Джереми Камерон - Убили Винни

Дома никого, его сестра только, классная девчонка, но мне в тот раз было не до нее. Внесли меня внутрь подождать, пока нога отойдет, а то я ее совсем не чувствовал. Как будто если отойдет, значит, все в порядке.

Положили меня на диван — а у меня сердце до сих пор бухает. Дали чаю и кодеин.

— Мы тут за тобой присматривали, — сказал Рамиз. — Ты к Энди ходил?

— Ну да.

— Они, видать, тоже за тобой следили. Ты лучше на этой неделе никуда не ходи. Они от тебя не отстанут.

— Теперь и от тебя тоже.

— Ничего, меня пацаны прикроют. Пару дней продержимся, а потом их всех разом прижмем.

— Хорошо бы. Блин, Рамиз, с меня теперь причитается.

— Да ладно. Я свои же деньги охраняю. Не забыл, что с тебя пять штук в пятницу?

— Нет конечно. О черт, болеть начало.

— Отходит понемногу. Значит, все нормально. Когда не болит — вот это проблема. А так поболит и перестанет.

Ни хрена себе теория.

Меня сперва посадили в Фелтем как несовершеннолетнего, а как двадцать один исполнилось, перевели в Брикстон. На пятый день пришла мама:

— Все, доигрался!

— Мам, не надо.

— Ты хоть понимаешь, что ты человека убил!

— Блин, мам, перестань.

— Без «блин»! Он, конечно, тоже хорош был: ни разу ничего для тебя не сделал… Но убивать-то за что, ты подумай!

Тут уж я засмеялся. Я в полиции две ночи не спал, тут пять ночей не спал, блевал каждый день, ничего в горло не шло. Так мало того что я человека убил и, может, пожизненно получу. Она еще решила, что я его убил, потому что он мне ничего хорошего не сделал!

— Господи, ну что ты говоришь!

— Курить будешь?

— Давай.

Она заплакала.

— Шарон хочет к тебе прийти, и Келли твоя с Дэнни. Все хотя-я-ят!

— Слушай, что, обязательно надо вот так вот, да? Это ты меня утешить пришла? Вообще, это я должен плакать, а не ты, это мне пожизненное светит!

На свидании ведь как? Столы стоят почти впритык, да еще ко мне как к убийце охранника приставили, он стоит и слушает. Не поговоришь нормально. Чувствую, у меня у самого глаза зачесались. Блин, еще не легче.

— За что ты его?

— Господи, мам, ну вышло так, понимаешь? Там уже куча мала пошла. Ты же газету читала, знаешь, как там было.

— Что там было? Я знаю, что ты человека убил. Как у тебя вообще нож оказался?

— Мам, у всех ножи есть.

Я устал уже объяснять, сил не было.

— Кого хочешь спроси: Джимми, Рамиза, Шерри — тебе все скажут.

Она успокоилась немножко, но тут же по новой разревелась. Опять на нее все уставились.

— Ну воровал ты. Ладно. Воруй, что с вас взять? Дрался, но ведь никогда же ничего такого!

Я глотнул кофе: может, не вырвет. Подождал, пока она вытрет слезы, и говорю:

— А если это несчастный случай был?

— Что?

— Несчастный случай. Тут адвокат приходил, говорит, можно попробовать. Если меня за непреднамеренное посадят — ничего?

Она поерзала в кресле, покурила, подумала и говорит:

— Это лучше, конечно. Несчастный случай, да? Господи, скажут тоже. Разве я тебя таким воспитывала? Ты посмотри — кругом ведь убивают!

К концу она уже подсохла и жаловалась, что квартплату все поднимают, что у Козлины денег нет на бензин и все прочее. Что за несчастный случай тоже срок дают, я ей не сказал: сама со временем узнает.

В Азиатском центре — чума просто. Народу набилось полный зал. Мы даже не знали, сколько там. На технику безопасности наплевали, пускали без счета, только деньги собирали. Сначала играла индийская музыка, потом, когда начались танцы, включили раггу. Диджей был из Форест Гейт, в технике разбирался. Еду-питье смели просто, потом пошли экстази и ганджа. Крэка не было, хоть мы и обещали. Если народ нанюхается, от них потом неизвестно чего ждать, а нам и так проблем хватало. Рамиз с братвой ходили по залу, проверяли: кого с крэком накрыли — все, с ухом попрощался. И вообще, наш вечер, мы и толкаем.

Народу — полный зал.

За вход пятерка, из них четыре — благотворителям, но мы-то им обещали пятьсот человек, а все, что сверху, — все наше. Это значит, две штуки только на билетах, да еще от церковных комитетов еды-питья принесли, тут еще наварили.

Начали в семь. До восьми было тихо-мирно, одни родители, после восьми началось.

Все соседи пришли, из района народ подтянулся, из Биллета.

Я кручусь-верчусь, всем улыбаюсь:

— Здравствуйте, миссис Ахмед, мистер Донован, здравствуйте, мистер Мохаммед, здравствуйте, миссис Валентайн.

— Ники, молодец ты, что все организовал. И заработаете, наверно, хорошо, да?

— Надеюсь. Главное, детишкам поможем.

С этими поговорил, пошел к другим. Сам трясусь. Думаю: что дальше-то будет?

В девять все азиаточки ушли домой. Там некоторые — фотомодели просто, я некоторых еще в школе щупал, только без продолжения. Если с продолжением, надо до девяти укладываться.

Помахали нам ручкой:

— Пока, пока, пока. Все очень здорово, нам очень понравилось, и танцы, и музыка… Пока!

Сейчас придут домой, сядут уроки учить для колледжа. Азиаты бесятся: теперь все по новой, надо белых девчонок кадрить. Черные стали понемногу подтягиваться. Все расслабленные такие, осматриваются потихоньку. При родителях все культурные. Белые девчонки уже пришли, этим сразу чего покрепче, но извиняйте, родные, у нас тут только экстази, газировка и потанцуем перед койкой. Парни белые пока по барам сидят. Подошли часам к десяти, посмотрели, не понравилось, вернулись уже под закрытие.

Народу уже — не протолкнешься.

В десять кому за сорок засобирались на выход. Церковные начальники остались до конца, а все прочие пошли домой новости смотреть. Музыка стала громче, в медляках народ прижиматься начал. Черные раздухарились понемногу, девчонки, и черные и белые, — сразу к ним. Белые пришли, заплатили. Вид недобрый, сразу нарываться стали.

Мы все пришли заранее, весь вечер не отлучались. Рамиз — вообще без проблем, порядок обеспечил, никакой резни, ничего. Они и зал весь держали, и снаружи. За торговлей тоже приглядывали. Все в черном, круче некуда. На взводе, конечно, но в рамках.

Мы с пацанами на их фоне бледно смотрелись. Но все пришли (один только не смог) и все, что надо, сделали. Все понимали: лажаться нельзя. С чеками все нормально прошло. Тина с Марти Флейшманом в процессе прокололись, но их выпустили под залог. Кевин был с ними за водителя, его даже не повязали: не заметили просто. Другие трое вообще все без проблем обналичили. Уэйн Сапсфорд, правда, с телефонами переборщил: натаскал штук тридцать, на тридцать пятом прокололся. Он уже и так был под залогом, так что его прямым ходом в тюрьму. Прислал из Фелтема записку: звиняйте, мол, лажанулся, вы уж дальше без меня.

Даррен с Элвисом увели со склада несколько видаков и двадцать штук музыкальных центров. Даже в фургон все не влезло, пришлось два раза ездить. За два дня все скинули, деньги получили.

Мы с Шоном две ночи подряд работали в Уолтемстоу и в Илфорде, брали только высший сорт, попадаться было нельзя. Рубашки, костюмы — все быстро по бильярд-клубам распихали.

Рамизу заплатили в четверг все сразу, знали, что не обманет. Остаток поделили и для Уэйна тоже отложили. Потом мы с Кевином еще обналичили чеки, которые у него остались после того, как Тину с Марти повязали. Те, которые на девчонок были выписаны, конечно, не обналичишь, но у него и нормальные были.

Я ему сказал, чтобы он их поглубже заховал, и сам тоже спрятал в надежное место.

Короче говоря, все приготовились, все пришли. Кроме Уэйна, конечно, он в тюрьме сидел.

А народ уже на пределе. Прямо чувствуешь: ждут, когда начнется.

И вот в пол-одиннадцатого они заявляются.

На входе у нас были Полетта и Салим. Сестренка Полетты Таша дежурила на улице. Она в одну сторону смотрела, а Адил — салимов двоюродный брат — в другую. Они еще и друзей своих из школы припрягли.

И тут выезжают восемь машин: четыре с одного угла, четыре с другого. Похоже на похороны, только в таких конторах на БМВ не ездят. Остановились посреди улицы. Нам уже сказали, мы стоим трясемся.

Из каждой машины вышло по четыре мужика, плюс водитель в салоне остался. Вошли обычным шагом — не бежали, но и время особо не тянули. Все деловые, уже на разборку настроились. Всего тридцать два рыла, и у каждого обрез. Восемь сразу перекрыли пожарный выход.

Черт.

Деньги я уже отдал Шарон и отправил ее домой. Правда, теперь вся оставшаяся выручка потеряется, но и хрен с ней. Шарон услал — уже легче.

Когда они вошли, Полетта говорит одному:

— Простите, у нас вечер благотворительный, вход пять фунтов с человека.

Это она зря, конечно, сделала: у мужика обрез в руке, а она ему хамит. Он ей этим обрезом — по лицу, сломал челюсть. Она оползать стала — и слезы из глаз. Он перешагнул и дальше пошел.