Сергей Ильвовский - Шесть шестых

— По какому? — Недоумение Колапушина возрастало. — По поводу моего будущего выступления на вашем канале? Так я еще и согласия на это вам не давал, и, честно говоря, даже и для себя не решил — дам я его или нет.

— Ну что вы, Арсений Петрович! Такие вопросы решаются на уровне старших редакторов соответствующих программ, в редких случаях на уровне шеф-редактора, не выше. Нет-нет, разговор совсем не об этом. Можно задать вам один вопрос?

— Спрашивайте. Только учтите, вовсе не на все вопросы я имею право вам отвечать.

Смолин улыбнулся:

— На этот имеете, не беспокойтесь. У вас ведь, кажется, можно выйти в отставку после двадцати лет службы?

— Да, а какое это имеет отношение…

— Самое прямое! У вас уже есть выслуга лет?

— В ноябре будет. Но я не собираюсь выходить на пенсию: я имею право служить и дальше и не собираюсь что-либо менять в своей жизни.

— А если я предложу вам перейти ко мне? Пенсию вы будете получать так и так, а вот оклад… Вот тут я вам гарантирую намного выше, чем вы получите здесь. Намного, Арсений Петрович, я не шучу!

— Уж не режиссером ли? — с иронией поинтересовался Колапушин.

— Нет, Арсений Петрович, не режиссером. Хотя, если бы вы окончили, скажем, Высшие режиссерские курсы, и режиссером с удовольствием вас взял бы. Есть у вас одно качество, которое позволяет мне сделать вывод — режиссер бы из вас вышел очень неплохой.

— Это какое же качество?

— Настоящий режиссер видит все произведение одномоментно. Не важно, что он ставит — фильм, спектакль или телепередачу. Главное — у него есть определенная идея и четкое представление обо всей работе сразу! Только начиная съемки, он уже ясно представляет себе, как и чем все закончится. И то, что находится внутри этой работы, тоже подчинено этой главной идее. А формы, в которых он это выразит… Это его дело. Но если у него имеется эта главная идея и он подчиняет ей свое творчество, то у него обязательно выйдет что-то значительное, вне зависимости от формы. Этим качеством обладают далеко не все люди. И никакое образование здесь не поможет! Человек способен чему-то научиться, сделать достаточно добротные вещи, но выдающимся, а тем более гениальным режиссером ему не стать никогда! Видимо, это какое-то врожденное качество. Впрочем, это касается не только режиссеров, но и художников, композиторов, скульпторов… Во всем этом есть что-то общее, но трудно объяснимое. Так вот, Арсений Петрович, у вас такое качество есть!

— Простите, я как-то не совсем вас понял… Вы что, хотите, чтобы я окончил эти режиссерские курсы? Я не собираюсь этого делать — у меня совершенно иная профессия!

— На самом деле это не помеха. Я знаком со многими режиссерами, которые вначале занимались вроде вас совсем другим делом. А в результате стали режиссерами — и хорошими, должен заметить. Но такие качества, как у вас, очень полезны и в другой работе. Вот про нее-то я и хотел с вами поговорить.

— И что же это за работа, Борис Евгеньевич?

— Вы знаете — у меня есть служба безопасности. Ею руководит бывший генерал КГБ.

— Вы хотели сказать — ФСБ?

— Нет, нет, я не оговорился. Именно КГБ! Того самого!

— Сколько же ему лет? — удивился Колапушин.

— Много, Арсений Петрович, много… Он немолодой человек и давно уже просит меня подобрать ему подходящего первого заместителя. Ненадолго. Он передаст ему все дела и спокойно уйдет на давно заслуженный отдых. А этот первый зам займет его место.

— Уж не мне ли вы предлагаете стать его первым замом?

— Именно вам! Не беспокойтесь. Я тут немного понаблюдал за вами и уверен — на вторых ролях вы пробудете совсем недолго. Вы же профессионал — вам понять специфику будет совсем несложно. Вот об этом-то я и пришел сегодня с вами поговорить, Арсений Петрович.

— Зря потратили время, Борис Евгеньевич! — резко отозвался Колапушин. — Я не собираюсь менять место службы! И то, что я уже знаю о вашей службе безопасности, вызывает у меня очень сильную неприязнь, мягко говоря!

— А вот методы работы этой службы, коли вы ее возглавите, меня совершенно волновать не будут. Для меня важен только результат, а какими методами и средствами вы его достигнете — меня не касается.

— В том-то все и дело, что тех результатов, которые требуются вам, законным способом достичь невозможно! А незаконными я пользоваться не собираюсь! И вам все равно очень скоро придется уволить меня с работы как человека, не справившегося с порученным ему делом.

— А я все-таки не стану считать это вашим окончательным отказом, Арсений Петрович. До ноября время у нас с вами еще есть — может быть, вы и передумаете.

— Не надейтесь, не передумаю!

— Как знать, как знать? Вот. — Смолин достал визитную карточку и протянул ее Колапушину. — Возьмите, пожалуйста. Здесь все мои телефоны, можете звонить в любое время.

— Я не собираюсь вам звонить, Борис Евгеньевич!

— А я не предлагаю вам звонить мне именно по этому поводу. Мало ли что? Знакомство с генеральным директором федерального телеканала может быть полезно и во многих других случаях.

— Вы пытаетесь меня купить?

— Нет, не пытаюсь. Купить можно только того, кто согласен продаться, а вы не такой человек. Но ваша служба такова, что и моя скромная помощь иногда может вам понадобиться. И я, если смогу, обязательно вам помогу.

— Все равно мне как-то не слишком верится, что генеральный директор федерального телеканала вдруг воспылал такими дружескими чувствами к скромному подполковнику милиции.

— Ну хорошо. В мои человеческие качества вы не верите. А в деловые, Арсений Петрович? Как по вашему мнению, деловые качества у меня наличествуют?

— Несомненно, Борис Евгеньевич. Иначе вы никогда не заняли бы такой пост.

— Тогда будем исходить из моих деловых качеств. Вы спасли мой телеканал от убытков на сумму более двух миллионов долларов. Как вы считаете — должен я отблагодарить за это скромного подполковника милиции? Но денег же вы у меня не возьмете, как я понимаю?

— Конечно, не возьму, к тому же не только я работаю над этим делом!

— Я вам их и не предлагаю. А вот помощь оказать могу, если она понадобится. И не обязательно лично вам. Всему вашему Управлению. Согласны вы на такой вариант? Да берите, берите!

Колапушин взял протянутую визитку и положил на письменный стол.

— Знаете, в настоящий момент ваша помощь…

— Можете не продолжать, — перебил его Смолин. — Мои люди ни к Ребрикову, ни к тому человеку, с которым он, наверное, будет встречаться, и близко не подойдут! Я вас правильно понял?

— Совершенно правильно, Борис Евгеньевич! — засмеялся Колапушин.

— В таком случае до свидания, Арсений Петрович!

— До свидания! — Колапушин крепко пожал протянутую ему руку.

— В чем дело, Егор?! — резко спросил Колапушин прямо с порога оперативки. — Почему вы меня не разбудили?

— Потому что просьба начальника — приказ для подчиненного! — ухмыльнулся Немигайло.

— По-моему, я не просил, а именно приказывал! Приказывал разбудить меня, когда подойдет моя очередь дежурить на линии!

— А Пал Саныч позвонил мне в первом часу и попросил, чтобы мы вас не тревожили и дали вам выспаться, Арсений Петрович. Не выполнить просьбу генерала невозможно!

— Понятно. Возразить ты, конечно, ничего не мог?

— Нешто капитанам генералу возражать положено?

Улыбка Егора растянулась по всей его широкой веселой физиономии, от уха до уха, злиться на него не было никакой возможности, и Колапушин, конечно, сдался.

— Ну хорошо, хорошо, — усмехнулся он. — Звонков-то не было?

— Был один два часа назад.

— Черт! Ну хоть бы тогда меня разбудили!

— Не стоило, Арсений Петрович. Все, что надо, уже делается.

— А что делается? Хотя… Нет, давай лучше по порядку. Откуда звонили? Номер определили?

— Определить-то определили, да толку-то? Номер третью неделю висит в базе как украденный. Наверняка мобильник на каком-нибудь радиорынке по дешевке куплен. Да и не будет больше с него звонков — зуб даю!

— Скорее всего так. А кто звонил?

— Женщина, Арсений Петрович. Я же говорил — баба это!

— И голос знакомый?

— Как же — знакомый! Хрипела, как будто в петле болтается! Некоторые слова Ребриков даже переспрашивал по два раза.

— Ну, это ей не поможет. Экспертиза все равно голос идентифицирует. Если, конечно, будет, с чем сравнивать.

— Будет, Арсений Петрович, будет! Никуда она теперь от нас не уйдет!

— А это именно она, ты уверен?

— Либо она одна всем вертит, либо она чья-то сообщница, но такая, которая знает все или почти все.

— Ну-ка, включи мне запись. Я тоже хочу послушать.

— Давайте я вам лучше сам все на словах расскажу. Там с первого раза разобрать, правда, тяжело. Мы с ребятами раза четыре слушали, пока расшифровку точно не записали.