Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал

— Вздор, — пробормотал Вульф.

— Вовсе нет. Она платит два доллара за то, чтобы я уберёг её братца от участи, которая страшнее смерти. Что за занятная профессия — детектив! Полночи нянчить быка, чтобы на следующий день за обедом пасть жертвой коварной блондинки. Смотрите-ка, пуговица оторвана — придётся послать телеграмму Фрицу.

Звёзды так и не узнали моих сокровенных тайн. Ещё перед закатом стали сгущаться тучи, а к половине девятого наступила тьма, хоть глаз выколи. Вооружившись фонариком и набив желудок вкусной пищей, конечно, не идущей в сравнение с кулинарными шедеврами Фрица Бреннера, но неизмеримо лучше той, что подают в пратториях, я покинул изысканное общество во время приёма кофе и отправился на вахту. Пробравшись напрямик через сад, я вскоре наткнулся на Дэйва. Он примостился возле забора на перевёрнутом бочонке в обнимку с неизменным дробовиком.

— Всё в порядке, — возвестил я, выключая фонарик, чтобы сберечь батарейки. — Ты небось уже не прочь пожевать чего-нибудь?

— Нет, — промямлил он. — Я не ем так поздно. Мне дали мяса с картошкой в шесть часов. Зато я плотно завтракаю. Брюхо меня будит — под утро я так хочу есть, что сон как рукой сгоняет.

— Очень интересно. А где бык?

— Я уже с полчаса его не видел. Последний раз был там, возле того валуна. Почему его не привязывают, ума не приложу.

— Пратт сказал, что в первую ночь быка привязали, но он так ревел, что не давал никому спать.

Дэйв хмыкнул.

— И пусть бы себе ревел. А кто не может спать из-за бычьего рёва, должен держать не быков, а вуньеров.

— Кто такие вуньеры?

Дэйв уже затопал прочь, но остановился, услышав мой вопрос.

— Вуньеры, мистер, это те же быки, но с хвостом вместо морды. — Он хрюкнул от удовольствия. — Теперь мы с вами квиты! Доброй ночи!

Решив поискать быка — это всё же лучше, чем торчать на одном месте, — я побрёл вдоль забора к воротам, через которые мы проехали, когда спасали Вульфа. Да, ночка и впрямь выдалась тёмная — ни зги не видно. Отойдя ярдов на тридцать, я посветил по сторонам, но Цезаря не обнаружил. Лишь миновав ворота, я наконец увидел его. Бык вовсе не лежал на траве, как мне мыслилось, но стоял в величавой позе, уставившись на луч фонарика. Он возвышался, как слон. Я крикнул ему: «Всё в порядке, дружище, это я, Арчи, не волнуйся!» — и с этими словами повернул восвояси.

Я окончательно убедился, что Цезарь скорее начнёт давать молоко, нежели позволит себя похитить. Однако, поскольку мне уж выпал жребий караулить до часа ночи, я счёл за благо проявить бдительность на случай, если какому-нибудь балбесу взбредёт сунуться на пастбище. Вывести быка можно только через ворота, резонно рассудил я, причём проще это проделать не здесь, а в отдалённом конце пастбища, где находились вторые ворота. Туда-то я и поплёлся вдоль ограды. Внезапно мне пришло в голову, что куда проще пройти напрямик через пастбище. В такой темноте Цезарю вряд ли захочется снова поиграть со мной в пятнашки. И всё же благоразумие одержало верх.

Я решил обойти пастбище вокруг. За садом, ярдах в двухстах, светили окна дома. Дойдя до угла забора, я завернул налево и не успел глазом моргнуть, как очутился в зарослях шиповника. Десять минут спустя я достиг знакомого поворота дороги и удостоверился, что наш «седан» по-прежнему подпирает дерево. Вот наконец и ворота. Я взгромоздился на забор и посветил на пастбище. Впрочем, до быка было слишком далеко, и я выключил фонарик.

Если долго живёшь в деревне, то тебе должны быть знакомы все ночные звуки. Мне же всё было внове, и каждый шорох вызывал естественное любопытство. Сверчков и кузнечиков я в расчёт не беру, но когда что-то шуршит в траве, дело уже другое. Вот зашелестела листва на дереве, потом скрипнула ветка… Должно быть, сова или какой-то ночной зверёк. Я решил не расходовать батарейку фонарика.

Так я просидел около получаса, когда послышался другой звук, уже со стороны нашей машины. Словно что-то тяжёлое ударилось о неё. Я посветил фонариком и сначала ничего не заметил, но потом разглядел, что из-за капота торчит нечто, похожее на рукав. Я уже собрался подать голос, но передумал, погасил фонарик, соскочил с забора и пригнулся. Кто знает, вдруг гернзейская лига подослала парочку головорезов или Клайду Осгуду захотелось отведать острых ощущений? Как бы то ни было, я осторожно подкрался к машине, обогнул её сзади, приблизился к капоту, наугад выбросил руку — и ухватился за чьё-то плечо.

Раздался истошный визг, плечо дёрнулось, и послышался протестующий возглас:

— Ой, больно ведь!

Я разжал пальцы, включил фонарик и отступил.

— Только не уверяйте, что вас обуревают нежные чувства к Цезарю — проворчал я.

Лили Роуэн — а это была она, в тёмном пледе, наброшенном поверх светлого платья, — встала, потирая плечо.

— Если бы не эта дурацкая машина, вы бы ни за что не заметили, что я здесь. Ох, и напугала бы я вас!

— Злодейка! А зачем?

— Проклятье, как вы меня ущипнули!

— Я вообще зверь. Как вы сюда попали?

— Пешком. Вышла подышать. Не ожидала, что так темно… думала, что глаза привыкнут к темноте. Зрение-то у меня как у кошки, но такого мрака и не припомню. Это ваше лицо? Стойте спокойно.

Она дотронулась до моей щеки. Сперва я решил, что Лили поцарапает меня в отместку, но прикосновение пальцев вышло нежным. Потом они стали перемещаться по моему лицу, и я отшатнулся.

— Не надо! Я боюсь щекотки.

Девушка расхохоталась.

— Я хотела убедиться, что это точно ваше лицо. Так вы пообедаете завтра со мной?

— Да.

— На самом деле? — В голосе прозвучало удивление.

— Разумеется. Точнее, вы пообедаете со мной. Почему бы и нет? Вы очень забавная. Почему бы не скоротать вдвоём немного времени, как с прелестной игрушкой, которую можно выкинуть, натешившись вдоволь. Ничего другого женщины для меня не значат, поскольку все мои помыслы и мечты сосредоточены на собственной карьере. Я собираюсь поступить в полицию.

— Бедные женщины! Значит, мы ещё должны радоваться, когда вы снисходите до нас. Давайте залезем в машину и поболтаем немного.

— Она заперта, а ключа у меня нет. К тому же в сидячем положении я могу заснуть, а это не положено — быка стерегу. Так что вам лучше уйти. Я обещал держать ухо востро.

— Чушь! — Она обогнула крыло, как бы невзначай слегка коснувшись меня, и присела на подножку «седана». — Дайте мне сигарету. Клайд Осгуд совсем потерял голову и поставил себя в глупое положение, И что может случиться с быком, если здесь всего двое ворот: одни возле самого дома, а вторые охраняете вы? К тому же ночью на пустынной дороге вы ничего не сделаете для своей карьеры. Идите же сюда и поиграйте в одну из ваших игрушек.

Я посветил в направлении ворот, ярдах в ста от нас, выключил фонарик и повернулся, собираясь присесть на подножку, но, не заметив в темноте кочку, потерял равновесие и плюхнулся прямо на девушку. Она отпрянула.

— Не так близко, — сказала она изменившимся голосом. — Меня даже в дрожь кинуло.

Я потянулся за сигаретами, ухмыляясь в темноте.

— Это тактика наскока. Приводит к быстрому успеху. Впрочем, она мне надоела, а ничего нового вы не придумаете. К тому же вы немного не рассчитали. Такая игра в кошки-мышки оправдана, лишь когда вы убеждены, что рыбка уже клюнула, а это совсем не так…

Я прервал свои разглагольствования, потому что Лили вскочила и зашагала прочь.

— Обед отменяется! — выкрикнул я вдогонку. — Придётся поискать другой предлог.

Она вернулась, села на подножку подальше от меня и провела кончиками пальцев по моему рукаву от плеча до локтя.

— Дайте мне сигарету, Эскамильо.

Я чиркнул спичкой, и она прикурила.

— Спасибо. Ну что ж, давайте знакомиться? Расскажите мне о себе.

— Что именно?

— Ну… например, о своей первой женщине.

— С удовольствием. Я плыл вверх по Амазонке на каноэ. Я был один, так как всю провизию от избытка чувств скормил крокодилам, а нанятые мной туземцы, которых я звал боями, сбежали в джунгли. Два месяца я питался только рыбой, но однажды огромный тарпон оборвал мою снасть, и я остался без средств к существованию. Умирая от голода, я упорно продвигался вверх по реке, пока на пятый день не наткнулся на маленький островок, на берегу которого стояла женщина восьми футов ростом. Это была амазонка. Я причалил к берегу, она подхватила меня на руки и отнесла в хижину, уверяя, что мне не хватает только женской ласки. Ничего съедобного на островке не оказалось. Мне оставалось только одно. Я установил ловушку, и к заходу солнца уже варил амазонку в огромном котле, в котором она делала лимонное масло. Ох и наелся же я тогда! Незабываемое лакомство! Насколько я помню, она была моя первая женщина. С тех пор, конечно…