Джон Карр - Загадка Безумного Шляпника

Вот так я и познакомился с Биттонами. Странно, но должен сказать, что я восхищался Дрисколлом. Он обладал всем, чего я был лишен. Я высокий, неловкий, близорукий и некрасивый. Я никогда не умел играть во всякие спортивные игры, а женщины считали меня… ну, приятным и симпатичным парнем и поверяли мне свои сердечные тайны. А Дрисколл… Ну, вы его знаете. У него был шарм. Это тот пример, когда сверкающий метеор дружит со старой трудолюбивой лошадью, которая вытаскивает его из всех затруднений. И должен признаться, мне льстило, что он прислушивается к моим советам. Но когда я познакомился с Шейлой…

До сих пор не понимаю, почему она обратила на меня внимание, когда другие меня просто не замечали. И тут есть еще одна сторона… нечто непонятное, но забавное. Один красавец денди как-то бросил замечание насчет моей «физиономии как у старого пастора и слабоумной дочери Биттона». Я не возражал, чтобы меня дразнили, я к этому привык. Но насчет ее… В тот раз я ничего не мог предпринять. Мне нужно было найти другую возможность. Поэтому вечером я ворвался к нему в дом, заявил, что мне не нравится его лицо, и избил его. Он целую неделю не мог показаться на людях. А потом они все начали надо мной насмехаться. Они говорили: «А, этот старина Боб хитрый парень!» Они намекали, что я охочусь за деньгами Шейлы. Это было ужасно. Но стало еще хуже, когда мы с Шейлой поняли, что полюбили друг друга, а ее отец узнал об этом.

Он вызвал меня на разговор и сказал мне почти то же, что они. В тот раз я свалял дурака. Я так устал от травли. Точно не помню, что я ему наговорил, разве что заявил, чтобы он подавился своими грязными деньгами… ну, вы представляете. Это его поразило. Мы с Шейлой собирались пожениться. Он все думал и думал об этом, и тут вмешался майор Биттон. Я так и не знаю, почему старик так расстроился, когда я ему это сказал. Он пришел ко мне, все время скреб свой подбородок и все такое и наконец сказал: «Что ж, давайте не будем ссориться». Он сказал, что Шейла еще очень молода, и что если мы пообещаем подождать год и наши чувства не изменятся, тогда мы сможем пожениться. Я сказал, что согласен при условии, что сам буду заботиться о нашей семье без какой-либо помощи…

Перехожу к следующей части истории. Фил сказал, что может подсказать мне способ легко заработать деньги и все будет в порядке. Но я был в отчаянии. Когда Биттон называл срок в год, это только значило, что по окончании срока он скажет, что у меня еще нет хороших перспектив. А ведь так оно и было. И я не мог надеяться, что Шейла станет меня ждать. Ведь у нее столько возможностей заключить хороший брак. Вот в этом и было дело.

Со своей идеей «сделать деньги» я попал в ужасную передрягу. Но это не важно. Все произошло только по моей вине. Фил…

Далри помолчал.

– Но это к делу не относится. Мы оба в этом замешаны, но именно я сделал… Так или иначе, если бы все дошло до ушей старика, со мной было бы кончено. И мне нужно было добыть за неделю тысячу двести фунтов.

Он прикрыл глаза.

– Странно. Я все время думал только о том, как меня дразнили Старым Пастором. Они поднимали меня на смех, когда я смешивал коктейли, говорили, что мне не пристало этим заниматься. Но именно тогда мне и пришла в голову мысль выкрасть у Фила эту рукопись и продать ее Эрбору. Это было безумием. Но ведь я и был в полном отчаянии. Я не извиняю этого поступка. Когда дело дошло до трудностей, я оказался таким же беспомощным, как и Фил…

Видите, как все было. В воскресенье вечером я попросил Фила позвонить мне утром. Он позвонил, в страшном волнении. Фил попал в новую передрягу. Это было… словом, с женой мистера Биттона. Но тогда я об этом не знал. Я уже настоял на том, чтобы он скрыл рукопись и держал ее где-нибудь у себя в квартире. Я без конца втолковывал это ему… для того, чтобы я мог вынести ее из квартиры.

И он это сделал. Он попытался подложить ее в машину старика – об этом вы знаете, – перед тем как отправиться в Тауэр на встречу со мной. Но мои указания настолько запечатлелись в его мозгу, что перед уходом в Тауэр он все-таки вернулся домой и спрятал рукопись в своем кабинете за решеткой камина.

Устроить фальшивый звонок мне ничего не стоило. Первый звонок был настоящим. Когда раздался второй звонок, я находился в рабочей комнате. Я просто позвонил наверх Паркеру и разговаривал с ним голосом Дрисколла. Я знал, что он позовет меня к отводной трубке. Тогда я подойду к телефону, сам себе скажу: «Привет, Фил!» – и отвечу его голосом, и Паркер положит трубку. Я думал, все устроено…

Обхватив голову руками, Далри погрузился в задумчивость. В камине потрескивал огонь. Хэдли сидел неподвижно…

– Но я должен был спешить. Мой план был прост. Я собирался оставить машину генерала в мастерской в Холборне, быстро добраться до квартиры Фила и выкрасть рукопись. Затем я хотел открыть окно, устроить в квартире беспорядок и что-нибудь украсть, чтобы это выглядело как кража со взломом. Я не испытывал сомнений. Я знал, что Фила никто не обвинит в краже – старик так и не узнает об этом. Единственный риск, на который Фил шел, – это попытка вернуть ее. И… господи! Если вы думаете, что я не решался украсть ее у старика… Я бы сорвал рубашку с его спины, вот как я к нему относился. Проклятый… Но не обращайте внимания.

Далри взял бутылку виски и налил себе почти полный стакан. Он принял вызывающий вид, на щеках появился тусклый румянец. Молодой человек нервно звякнул бутылкой о стакан. Далри выпил почти полный стакан неразбавленного виски…

– Казалось, все пройдет удачно. Фил никогда бы меня не заподозрил. Я прибыл на его квартиру, когда его там уже не было, и смог спокойно обыскать ее. Когда я занимался поисками рукописи, вдруг раздался телефонный звонок. Это звонил Паркер из Тауэра. Мне не нужно было отвечать ему, но я так испугался. Хотя позднее… – он грустно усмехнулся, – позднее это обеспечило мне алиби. Было как раз без четверти два…

Слушайте! Какое-то время я ходил по всем комнатам и искал рукопись, потому что сначала и не подумал заглянуть под решетку. Но все-таки посмотрел там и нашел ее. Я не торопился, потому что думал, что Фил еще долго проторчит в Тауэре. Найдя рукопись, я внимательно ее осмотрел и спрятал в карман. Я собирался еще перевернуть несколько предметов мебели, когда…

Я обернулся. Мне показалось, что я услышал какой-то шум. И в дверях увидел Фила, который стоял и смотрел на меня. Я понял, что он все видел.

Далри поспешно допил виски, и его остановившийся и отсутствующий взгляд выражал ужас. Он слегка поднял руку, будто что-то нащупывая впереди.

– Вам не приходилось видеть Фила в приступе ярости! Он становился просто сумасшедшим. Он стоял там и тяжело дышал, презрительно сощурив глаза. Мне уже приходилось видеть его в таком состоянии. В тот раз он пытался зарезать человека перочинным ножом только за то, что тот высказал насмешливое замечание о его одежде. Он становился… как это… невменяемым и страшно опасным. В комнате было холодно и тихо, и я слышал, как он дышит и как тикают мои часы… и…

И он закричал. Стал страшно ругать меня. Мне в жизни не приходилось слышать таких ругательств. Это было так грубо, что звучало… не знаю даже, как сказать… непристойно, что ли. На нем было коричневое кепи, сдвинутое набок. Я всегда знал, когда он прыгнет. Мы с ним несколько раз боксировали в перчатках, но я прекратил с ним тренироваться, потому что боксировал лучше, и, когда мне удавалось обмануть его защиту и нанести ловкий удар, он выходил из себя и заявлял, что хочет сразиться со мной на ножах. И он был опасным, как дикая кошка. Мог мгновенно ударить ниже пояса. Я видел, как он присел, изготовившись к броску. Я сказал: «Фил, ради бога, не валяй дурака!» – а он огляделся в поисках какого-нибудь оружия и увидел эту стрелу от арбалета, которая лежала на низком столике у двери. Затем он бросился на меня.

В этой тесной комнате никуда не убежишь. Я попытался уклониться и схватил его за воротник, как провинившуюся собаку. Я знал, что, если смогу вывернуть ему кисть, он успокоится. Но он упал. Мы сцепились… Я… я даже не знаю, как все произошло. Я услышал, как на пол рухнул стул. И в следующее мгновение мы сцепились, и я оказался сверху и услышал какой-то хруст… и сразу после этого…

С-смешно. В детстве у меня была резиновая игрушка, из тех, на которые нажимаешь, а они пищат и плачут. Потому что у него вырвался такой же звук, только в сто раз громче и страшнее. Какой-то жуткий, сверхъестественный, можете вы понять? А потом послышалось шипение и бульканье, как будто из игрушки выходит воздух. И он затих и не двигался.

Я встал. Он упал на эту стрелу, или я своим падением вогнал ее в его тело, так что острие вонзилось в пол. Затылком он ударился о каминную решетку, когда мы упали. Крови почти не было, если не считать маленькой струйки, которая вытекла сбоку из его губ…

Далри откинулся назад, закрыв глаза руками.