Микки Спиллейн - Тигр на свободе

– Пока нет.

– Отлично. Кстати, есть кое-какие перемены. Эрни Бентли перебрался в мансарду, где раньше жил Колдуэл. Вы знаете адрес?

– Да.

– Мы реорганизуемся, и теперь все пойдет через него. Он также будет заниматься специальным снаряжением. Его номер телефона прежний.

– О'кей. И большое спасибо. Я повесил трубку.

Итак, мы напали на след. Иностранец решил посмотреть фильм на родном языке. Тем самым он нарушил закон своей профессии, но тоска по родине оказалась сильней.

Диллинджер совершил точно такую же ошибку и поплатился за нее жизнью.

Я позвонил Туми и сказал, что собираюсь сделать засаду в кинотеатре, попросив его ждать моих распоряжений. Ему не понравилось, что я отправляюсь один, но такова уж была моя привычка – первый выстрел мне хотелось сделать самому. Я попросил Туми посидеть в моей комнате на случай, если позвонит Уотфорд или Рэндольф, и обещал время от времени сообщать о себе.

Программа в кинотеатре «Гренобль» начиналась в половине восьмого, а касса открывалась в семь, так что в моем распоряжении было еще время. Я решил сесть в последний ряд: если Чарис придет, он тоже пойдет по проходу, так что все зависит от того, кто кого увидит первым.

Предполагая, что Чарис может послать перед собой сообщника, я отошел от кинотеатра, взял такси и поехал в Гринвич-Виллидж. У дома Грэтхен я попросил шофера подождать, поднялся к ее квартире и постучал. Мне никто не ответил, но за дверью тихо играло радио. Я приоткрыл дверь и окликнул Грэтхен, думая, что она в ванной. Никто не отозвался. Я вошел. Гостиная была освещена одной лампой. Очевидно, она вышла за покупками. Я поднял покрывало с портрета Селвика и увидел, что Грэтхен еще поработала над ним. Потом я вернулся в такси.

Сунув в окошко кассы кинотеатра два доллара, я получил билет и сдачу, потом нашел в темноте место, с которого мне был виден вход, и уселся с пистолетом наготове.

Через двадцать минут зал наполнился, но Чариса не было. Я до конца просмотрел фильм, в котором не понял ни слова.

В перерыве между сеансами я вышел в фоне и еще раз оглядел публику, но никого не увидел. Подождав для верности минут десять, я покинул кинотеатр.

Итак, след оборвался. Чтобы немного успокоиться, я пошел пешком. Да, занимаясь таким делом, следует держать свои нервы в порядке.

Из аптеки я позвонил Туми. Он сообщил, что Рондина была в ресторане вместе с Тэлботом, а потом поехала домой на такси. Тэлбот вернулся в посольство и, кажется, не покидал его. Квартира Эдит находится под наблюдением двух групп агентов: снаружи и внутри здания.

Это сообщение было получено полчаса назад и, вероятно, она еще никуда не успела выйти. Я попросил Туми оставаться на своем посту. Он должен был сообщить Мартину Грэди о моей неудаче и спросить, стоит ли делать вторую попытку. Мне нужен был категоричный приказ.

Теперь настало время потуже закручивать гайки.

Сыщиков, наблюдавших за квартирой Рондины, я обнаружил довольно быстро. Их пора было отправлять на курсы по повышению квалификации. Оба внешних наблюдателя были довольно стары. Первый курил, сидя в машине с поднятыми стеклами, а второй спрятался от дождя в подъезде. Когда-нибудь это будет стоить ему жизни.

Третий шпик торчал на лестничной площадке, разыгрывая сцену ожидания лифта. В действительности же он не спускал глаз с кабины, высматривая, на каком этаже он остановится. Но на этот раз он промахнулся: чтобы заморочить ему голову, я раз шесть проехался вверх и вниз, а потом поднялся к квартире Рондины по лестнице.

Я нажал кнопку звонка.

– Кто там? – спросила она.

– Тайгер, дорогая.

Рондина сразу открыла дверь. Она стояла в белом платье, сияющая и прекрасная. Каждый изгиб ее тела дышал женственностью.

– Можно войти?

– Конечно.

Рондина улыбнулась, и я опять вернулся в прошлое. Другой на моем месте был бы сражен наповал, но я уже прошел школу Рондины.

– Благодарю, крошка.

Она закрыла дверь и провела меня в гостиную. На этот раз на проигрывателе стоял Вагнер – тема любви и смерти. Очень подходяще.

У нее был усталый вид: темные круги под глазами, морщинки возле рта. Я положил шляпу и плащ, сел на софу и вытянул ноги. В ее поведении чувствовалась какая – то нервозность.

– Выпьешь?

– Почему бы и нет?

– Шотландское?

– Ты столько раз готовила для меня напитки, крошка, что должна была запомнить. С тех пор мои вкусы не изменились: простое виски и имбирное пиво.

Я находил игру Рондины безукоризненной, но сейчас все это не имело смысла. Мы были одни.

– Как чувствует себя мистер Селвик? Она поставила мой стакан на стол.

– Пришел в себя. В понедельник, как обычно, примется за работу.

– Я слышал, ты завтракала с ним. Она взглянула на меня.

– Ты что-нибудь имеешь против?

– Возможно. – Я взял стакан и отхлебнул: смешала она правильно. – Ты не находишь, что приступ случился в самое неподходящее время.

Она нахмурилась, и казалось, не понимала меня.

– У него и раньше бывали такие приступы.

– А перед этим ты всегда завтракала с ним?

Рондина поняла, к чему я клоню. Стакан в ее руке задрожал. Она тщательно старалась подыскать ответ, но я сменил тему.

– Мы получили информацию о Диане Кен. Или тебе и так все известно?

Она оцепенела. Стакан выпал у нее из рук и разбился. Кусочек льда подкатился к софе, и я отшвырнул его ногой. Лицо Рондины помертвело.

– Через нее ты и проникла в семью Кенов. – Мне не удалось скрыть торжествующую улыбку. – Остается только выяснить, где настоящая Эдит Кен. Молчишь? Тогда я отвечу за тебя. Возможно, настоящая Кен содержится где-то в заключении. Однако держу пари, что она мертва. Ты любишь тщательно заметать следы. Все рекомендации даны тебе людьми, знавшими Эдит ребенком. Здесь помогла репутация семьи. Но если эта история попадет в газеты, Кенам конец.

Пальцы Рондины дрожали. Она с трудом держала сигарету. Я вынул из кармана рекламные спички из моего отеля, дал ей прикурить и бросил коробок на стол. Она глубоко затянулась и постаралась взять себя в руки.

– Ты ошибаешься, Тайгер.

– Нет, радость моя.

– Ты не можешь…

– Подожди и увидишь.

Она еще раз затянулась, погасила сигарету в пепельнице, потом поймала мой взгляд и отчеканила тоном прежней Рондины:

– Я не допущу, чтобы ты втоптал имя Кенов в грязь.

– Каким образом? С помощью Видора Чариса?

Она долго молчала. Потом на ее лице вдруг промелькнула тень сочувствия.

– Ах ты, дурачок.

– Я всегда уважал твои способности, Рондина. Но сейчас ты промахнулась.

– Тайгер…

– Подойди ко мне. Я хочу, чтобы ты довела свою игру до конца. Помнишь наш последний поцелуй? Подойди, я хочу узнать, каков теперь вкус твоих губ.

Ее руки судорожно вцепились в спинку кресла, а глаза сверкнули.

– Я хочу знать, остались ли твои поцелуи такими же после того, как ты причинила столько горя почтенной семье и убила ни в чем не повинного ребенка. Подойди ко мне, Рондина.

Она поднялась и замерла как натянутая тетива.

– Подойди ближе, дорогая. Я всегда ношу с собой пистолет. Может, тебе удастся улучить удобный момент, вытащить его и опять выстрелить мне в грудь.

Как ни странно, но напряжение понемногу спало с нее. Наконец, окончательно овладев собой, она медленно подошла ко мне. Мягкий свет подчеркивал прелесть ее фигуры.

Я сидел на софе, стараясь проникнуть в ее мысли.

– Скажи, Тайгер, ты сильно меня любишь? – прошептала Рондина.

Она опять начала новый заход по обольщению.

– Сильнее, чем ты думаешь, – хрипло сказал я.

– Когда – то ты бы все сделал для меня.

– Это было давно, а теперь могу сделать лишь одно – застрелить.

Рондина встала коленями на софу, так что они прижались к моей ноге. Вырез халата открывал глубокую ложбинку между грудей.

– Прошу, выслушай меня, – с подкупающей простотой сказала она.

– Зачем?

– Потому что ты меня любишь. Я отвел ее колени в сторону.

– Ты так прекрасно умела говорить о любви, дорогая. Когда я лежал рядом и слушал, у меня внутри все таяло. Где бы мы ни предавались любви – на сене или в кровати, ты всегда повторяла, как сильно меня любишь. Скажи это еще раз.

– Я полюбила тебя с первого взгляда.

– Ты повторяешься, Рондина. Придумай что-нибудь новое. Она медленно подняла руку и нежно коснулась моего лица.

– Я люблю тебя. Тайгер.

Ее слова проникли мне в душу. Рондина поняла мое состояние, а я возненавидел себя, потому что последние двадцать лет пытался подавить это чувство.

– Можно мне теперь высказать свою просьбу? Я промолчал, и она сказала:

– Оставь в покое семью Кенов.

– Убийцы не меняются, – сказал я.

Ее лицо оставалось невозмутимым, только в глазах появилось новое выражение.