Горячая свадьба - Владимир Григорьевич Колычев

перекрашена она недавно, даже царапины еще не успели появиться. Но появятся. Полицейских в народе не все любят, а станица, судя по всему, не маленькая, в такой семье обязательно найдется урод, который захочет блеснуть своей глупостью, в лучшем случае колеса спустят, а в худшем, и угнать могут.

— А что люди? Народ у нас спокойный! А если вдруг, казачкам скажешь, они враз подлеца отыщут.

— Казачкам?

— А дружина, добровольные помощники, куда без них? Сам-то ты, конечно, не казак…

— Это плохо?

— Да нет… Плохо, если ты здесь временно, если душа не лежит. Люди все видят, их не обманешь, как ты к ним, так и они к тебе, такая вот у нас тут юриспруденция, — усмехнулся Маслюк.

— Ну что ж, людей обманывать не буду, — невесело сказал Родион.

Он не искал легких путей, за спинами товарищей не прятался, всегда старался находиться на острие событий, но его дело серьезных преступников ловить, бандитов и убийц. К своим тридцати четырем годам Родион кое-чего достиг по карьерной части, не так давно возглавил отделение по борьбе с организованными преступными формированиями общеуголовной направленности в составе оперативно-разыскной части. В следующем году мог бы стать подполковником, но из-за какого-то ублюдка в погонах вернулся к капитанскому званию. Его место там, в Москве, на переднем крае борьбы с преступностью, но раз уж так вышло и он здесь оказался, то и в ссылке он должен служить с полной отдачей сил, да по-другому у него, пожалуй, и не получится.

— Вот и хорошо… А помидоры мои здесь пока пусть побудут, соберем урожай, а там посмотрим. Может, тебя здесь уже не будет.

Спорить Родион не стал. Плохо служить здесь он точно не станет, но, если вдруг труба позовет его обратно в Москву, он сорвется с места не задумываясь.

Родилась в марте, будешь Мартой, в мае — Майей, в июле — Юлей, в августе — Августой. Даже Октябрина имя есть. А если бы ее угораздило родиться в июне?

Майя уныло смотрела на отца. Неужели он смог бы назвать ее Июней?

— Ты, Семеныч, можешь говорить что угодно. А я скажу тебе так, мы уйдем, а наши дети останутся! В них продолжение нашего рода!

Отец положил свою тяжелую руку на плечо Игната Семеновича, тот поморщился. Отец мужчина видный, рослый, крепкий, плотный, кость у него тяжелая и силы в руках в избытке. Игнат Семенович, тот худой, неказистый. Выносливый как лошадь, жилистый, работает как вол, но нет в нем породы, сермяжной он сущности, мужицкой. Мама так говорила, и Майя легко с ней соглашалась.

И Семен, сын Игната, такой же пустой породы, ну может, и повыше своего отца, и в плечах чуть шире, но такой же неказистый. И ест в три горла, шашлыка полказанка слопал, целую курицу до костей обглодал, и все ему мало. Сидит, за обе щеки уплетает. Метаболизм у него такой, слона съесть может и даже ни на грамм не поправится. Но разве ж это достоинство? Майя смотрела на него с усмешкой, а ему все равно. Ну да, ему же не надо ее добиваться — драться, ершиться, себя показывать. Отец ему Майю даром отдает. Восемнадцать лет исполнилось, все, пора под венец. Тем более что жених знатный, у Гуляевых одно из самых крупных хозяйств в районе, одной только земли около полторы тысячи гектаров и пшеница у них высший сорт.

Только вот не хочет Майя выходить замуж за это золото на вес пшеницы. Ей настоящий мужчина нужен. Но таких на горизонте пока не видно. Славка Стенькин еще ничего так, и на внешность не урод, и характер у него есть. Не так давно свидание назначил, ночью, у реки, отец на него Берту спустил, так Славка даже не побежал. Встал, руки выставил, зубы оскалил, страшные глаза сделал, Берта сама от него шарахнулась.

Берта как будто учуяла, что Майя думает о ней, залаяла где-то у ворот. Стол накрыт во дворе, в беседке — собаку слышно хорошо. Только никто не обращал на нее внимания. Егорку и Витьку спать уже уложили, Семену все равно, а остальные все пьяные, даже мама подвыпила и уже носом клюет.

Отцу смелый зять не нужен, ему богатого подавай. Деньги должны идти к деньгам. А отец человек небедный. Хозяйство у них, может, и поменьше, чем у Гуляевых, но своя тысяча гектаров отборной земли имеется. И пшеница не хуже. И масло из подсолнечника прибыль приносит. Дом большой, полная чаша, у Майи «айфон» предпоследней модели.

— Все тут нашим станет! — Отец раскинул руки, будто пытаясь обнять необъятное.

— Нашим! — кивнул Игнат Семенович. — Нашим, Гуляевским!

— Каким вашим? — вскинулся отец. — Ты на Семку своего погляди!

— А чем это тебе Семка мой не нравится? — расправил плечи Гуляев.

А сыну его все равно. Сидит себе, щеки набивает, пирог с малиной компотом запивает. Хоть бы водочки себе налил, но нельзя, мама не велит. А ведь двадцать лет уже парню. И в армию его служить не отдают, тут и мама не велит, и папа.

— Да малахольный он у тебя какой-то! — ухмыльнулся отец.

Берта разошлась не на шутку, может, беда какая-то за воротами стряслась. Но на нее по-прежнему не обращали внимания.

— Да?

— Ты на Майю глянь! Настоящая русская красавица! Таких здесь не было и никогда не будет!

— Не было?! — вспылил Игнат Семенович. — Я не знаю, кого и где не было, а мы, Гуляевы, на этой земле всю дорогу стояли!

— Да! — пискнул сынок и с гордостью за себя глянул на Майю.

Девушка усмехнулась: а ведь прав отец, малахольный он какой-то. Ну хоть водку не жрет, и то хорошо.

— Прадед мой казаком был! Дед мой казаком был! Отец мой казаком был! — бил себя в грудь Гуляев-старший. — Я — чистокровный казак! Семен мой — чистокровный казак!.. А ты кто?

— Я кто? — Отец угрожающе поднялся со стула, повернулся к нему и вперил в него убийственный взгляд. — Я тот, кто таких казаков в гробу видал!

Берта уже не просто лаяла, она надрывалась.

— Папа, ты не слышишь, Берта взбесилась! — крикнула Майя.

Она и сама могла бы глянуть, что там случилось, но кто-то же должен осадить отца. Он, когда пьяный, буйным становится, а мама, напротив, погружалась в состояние сонной мухи. Сидит, смотрит на отца и кивает, соглашаясь с ним. А ведь он запросто мог избить Гуляева. Майя, в принципе, не против, но репутация семьи для нее