Джо Алекс - Я расскажу вам, как погиб…

Невольно я посмотрел на часы. Они молчали. Часы были старыми, червонного золота. В стеклянном футляре находился маятник в форме солнца с изображением девушки, чьи развевающиеся волосы были лучами. Выше, на белом диске, стояли голубые римские цифры. В верхней части часов парил золотистый трубящий херувим. Внизу на диске была надпись «I godde Paris». Я подошел к часам и открыл их. Просунув руку под маятник, я достал большой железный ключ. Заведя часы, я легонько качнул солнечный лик. Раздалось тихое тиканье. На моих часах было без десяти двенадцать. Переставив стрелки и еще раз оглядев комнату, я вышел.

Обед подавали на террасе со стороны парка. Около стола стояла Сара и расставляла цветы. На ней была серая юбка, белая блузка и туфли на высокой шпильке. Ей помогал высокий молодой человек. По-видимому, это и был Филипп Дэвис. У него были темные короткие гладко зачесанные назад волосы, маленькие усики и светлые глаза. Он явно не придавал значения своей внешности: из кармана его фланелевого пиджака торчали карандаши, а галстук был наспех и криво завязан.

— Познакомьтесь, — сказала Сара, беря из рук Филиппа белые розы. — Это Дэвис, сотрудник Яна, а это — Алекс, который любит детей и не любит женщин за рулем.

Мы обменялись рукопожатием.

— Я люблю женщин, детей и машины, — тихо сказал я, — но разбираюсь только в машинах.

— Вы не думайте, что Ян рассказывал только о вашем героическом прошлом, — Сара нервно вертела в руке розу. — Я знаю о вас не только это.

— Вы же еще принимали участие в славной кампании на Пенемюнде, — почтительно сказал Филипп, — я об этом читал, а мистер Драммонд как-то рассказывал нам, как это было. Вы ведь тогда летали?

— Да, летал, — в дверях стоял Ян. — Восемь раз мы пробивались к цели через заслон артиллерии и охотников. Две недели летали над Балтикой. Помнишь, мы тогда увидели огни Швеции? Это было как в сказке. По всей Европе не горит ни одна лампа, и вдруг мы видим сверкающий город. Это была, наверное, самая гнусная ночь в моей жизни.

Он отодвинулся, чтобы дать пройти мужчине, с которым я еще не был знаком.

— Спарроу, — сказала Сара, — счастливый обладатель нашей прекрасной Лючии.

Спарроу, как будто не расслышав этих слов, подошел ко мне и протянул руку. Это была большая тяжелая рука с короткими широкими пальцами. Мы обменялись приветственными словами, и когда Спарроу отошел и встал рядом с Яном, что-то тихо ему говоря, я незаметно оглядел его.

Гарольд Спарроу, хоть и не был высоким, но сложен был атлетически. Если бы не очки, из-за которых смотрели живые светлые глаза, его можно было принять за борца. Он казался старше Яна. Глядя на него, я подумал, что этот человек, наверное, сделает все, чтобы добиться цели. Вся его фигура выражала волю, твердость и уверенность в себе.

Из парка вышла Лючия. Она была в том же платье, в котором я увидел ее в первый раз.

— Скорее же все садитесь. — Сара кивнула стоящей в дверях горничной. — Я ужасно проголодалась. Когда светит солнце, у людей хороший аппетит, правда, Лючия?

— Медицине об этом неизвестно, но, наверное, это так. Впрочем, я совсем не хочу говорить о работе. Тем более что послезавтра у меня очень трудная операция.

— А разве могут быть легкие операции на мозге? — спросил Ян, накладывая салат.

— Да. Но эта будет трудной. — Лючия замолчала.

— Объясни, — Сара отложила нож. — Когда ты говоришь об этих вещах, я чувствую себя совершенно беспомощной. А это очень приятно — чувствовать себя такой хотя бы в течение нескольких минут.

— Сама операция, наверное, вас не заинтересует. — Лючия рассмеялась, но при этом нервно дотронулась до своего рубина. — Операция — это несколько человек в белых халатах и еще один человек, который спит и не знает, что с ним происходит. Тот, кто не делает операций живым беззащитным людям, не знает, чего это стоит. Как-то я отдала скальпель ассистенту и упала прямо у операционного стола. Сейчас, слава Богу, уже так не нервничаю. Но вначале меня охватывала просто настоящая паника. Это для хирурга хуже всего. Операция в разгаре, каждая секунда дорога, а тебя вдруг охватывает ужасное чувство, что в самый кульминационный момент ты ошибешься на сантиметр или миллиметр — это, в общем, равнозначно — и больной умрет.

Она говорила все это очень спокойно. Я обвел глазами всех присутствующих. Мы сидели в окружении клумб с роскошными цветами, хрусталь на столе ослепительно сверкал в лучах яркого солнца.

Спарроу задумчиво смотрел на жену. Еще одним человеком, который вглядывался в Лючию с напряженным вниманием, был Филипп Дэвис. Он впитывал каждое ее слово. Конечно, он был безумно влюблен в нее. Я даже пожалел этого парня и, как всегда бывает в таких случаях, почувствовал к нему симпатию.

— Эта женщина, — продолжала Лючия, положив себе на тарелку кусочек ветчины, — была еще совсем недавно совершенно нормальным человеком. У нее был муж и ребенок. К счастью, она начала не с ребенка, это бы ей, конечно, удалось. Однажды, когда муж возвратился со службы, она набросилась на него с кухонным ножом. Он сумел справиться с ней, а соседи, выбежавшие на его крик, вызвали врача. Ее привезли в психиатрическую клинику. Вечером сознание вернулось к ней. Она ничего не помнила, ничего не понимала. Она очень любила мужа и ребенка и была в отчаянии. Но на другой день нападение повторилось, когда в палату к ней вошел санитар. Потом вновь все прошло. Начали ее обследовать. Все оставалось неясным, пока она не попала ко мне. С первого взгляда я поняла, что припадок должен быть именно таким, потому что мне показалось… — Она замолчала и вновь непроизвольно коснулась своего рубина. — Но дело не в этом. У нее доброкачественная опухоль, которая давит на мозг. Еще двадцать лет назад она была бы пожизненно заключена в сумасшедший дом. Опухоль находится в труднодоступном месте. — Она помолчала. — Господи, как я хочу, чтобы у меня получилось! Дело в том, что результат непредсказуем. Или операция удастся, и она выздоровеет, или умрет на столе. Но они верят в меня. Муж подписал разрешение на операцию, и она согласна, несмотря на возможный исход. И вы знаете, я этому не удивляюсь. Это ведь, наверное, очень страшно, когда внезапно теряешь рассудок. Но давайте все-таки сменим тему.

— Возражаю, — вмешалась в разговор Сара, — я тебя понимаю. Со мной происходит то же самое, когда меня спрашивают, что вы чувствуете в «Макбете», вслушиваясь в крик убитого. Иногда я действительно думаю о пьесе, а иногда о новом платье, которое портниха мне плохо сшила. Для нас-то операция — это экзотика, чужой внутренний мир человеческого тела. А дли тебя — это очень трудный мяч в теннисе, когда нужно собраться до предела, чтобы его достать и отбить.

— Ну, не совсем так, — улыбнулась Лючия. — Но раз уж мы заговорили о теннисе, может, сыграем сегодня, если ты не очень устала?

— Давай, — Сара кивнула, — только не сразу после обеда. Я должна часик полежать. В два часа, согласна?

— Ну конечно, — согласилась Лючия.

Кэт принесла кофе. Ян и Спарроу тихо беседовали. Из отдельных слов я понял, что говорят они о работе. Филипп прислушивался к ним, но было заметно, что он явно обращает больше внимания на женскую половину общества.

Наконец Сара поднялась из-за стола.

— Ян, — сказала она, — ты ведь днем не будешь работать?

— Нет, конечно, — он покачал головой. — Ты же знаешь, что я работаю только утром и с девяти до двенадцати вечера. А сейчас время Гарольда, — он кивнул на Спарроу. — После ужина я тебя сменю.

— Я тоже пойду с вами в лабораторию, — Филипп Дэвис понизил голос, — я тут немножко подумал о том уравнении и…

Спарроу подхватил Филиппа под руку и, внимательно слушая, удалился с ним вдоль террасы.

— Мне тоже нужно немножко поработать. Я утром получила целую кипу медицинских журналов и если сегодня их не просмотрю, то они покроются пылью, как и сто предыдущих. — Лючия положила руку на Сарино плечо. — А ты иди, если и правда хочешь набраться сил перед матчем. Но держись, сегодня тебе не удастся выиграть, клянусь!

— Посмотрим, — Сара сложила руки, как боксер на ринге, и потрясла ими над головой, — я буду драться как львица. — Она помахала мужчинам. — Через час найдете нас на корте, если захотите.

Когда они скрылись в доме, я достал сигареты и протянул пачку Яну. Мы закурили и медленно побрели к приморской террасе.

— Ян, твоя жена говорила, что у вас живет еще один гость?

— А-а, Гастингс, — он улыбнулся и показал на море. — Он поехал на рыбалку с Малахией. Сразу после завтрака. Чего только этот американец не захватил с собой! Знаешь, как будто он отправился на войну, а не на рыбную ловлю. Наш Малахия только покачал головой, увидев все эти чудеса.

Мы подошли к балюстраде и остановились, глядя на море. По обе стороны от Саншайн Менор изгибалась линия побережья в виде огромного полумесяца почти отвесно падающих белых скал. Далеко на горизонте я увидел дымок идущего на запад парохода. Ближе море было покрыто морщинами мелких волн.