Агата Кристи - Унесенный потоком

— Само собой разумеется, — прервала его Фрэнсис. — Истинная преграда не в девушке, а в ее брате, у которого она находится под каблуком.

— Крайне неприятный молодой человек, — отметил Джереми Клоуд.

На лице Фрэнсис неожиданно расцвела улыбка.

— Отнюдь нет, — произнесла она. — Напротив. Очень привлекательный. Правда, довольно бесцеремонный, как мне кажется. Но, если уж на то пошло, то я тоже могу быть бесцеремонной!

Улыбка застыла на ее лице.

— Мы не дадим себя в обиду, Джереми, — сказала она, глядя на мужа. — Обязательно найдется какой-нибудь выход… Иначе я ограблю банк!

— Деньги! — воскликнула Линн.

Роули Клоуд утвердительно кивнул головой. Это был широкоплечий загорелый молодой человек с задумчивыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. Его медлительность была скорее наигранной, нежели естественной. Для него неторопливость — все равно что быстрота действий у других.

— Да, — сказал он, — все в наши дни сводится к деньгам.

— Но мне казалось, что в годы войны у фермеров дела шли неплохо.

— О да, но ведь нет ничего постоянного. Через год ставки повысятся, рабочие будут выдвигать требования, все будут недовольны, не зная, что им несет день грядущий. Конечно, если заниматься сельским хозяйством на широкую ногу… Старый Гордон это знал и на это меня нацеливал.

— А теперь… — произнесла Линн.

— А теперь, — усмехнулся Роули, — миссис Гордон едет в Лондон и как бы между прочим бросает пару тысяч на покупку норкового пальто.

— Ты… ты злобствуешь!

— О нет…

Он замолчал, а затем добавил:

— Я бы тоже хотел купить тебе норковое пальто, Линн…

— Как она выглядит, Роули?

Линн хотела услышать трезвое суждение.

— Сегодня вечером ты ее увидишь. Мы собираемся у дяди Лайонела и тети Кэтти.

— Да, я это помню. Но я хотела знать твое мнение. Мама утверждает, что она дурочка.

— Ну, — задумчиво протянул Роули, — я бы не сказал, что она блещет умом, но уверен, что она только кажется дурочкой, потому что ужасно осторожна.

— Осторожна? Но почему?

— О, просто осторожна. Главным образом, думаю, из-за своего акцента — у нее он типично ирландский. Ты же знаешь, что она ирландка. Затем, наверное, из-за того, что не знает, как вести себя за столом и опасается обсуждения литературных тем.

— Значит, она совсем… необразованна?

— О, она — не леди, — усмехнулся Роули, — если ты это имеешь в виду. У нее прекрасные глаза, хороший цвет лица, что, видимо, и повлияло на старика Гордона, но она крайне проста. Все это как-то не вяжется, хотя, конечно, никогда ничего точно не знаешь. Она обычно молчит, оглядываясь по сторонам, а за нее выступает Дэвид.

— Дэвид?

— Да, ее брат. Должен сказать, что не существует ничего, что было бы ему неизвестно. Он нас не любит, просто терпеть не может.

— А почему он должен нас любить? — резко спросила Линн и добавила, глядя на Роули в некотором изумлении, — ведь ты, как я понимаю, его тоже не любишь?

— Конечно, не люблю. И тебе он не понравится. Он не нашего круга.

— Ты не знаешь, какого круга я, Роули. За последние три года я повидала многое. И мой взгляд на мир, думаю, изменился.

— Да, это верно, ты знаешь мир лучше меня, — спокойно произнес Роули.

Линн резко на него взглянула. Что-то скрывалось в его словах и в тоне, какими они были произнесены.

Лицо его ничего не выражало. Всегда, вспомнила Линн, было трудно понять, о чем он думает.

Какая неразбериха царит в этом мире, подумала Линн. Раньше мужчины шли на войну, а женщины оставались дома. Ныне положение существенно изменилось.

Из двух молодых людей, Роули и Джонни, один должен был остаться на ферме. Они бросили жребий, и он выпал Джонни Вавасуру, который был вскоре убит в Норвегии. За все дни войны Роули едва ли удалялся от дома на расстояние более одной-двух миль.

А она, Линн, побывала в Египте, Северной Африке, Сицилии. Не один раз попадала под обстрел.

И вот они опять вместе: Линн, вернувшаяся домой о войны, и Роули, остававшийся дома.

Интересно, подумала она, задумывался ли он…

— Похоже, твои дела летят вверх тормашками, не так ли? — с усмешкой спросила она.

— О, не знаю. — Роули отсутствующим взглядом посмотрел на поле. — Когда как.

— Роули, — нерешительно произнесла она, — ты никогда не задумывался… я имею в виду… Джонни…

От его холодного пронзительного взгляда ее спина прилипла к рубашке.

— Оставь Джонни в покое! Война закончилась, и мне повезло.

— Повезло, — с сомнением заметила она, — что не пошел… на войну?

— Удивительная удача. Ты не находишь?

Она просто не знала, как отнестись к его словам. Голос его звучал резко.

— Конечно, девам-воительницам, — с ехидной улыбочкой добавил он, — трудно привыкнуть к дому.

— О, не глупи, Роули, — раздраженно заметила Линн.

(А стоило ли раздражаться? В конце концов, его слова действительно затронули болезненную струну).

— Ну хорошо, — сказал Роули, — я полагаю, мы можем подумать о свадьбе, если твои намерения не изменились.

— Конечно нет. Да и почему они должны измениться?

— Кто его знает, — туманно заметил он.

— Ты думаешь, — медленно произнесла Линн, — я изменилась?

— Не особенно.

— Так, может быть, ты передумал?

— О, нет, я не передумал. Ты же знаешь, на фермах изменения происходят крайне редко.

— Ну что ж, хорошо, — сказала Линн, увидев, что взрыв миновал. — Давай поженимся. Когда бы ты хотел?

— Где-нибудь в июне.

— Ладно.

Они замолчали. Все было решено. Несмотря на это, Линн чувствовала себя подавленной. Да, Роули — это Роули. Таким он был всегда. Преданный, бесстрастный, болезненно воспринимающий любые намеки.

Свадьбу они сыграют в июне. Она поселится в Лонг-Виллоуз («Лонг-Виллоуз» — «Долгие ивы» — прекрасное название, она всегда так считала) и никогда больше никуда не уедет.

И никогда больше не увидит, как поднимают трап, как работает корабельная команда, не испытает волнения при взлете военного самолета, не увидит, как постепенно проступают вдали очертания береговой линии, не почувствует запаха горячей пыли, парафина и чеснока, не услышит разноязыкого говора. Сорванные цветы, пыльный сад, упаковка, распаковка. Что еще?

Все это позади. Война закончилась. Линн Марчмонт вернулась домой. «Домой моряк вернулся, домой вернулся с моря…» Но я уже не та самая Линн, которая когда-то отсюда уезжала, подумала она.

Она подняла глаза и увидела, как Роули наблюдает за нею…

Вечера у тети Кэтти всегда проходили по одному и тому же сценарию, довольно примитивному, что, впрочем, характеризовало хозяйку дома. Доктор Клоуд всегда с трудом сдерживал раздражение. Он был неизменно любезен с гостями, но все прекрасно понимали, что эта любезность стоила ему немалых усилий.

Внешне Лайонел Клоуд походил на своего брата Джереми. Он также был поджарый и седовласый, но ему недоставало присущей юристу Джереми невозмутимости. Бесцеремонность, нетерпеливость, раздражительность настроили против него многих пациентов, заслонив от них его медицинские способности и доброту. Он был увлечен научными поисками. Областью его интересов была история применения лекарственных растений. А в жизни он любил определенность и с трудом выносил причуды своей жены.

Хотя Линн и Роули всегда называли миссис Джереми Клоуд просто Фрэнсис, миссис Лайонел Клоуд для них всегда оставалась «тетей Кэтти». Они любили ее, хотя и считали несколько странной.

Этот «вечер», явно организованный, чтобы отметить возвращение Линн домой, был чисто семейным делом.

Тетя Кэтти нежно встретила племянницу.

— Ты выглядишь прекрасно и великолепно загорела, моя дорогая. Наверное, в Египте. Ты прочитала книгу о загадках пирамид, которую я тебе послала? Она такая интересная! Дает объяснение абсолютно всему. Ты со мной согласна?

Линн спасло от ответа появление миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.

— Розалин, это моя племянница, Линн Марчмонт.

Пытаясь скрыть любопытство, Линн посмотрела на вдову Гордона Клоуда.

Да, она прелестна, эта девушка, из-за денег вышедшая замуж за старого Гордона Клоуда. Роули был прав: она действительно выглядит очень простой и невинной. Черные, свободно падающие волосы, ирландские голубые глаза с прыгающими в них чертиками, полураскрытые губы.

Бросился в глаза ее богатый наряд. Платье, драгоценности, маникюр, меховая накидка. Фигура у Розалин была хорошей, но она явно не знала, как носят дорогую одежду. Линн Марчмонт, если б у нее была такая возможность, показала бы, как это надо носить. («Но у тебя никогда не будет такой возможности», — сказал ей внутренний голос).