, пока вы хлопотали о разводе?

О.: Ничего не знаю об этом.

В.: Вы хлопотали, собственно, не о разводе, а о разделе имущества. Какие причины руководили вами?

О.: Мой муж портил имение и отказывал мне в самом необходимом.

В.: Не называли ли вашего мужа лавочником?

О.: Я не говорила ничего подобного. Я только узнала, что его фамилия не Марселанж, а что он называется только Виларден, но это было до нашего брака и не помешало ему жениться на мне.

ПРОКУРОР: Не получили ли вы письмо из Мулена от господина Марселанжа, в котором он говорил, что если с его братом что-то случится, то это будет на вашей совести?

СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Я получила только одно письмо от этого господина, в котором он благодарил меня за безделицу, которую я послала ему.

БАК: Господин председатель, не угодно ли вам спросить госпожу Марселанж, не сказала ли она, осматривая свое поместье в Шамбла после смерти мужа: «Ах, мой замок! Мой замок! Как испортили мой бедный замок! Почему этот свинья Марселанж не умер раньше?»

СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Я никогда не употребляю подобных выражений!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Следовательно, вы не говорили «почему он не умер раньше»?

О.: Не говорила.

БАК: Известно ли вам, что за несколько месяцев до смерти вашего мужа его терзали зловещие предчувствия?

О.: Я не жила с ним и не могла этого знать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Угодно ли задать свидетельнице какие-нибудь другие вопросы? (Молчание.) Можете занять свое место.

Один из ПРИСЯЖНЫХ: Мне хотелось бы знать, не дали ли господину Марселанжу неудобную комнату в то время, когда он был в Пюи?

О.: Ему дали единственную свободную комнату.

Теодора де Марселанж села возле своей матери. Ни в той ни в другой нельзя было заметить ни малейших признаков волнения. Последняя ирония судьбы, так часто унижавшей графиню ла Рош-Негли перед ее соперницей, состояла в том, что ей выпало сидеть напротив госпожи Тарад. Но графиня решила до конца сохранять бесстрастное лицо и презрительную улыбку.

Аббат Гед, свидетель защиты, духовник подсудимого, расхваливал его прекрасные качества и уверял, что исповедовал его в тюрьме. Это заявление опроверг тюремщик, согласно показаниям которого аббат Гед с Бессоном в тюрьме не общался. Две монахини ордена Св. Иоанна Иерусалимского старались подвергнуть сомнению показания Маргариты Морен, приводя разные разговоры, нелепость которых могла бы заставить сомневаться в рассудке этой свидетельницы.

Жак Бернар повторил постыдное деяние, за которое Арзак осужден на десять лет. Он обвинил Клода Рейно, самого важного из свидетелей против подсудимого, в том, что Клод предлагал ему, Бернару, и еще какому-то Масану свидетельствовать против Бессона, как Клод сам сделал это за мешок муки.

КЛОД РЕЙНО (с твердостью): Это лжец, я не говорил ему об этом ни слова, он все выдумал. У меня есть свидетели, которые могут подтвердить, что графини де Шамбла дали ему шестьсот франков за то, чтобы он нашел лжесвидетелей.