Сергей Ильвовский - Шесть шестых

— Почему незнакомый? — не согласилась Маша. — Она же тоже пыталась в «Шесть шестых» играть. Знаете, это игра такая на телевидении, и у нее тоже ничего не вышло, там многих отсеивают.

— Так-так-так, — попробовал хоть частично подытожить Колапушин. — Значит, вы встречались с этой Леной где-то в редакции на отборочном туре, так? И вы ее сразу узнали?

— Да мы и не встречались вовсе — только по телефону поговорили. А вот голос ее я сразу узнала — я его точно там слышала! А тогда… Понимаете — мы там все телефонами обменивались, наверное, я и ей дала. Откуда же она еще может его знать? То, что меня Машей зовут, и фамилию мою?

— Подождите-подождите! — опять не понял Колапушин. — Как же она вам деньги отдала и объяснила, что вы делать должны, если вы с ней даже не встречались?

— А зачем нам встречаться? Они же за ней все время следят! Вот она мне в письме написала, что делать надо, и деньги туда положила, а письмо в мой почтовый ящик бросила. Я его достала и прочитала — вот и все.

— А зачем такие сложности, Маша? Письма какие-то в почтовом ящике. Разве так просто нельзя было это все передать?

— Я же и объясняю — муж за ней слежку устроил! Она потому мне и позвонила, ну, чтобы человек совсем им неизвестный был. Кто может знать, что мы с ней два года назад на отборочном туре встретились и я ей свой телефон дала? И с письмом она тоже здорово придумала — подумаешь, зашла ко мне в подъезд и тут же вышла. Мало ли, может, адресом ошиблась! А она мне в ящик почтовый письмо сунула!

— И что же там было, в этом письме?

— Деньги. Для меня отдельно, и чтобы сотовый купить — тоже отдельно. Другое письмо — для ее любимого. И вроде инструкции, что надо делать и как.

— И что же нужно было сделать?

— Купить сотовый. Потом позвонить ее Коленьке любимому и в разговоре обязательно сказать про радугу. Это у них вроде пароль такой, чтобы он сразу понял, что я от нее. Договориться встретиться с ним в каком-нибудь людном месте и передать письмо и сотовый. Вот и все. И триста долларов заработала!

— Ни фига себе все! — Возмущению Немигайло не было предела. — А если бы в этом письме какая-нибудь шпионская информация была? Ты что, не понимаешь, во что с такими письмами можно влипнуть? Нет, ты точно не головой думала, когда соглашалась! Это место, которым ты думаешь, совсем по-другому называется!

— А я, между прочим, не такая дура! — обиделась Маша. — Я же сначала на него издали посмотрела, но когда увидела, кто это, сразу все поняла.

— Вы что, знаете этого человека, Маша? — поинтересовался Колапушин.

— Да кто же его не знает? Его по всем каналам уже несколько раз показывали. Это же Ребриков, ну, который шестьдесят миллионов выиграл. Конечно, ради такого кто угодно мужа бросит!

Даже по одному выражению Машиного лица было понятно — уж кто-кто, а она бы бросила точно! Кого угодно!

— Ну хорошо, Маша, передали вы ему телефон. Но вы же его сами покупали. Только тогда вам и сим-карту, и номер его дали. А она-то как же этот номер узнает?

— А она его уже знает. У меня же договор с этой, ну, сотовой компанией, а в нем этот номер записан. Она час назад мне позвонила, и я ей продиктовала.

— У тебя телефон с определителем? — быстро спросил Немигайло.

— Нет, самый простой.

— Тогда тащи нам быстро этот свой договор и готовься. Скоро тебя в прокуратуру вызовут!

— А почему в прокуратуру? Что я такого сделала?

— А потому, что голову надо включать, когда думать собираешься! Хотя бы иногда. И не вздумай никому рассказывать, что мы к тебе приходили! Себе же хуже сделаешь!

— Нет, ну надо же, какая дура девка! Ей же откровенную лапшу на уши вешают, а она всему верит! — продолжал возмущаться Немигайло уже на лестнице. — Да с такими мозгами запросто можно и в какую-нибудь историю с террористами вляпаться!

— Да нет, Егор, она не дура. Она просто жадная. Ей очень захотелось ни за что получить триста долларов. Ты вспомни, как она прямо-таки с придыханием про Ребрикова говорила. А на Арбате? Пленку помнишь? Она же его всеми силами подцепить пыталась. Очень ей хотелось отбить Ребрикова у этой мифической Лены.

— Интересно, как эта баба так сразу на нее вышла?

— А ты уверен, что за всем этим стоит женщина?

— Звонила-то женщина, кто же еще?

— Не знаю, Егор, не знаю. Кто-то очень неглупый, но я совсем не уверен, что именно женщина. Этот человек ухитряется не оставлять следов. До сих пор у него была только одна-единственная ошибка — он использовал слово «радуга». И то не сам! А если бы мы не догадались, что оно обозначает на самом деле, да люди Смолина не записали бы этот телефонный разговор Ребрикова — и это ошибкой не было бы! И женщину эту, точно так же как и Машу, преступник вполне мог использовать втемную.

— Может, и так. Но как все-таки он на Машу-то вышел?

— Это-то как раз просто. Она пыталась участвовать в игре и проходила психологические тесты. Тот, кто имеет доступ к анкетам игроков, может очень быстро вычислить по ним, кому имеет смысл позвонить с таким предложением.

— А кто там к ним имеет доступ, Арсений Петрович?

— В том-то все и дело, что многие. Смолин сказал, что эти данные секрета не представляют.

— Вот черт — не просчитаешь! Ну и куда дальше двигаемся? — спросил Немигайло, открывая дверь подъезда.

— В прокуратуру, к Мишакову. Кровь из носу, но надо добиться от них постановления на прослушку. Если мы уже не опоздали! Но без них мы быстро это организовать не сможем. Тогда останется только одно — следить за Ребриковым. А вот теперь, без наружки, у нас точно ничего не получится!

— Виктор Николаевич, вы же сами понимаете, что это надо сделать обязательно и срочно! Мы могли бы справиться сами, но время будет упущено!

Колапушин и Немигайло сидели в небольшом кабинете Мишакова на втором этаже Следственного управления Генпрокуратуры по Москве. Мишакову явно не слишком хотелось впутывать прокуратуру в переговоры с сотовым оператором — очень не любят прокурорские работники связываться с такими сомнительными вещами, которые находятся у самой грани закона! Но дело действительно оказалось слишком важным, да и Колапушин был очень настойчив.

— Ну что, Виктор Николаевич, мне Шугаева просить, чтобы он сам вам позвонил?

— Да он уже звонил, Арсений Петрович! Я-то все понимаю, только, сами знаете, не на моем уровне такие вопросы решаются!

— Но ведь существует же шестая статья…

— Не надо мне рассказывать, Арсений Петрович, — перебил Мишаков, — о существовании закона об ОРД![6] Я и сам прекрасно знаю про эту статью! Так же как и то, что опытный адвокат может нам устроить по этому поводу такую «цыганочку» с выходом, что мало не покажется никому!

— Ну что вы тут нас мурыжите? — не выдержал Немигайло. — На колени, что ли, перед вами встать? Так я встану, честное слово! Коленки гнутся пока.

— Егор Фомич, ну что вы как ребенок, ей-богу? Что я, отказываюсь? Да пойду я сейчас к шефу, пойду! Только учтите сразу — что бы там ни было сказано, вы можете использовать информацию только в оперативных целях! В качестве доказательства я ни саму запись, ни ее расшифровку от вас не приму, даже и не надейтесь! Все! Ждите меня здесь, а я пошел клянчить. — Мишаков поднялся из-за стола и вышел из кабинета.

Как только за ним закрылась дверь, Немигайло широко улыбнулся Колапушину и изобразил пальцами правой руки знак «ОК»!

— Подожди радоваться, Егор!

— Все нормально, Арсений Петрович! Раз согласился — значит, добьется! Он же настырный, как я не знаю кто! Как овод или муха какая осенняя! Сейчас так своего шефа достанет, что тот что угодно подпишет, лишь бы от него отвязаться! Подключимся мы к этому мобильнику — точно вам говорю!

— Тогда обзванивай всех ребят. Сегодня все остаемся в Управлении! Будем дежурить на линии посменно до тех пор, пока не перехватим этот разговор. Сутки, двое, трое — сколько понадобится! Надеюсь, что этого звонка еще не было. А вот если он будет, то события могут начать развиваться стремительно. Иначе зачем преступнику было так торопиться?

— Согласен, Арсений Петрович! Похоже, он и вправду задергался. — Немигайло полез во внутренний карман пиджака за сотовым телефоном.

— Добрый вечер, Арсений Петрович. Не прогоните?

Колапушин с удивлением посмотрел на отворившуюся дверь. Вот уж кого-кого, а Смолина, у себя в кабинете, да еще поздно вечером, он никак не ожидал увидеть.

— Почему это я должен вас прогонять, Борис Евгеньевич? Если вы ко мне, то проходите, пожалуйста, садитесь. А как вы вообще в это время к нам попасть смогли?

— Попросил Павла Александровича — он распорядился выписать для меня круглосуточный пропуск, — объяснил Смолин, усаживаясь на стул. — Хотел с вами поговорить. Правда, не очень уверен, что это получится. Мне показалось, что я вам не слишком понравился.