Майнет Уолтерс - Уздечка для сварливых

Рут вышла из дома в ту минуту, когда Сара захлопывала дверцу машины.

– Давайте поговорим в летнем домике, – сказала девушка отрывисто и, не дожидаясь ответа, отправилась за угол дома. Рут надела только футболку и легкие брюки, и ее худенькое тело согнулось под пронизывающим северным ветром, который гонял опавшую листву по дорожке.

Сара, более чувствительная к холоду, достала пальто с заднего сиденья и направилась за Рут. Краешком глаза она заметила Джоанну, наблюдавшую из окна гостиной. Интересно, сказала ли Рут матери, что сама просила Сару приехать? И зачем такая секретность? Летний домик располагался в двухстах ярдах от дома.

Рут закуривала сигарету среди расставленных в беспорядке плетеных столов и стульев в стиле арт-деко, когда Сара наконец нагнала ее.

– Будете мне читать мораль? – спросила, нахмурясь, девушка, закрывая дверь и усаживаясь в кресло.

– Насчет чего? – спросила Сара, тоже сев и поплотнее укутавшись впальто. В домике было ужасно холодно даже с закрытой дверью.

– Насчет курения. Сара пожала плечами:

– Это не в моих правилах.

Рут бросила на нее угрюмый взгляд:

– Ваш муж сказал, что бабушка называла вас Уздечкой Для Сварливых. Почему – если вы не упрекали ее за вечное ворчание и недовольство?

Сара посмотрела в окно, где огромный ливанский кедр, благодаря которому дом и получил свое название, отбрасывал длинную тень на траву. Потом беспокойный ветер нагнал на солнце тучку, и тень исчезла.

– У нас были отношения иного рода, – ответила доктор, вновь поворачиваясь к девушке. – Я наслаждалась обществом твоей бабушки. Не помню ни одного случая, когда мне бы захотелось ее упрекнуть в чем-нибудь.

– Мне бы не понравилось, если бы меня называли Уздечкой Для Сварливых.

Сара улыбнулась:

– Мне это даже льстило. Думаю, твоя бабушка использовала это прозвище как комплимент.

– Сомневаюсь, – резко бросила Рут. – Вы, наверное, знаете, что бабушка надевала эту штуку на маму, когда та была маленькой? – Она курила нервно, делая короткие затяжки и выпуская дым через нос. Увидев недоверчивое выражение на лице Сары, она сказала: – Правда. Бабушка сама однажды призналась. Она терпеть не могла, когда люди плачут. Поэтому стоило маме заплакать, как бабушка запирала ее в шкафу с этой штуковиной на голове. А отец бабушки делал то же самое с ней. Так что для нее это было обычным делом.

– Это жестоко, – пробормотала Сара.

– В те времена никого особо не волновало, что родители делают с детьми. Надевать железную клетку на голову или лупить ремнем – какая разница? Но для мамы это было тяжело. – Рут бросила окурок и затушила его ногой. – За нее некому было заступиться. Бабушка делала что хотела и когда хотела.

Сара гадала, что девушка пытается сообщить ей.

– Боюсь, это настоящая проблема. Мужчины в состоянии стресса вымещают свои обиды на женах. Жены, в свою очередь, на детях. А для женщины нет ничего ужаснее, чем оказаться брошенной с маленьким ребенком на руках.

– Вы оправдываете бабушку? – В глазах Рут появилось подозрение.

– Нет, я просто пытаюсь понять ее. Многие дети, оказавшиеся в положении твоей матери, подвергаются словесным оскорблениям, а это иногда страшнее, чем физическое наказание. Хотя бы потому, что эти шрамы не видны и никто, кроме членов семьи, не знает о них. – Сара пожала плечами. – Однако результат оказывается тем же. Ребенок затравлен и закомплексован. Лишь немногие могут выносить постоянную критику со стороны людей, от которых они зависят. Ты либо ломаешься, либо борешься – другого не дано.

Рут разозлилась:

– Моя мать натерпелась всего – и физических, и словесных оскорблений. Вы даже представить себе не можете, как к ней относилась бабушка.

– Но если правда, что Матильду так же жестоко наказывали в детстве, то она такая же жертва, как и твоя мать. Хотя не думаю, что для тебя это большое утешение.

Рут закурила еще одну сигарету.

– Только не поймите неправильно, – сказала она, иронично скривив рот. – Я любила бабушку. По крайней мере у нее был хоть какой-то характер. У мамы же его вовсе нет. Иногда я ее даже ненавижу. В остальное время – просто презираю. – Она нахмурилась и посмотрела на пол. – Я боюсь, что бабушку убила мама. Не знаю, что мне делать. Половина меня обвиняет ее, а другая половина – оправдывает.

Последняя фраза девушки повисла в тишине, пока Сара подыскивала ответ. Было ли это настоящее обвинение в убийстве или просто злобное замечание испорченного ребенка в адрес нелюбимого родителя?

– Полиция склонилась к версии самоубийства. Дело закрыто. Насколько я понимаю, вопрос о виновности того или иного человека в смерти твоей бабушки не стоит.

– Я не имею в виду, что мама сделала это на самом деле. Не в том смысле, что она взяла нож и вскрыла ей вены. Думаю, мать довела бабушку до самоубийства. Что ничуть не лучше. – Она с подозрением взглянула на Сару. – Вы так не считаете, доктор?

– Возможно. Если учесть, что такое вообще могло произойти. Из того, что ты мне рассказала об отношениях твоей матери с бабушкой, такое кажется маловероятным. Скорее я бы не удивилась, если бы все произошло с точностью до наоборот: Матильда довела твою мать до самоубийства. – Сара сконфуженно улыбнулась. – Впрочем, даже подобные вещи встречаются крайне редко и только в том случае, если человек с неуравновешенной психикой видит в самоубийстве единственный выход из трудных взаимоотношений с другим человеком.

Рут было не так-то легко переубедить.

– Вы не понимаете, – возразила она. – Они друг друга стоили. Мама по-своему ничуть не лучше бабушки. Бабушка открыто говорила, что она думала, а мама лишь злобно огрызалась. С ними обеими было невозможно находиться в одной комнате. – Губы Рут превратились в тонкую линию, отчего ее лицо стало непривлекательным. – Я даже обрадовалась, когда меня отправили в школу-пансион. Мама переехала в Лондон, так что я сама решала, приезжать на каникулы сюда или в город, к матери. И они больше не могли использовать меня в своих вечных спорах.

Как же мало знала Сара об этих трех женщинах. Где, например, мистер Лассель? Может, тоже сбежал, как Джеймс Гиллеспи? Или Джоанна просто взяла себе выдуманное имя, чтобы создать видимость того, что ее дочь законнорожденная?

– Как долго вы с матерью жили здесь до того, как ты уехала в школу?

– Почти с моего рождения и до одиннадцати лет. Мой отец умер и оставил нас без гроша. Маме пришлось идти к бабушке на поклон, иначе мы умерли бы с голоду. По крайней мере так рассказывает мама. На самом деле, я думаю, ей было просто лень искать хоть какую-нибудь работу. Она предпочла терпеть оскорбления, а не пачкать руки. – Рут обхватила себя за талию и начала раскачиваться. – Мой отец был евреем. – Она произнесла это с презрением.

Сара была ошарашена.

– Почему ты говоришь об этом таким тоном?

– Бабушка всегда так о нем говорила. «Тот еврей». Она была антисемиткой. Вы не знали?

Сара покачала головой.

– Тогда вам ничего о ней не известно. Отец был профессиональным музыкантом, бас-гитаристом при какой-то студии; в случае необходимости аккомпанировал разным записывающимся группам. Но он играл и в своей группе, иногда они даже выступали. Отец умер от передозировки наркотиков в 1978 году. Я его совершенно не помню. Бабушка получала особенное удовольствие, рассказывая мне, насколько никчемным человеком он был. Его звали Стивен. Стивен Лассель.

Рут замолчала.

– Как твоя мать с ним познакомилась?

– На вечеринке в Лондоне. Предполагалось, что она познакомится с молодым человеком, достойным ее происхождения, а вместо этого ушла с вечеринки с гитаристом. Бабушка ничего об этом не знала, пока мать не объявила, что беременна. Тут все и началось. Вы только представьте: дочь, беременная от рок-гитариста, еврея, да еще и сидящего на героине! – Рут глухо засмеялась. – Это была месть что надо. – Руки девушки уже посинели от холода, но она, казалось, ничего не замечала. – Тем не менее они поженились и стали жить вместе. Потом родилась я, а шесть месяцев спустя его нашли мертвым – последние гроши он потратил на дозу. За квартиру они задолжали за несколько месяцев. В двадцать три года мать овдовела – с ребенком на руках и без крыши над головой.

– Тогда, возможно, возвращение сюда выглядело для нее единственным выходом.

Рут скорчила недовольную гримасу.

– Вы бы на ее месте так не поступили. Тем более если бы наверняка знали, что вам не дадут забыть ошибки молодости.

«Возможно, и нет, – подумала Сара. – Интересно, действительно ли Джоанна любила Стивена Ласселя или связалась с ним только ради того, чтобы отомстить Матильде?»

– Нам сейчас легко судить, – заметила она. Девушка продолжала, словно и не слыша слов Сары:

– Бабушка хотела поменять мое имя на какое-нибудь более английское – чтобы искоренить напоминание о моем наполовину еврейском происхождении. Какое-то время она даже называла меня Элизабет, но мама пригрозила забрать меня, и бабушка отступилась. Мать лишь два раза за все время взбунтовалась против воли бабушки: когда та хотела поменять мне имя и надеть на меня «уздечку для сварливых», когда я плакала. В остальных случаях слова бабушки считались законом. – В глазах Руг сверкнуло презрение. – Мать очень слабая. Бабушке не так уж и трудно было противостоять. Я постоянно с ней спорила, но у нас сохранялись великолепные отношения.