Михаил Серегин - Фейерверки смерти

— Me… Мещерин.

— Евгений Иванович? Так я и думал, — холодно проговорил Владимир. — Значит, тот взрыв, про который мне с такой патетикой толковал Станицын, был все-таки инсценировкой, чтобы поставить на уши город и под шумок доделать начатое.

— Да… да.

— Но ты хоть понимаешь, что ты во всей этой карусели был только в роли подпаска… так, на вторых ролях? Что твоя верность Мещерину все равно ни к чему хорошему не привела бы?

Ведь убери вы Берга, Станицын спустил бы в унитаз и тебя, и твоих молодцев, как он проделал это с Корниловым Хотя, откровенно говоря, покойник был глуповат.

Микаэл только трясся — возбуждение, вызванное кокаином и текилой, перешло в крупную, лихорадочную дрожь. По лбу его катились капли пота, пальцы рук переплелись в конвульсивном изломе в один тугой клубок.

— Та-ак, — резюмировал Свиридов. — С тобой мне говорить больше не о чем. Чего-то членораздельного от тебя сложно ожидать. Где Мещерин, ты, Мика Хаккинен армянского розлива?

Хотя нет, армянский розлив обычно качественный — марочные коньяки все-таки.

— Я все скажу, Сви… Ро… Робин. Я все скажу, только не надо… не надо, — трясущимися губами бормотал Карапетян. Кажется, он совершенно потерял голову от страха. — Я сейчас ехал с ним на "стрелку"… мы должны были поговорить о… о…

— В общем, это неважно. Я примерно догадываюсь, о чем. Где у вас с ним "стрелка"?

— У… у меня дома. То есть… на моей второй квартире. У меня еще…

— А-а, сожительствуете? Так. Адрес и ключи.

— А я? Я как же? — пролепетал Мика. — Что со мной… если я отдам…

— Как отдашь ключи и скажешь адрес, я тотчас же выхожу из машины.

— Но…

— Я сказал! — рявкнул Свиридов. — Ключи и адрес!

И для вящего вразумления он подтолкнул Микаэла дулом "узи" в основание черепа. Тот икнул и немедленно передал Владимиру ключи:

— Адрес… улица Челю… Челюскинцев, дом сорок дробь сорок шесть… квартира два…

— Два?

— Два. — .дцать один.

— Сигналы какие-нибудь есть?

— Сигналы?

— Ну, как ты даешь знать Мещерину о том, что идешь именно ты, а не злобный дядя киллер из конкурирующей организации?

— Никак… просто открыл бы дверь — и все.

— А, ты там еще ни разу не был? Понятно.

— У Мещерина… у него просто крышу сорвало, когда он вычислил, кто Леху Облупленного… его сына то есть, чикнул. Говорил: это перст божий. Говорит, наступило время… для новых фейерверков.

Свиридов опустил пистолет-автомат, взглянул на время, высвеченное на "пионеровском" магнитофоне "Форда", прищелкнул языком:

— Да… времени в обрез, как говаривала одна моя — да и твоя тоже — знакомая. Ну, бывай, чемпион "Формулы-1"!

С этими словами он хлопнул Мику по плечу и вышел из джипа, и уже через две секунды исчез в огромной арке. Быстро прошел двором и в проеме между двумя домами увидел "девятку", на которой они с Фокиным сюда приехали.

Владимир подошел к машине. От нее прекрасно просматривалась дорога и все еще неподвижно стоящий на ее обочине "Форд" Карапетяна.

Впрочем, уже через секунду его подбросило, из посыпавшихся, как сухая штукатурка, окон вырвались снопы пламени и гулкий, тут же раскатившийся во все стороны, как цунами, грохот.

Через несколько секунд только пылающий костер и проглядывающие сквозь него обгорелые ребра корпуса обозначали место, где стоял джип марки "Форд" с Микаэлом Карапетяном и его телохранителем по прозвищу Гордон…

— Очередной фейерверк, — произнес Владимир, садясь за руль и вставляя ключ в зажигание. — Интересно, какой это у нас сегодня, то бишь, праздник?..

***

Свиридов остановился у коричневой металлической двери с номером "21" и прислушался.

Тихо. Да и какие могут быть звуки в подъезде в два часа ночи?

Он надел тонкие перчатки, специальные, почти не притупляющие осязания, открыл дверь и тихо вошел в прихожую. Судя по всему, квартира была огромная, пятикомнатная, и потому тот, кто в ней находился, мог и не слышать прихода нового человека.

Свет горел только в гостиной — мягкий, приглушенный, зеленоватый. Вероятно, торшер. Свиридов неслышно вошел в комнату и увидел широкую спину человека в белой майке.

Он сидел перед телевизором с выключенным звуком и пил коньяк. На полу стояла уже почти пустая бутылка и блюдце с дольками лимона.

— Здравствуйте, Евгений Иванович, — сказал Владимир.

Тот повернул голову, и Свиридов поразился, какое постаревшее, потухшее, помятое лицо и какие безжизненные глаза были у этого человека, еще недавно полного сил и энергии.

— А, ты, — произнес он, — я ждал тебя.

— В квартире Карапетяна?

— Все равно ты должен был прийти. Я так и думал, что ты им не по зубам. Ни этому Корнилову, ни безмозглому менту Станицыну, ни Мике, который только и умеет, что разводить лохов да ноги у баб. Ну что, делай свою работу.

Ведь ты пришел, чтобы убить меня?

Свиридов присел на кресло.

— Зачем вы все это затеяли, Евгений Иванович?

— А… сам знаю. Не нужно было. Решил, что Берг мешает, что он мой злой гений, что он не дает стать мне по-настоящему значимым человеком. Связался с этими шавками. Думал, что все будет чисто. Я сначала не хотел его убивать.

Хотел, чтобы он просто испугался и отошел от дел. Оставил все мне. Что-то они там накуролесили не то… Но все равно — после того как он нанял именно тебя, все было кончено. Марков знал, кого порекомендовать. И в конечном итоге я должен быть благодарен. Ему, Бергу и тебе.

— Благодарен? За что?

— За то, что Китобой рекомендовал тебя Бергу. За то, что Берг нанял тебя. И за то, что ты убил моего сына. Когда я узнал, что это именно ты убил Алешку, будь он проклят! — тогда я отдал приказ: убрать всех вас. Любой ценой. И Сашку тоже. Потому что она такая же плоть и кровь Берга, как этот выблядок… этот… этот… в общем, как Алеша — моя. Пусть он наркоман, пусть он крутился с этими выблядками Крота — но он единственный мой родной человек на этом свете. Больше — никого.

Свиридов подумал, что Карапетян был недалек от истины, когда говорил, что у Мещерина поехала крыша. Вот уж в ком нельзя было заподозрить столь горячую любовь к своему непутевому и преступному сыну, от которого он, Мещерин, почти отрекся! Берг, с его рыбьей немецкой кровью, вероятно, никогда не смог бы испытать и десятой доли подобной любви, к своему ребенку.

— Вот так, Володя. Тебе хорошо… ты одинокий волк и никогда не сможешь понять, что я почувствовал. Но я подумал — таких совпадений не бывает, и это бог наказал меня за Берга.

Мещерин несколько запинался — вероятно, от выпитого, потому что Свиридов не поручился бы, что эта бутылка коньяка была единственной, но в целом рассудок его был совершенно ясен.

— А что стало с Микой? — спросил он и впервые за все время разговора криво улыбнулся.

— Мика попал в праздничный фейерверк, — ответил Владимир.

— Ты устроил?

— На этот раз — я.

— Прекрасно, — пробормотал Евгений Иванович и пошевелился в кресле. — Прекрасно.

И внезапно его рука вынырнула из-за кресла с зажатым в ней пистолетом, и Владимир понял, что он, Свиридов, не успеет выстрелить первым, потому что его "узи" — под курткой, и…

Он бросился на пол, перекатился по ковру, подхватывая надсадно бьющий по ушам грохот выстрелов, а потом ему удалось выхватить "узи", и после длинного кувырка, разминувшего его с траекторией еще двух пуль, он выстрелил с колена.

Прострекотала короткая очередь в упор, несколько пуль прошили Мещерина, и он с сухим хрипом, более напоминающим птичий клекот, упал на ковер.

Владимир поднялся с колена. В самом деле, ему, профессионалу высокого класса, не составило совсем уж запредельного труда уложить человека, который, быть может, держал в руках оружие первый раз в жизни. Но дело тут не в том.

Свиридов понял, что, быть может, ему стоит благодарить бога за то, что Мещерин первым поднял на него оружие.

Потому что беспощадное осознание того, что он не смог бы так запросто убить человека, у которого перед этим отнял единственного сына и тем самым подтолкнул в пасть отчаяния и ненависти, — не отпускало ни на секунду.

А во рту тлел жуткий привкус свежей крови.

Нет, все объяснялось просто: при падении Владимир прикусил губу. Но теперь казалось, что это не его, Свиридова, кровь, что на губах горчит привкус крови ушедших сегодня.

Которые, быть может, и заслуживали смерти — но не от его, наемного убийцы, руки…

Владимиру стало душно, и он, рванув воротник так, как это сделал Мещерин в доме Берга, когда узнал о смерти своего сына, — крупными шагами вышел из квартиры, гулко хлопнув дверью.

***

Владимир выбросил "узи", из которого он застрелил Мещерина, и ключи от квартиры Карапетяна в Волгу, а потом долго стоял на парапете набережной и смотрел, как там, за рекой, тлеют редкие огоньки…