Сергей Белошников - Палач

— Деньги, — сказал он.

Я не удивилась: подарки — это подарки, а работа — это работа. Такой уж он, Славик. Да и все они такие. Я открыла бардачок и достала оттуда пачку стодолларовых купюр, перетянутую красной тонкой резинкой. Протянула мужчине.

— Можете не пересчитывать. Здесь ровно шесть тысяч, как и договаривались, — сказала я.

Мужчина не ответил. Стянул перчатку с правой руки. Выхватил у меня пачку, умело прошелестел купюрами. Вытащил одну, провел по краю пальцами, глянул сквозь нее на свет. Сунул пачку в карман плаща, туда же, куда уже запихал конверт со снимками и взялся за ручку двери.

— Послушайте! — схватила я его за рукав.

Он обернулся, блеснули темные, очень близко посаженые к переносице глаза. Одним резким движением он освободил рукав плаща, в который я было вцепилась.

— Послушайте, мне надо срочно встретиться со Станиславом Андреичем, — выдохнула я.

— Я никакого Станислава Андреича не знаю.

— Славика. Ну, Славика!

— И Славика никакого я не знаю. Я должен был сделать только то, что мне велели сделать. И не надо так много суетиться, Ольга Матвеевна, сидите спокойно, — угрожающим тоном добавил он и полез из машины.

— Постойте!

Я выскочила, обежала машину и снова ухватила его за рукав плаща: уже двумя руками, изо всех сил.

— Не надо больше ничего делать. Поймите, все! — заторопилась я, захлебываясь словами, больше всего боясь, что он не выслушает меня и уйдет. — Больше никого не трогайте, я имею в виду двух оставшихся! Вы меня понимаете?.. Забирайте все деньги, но никого больше не трогайте! Я прошу вас, прошу…

Я уже почти кричала, не в силах остановиться, цепляясь за него. Он вырвался и побежал через площадь к своей машине, которая тут же поехала ему навстречу.

— Подождите!..

Я кинулась было за ним, но он уже впрыгнул на ходу в открывшуюся дверцу. Хлопнула дверца, взревел мотор и машина, резко набрав скорость, помчалась, мигая алым сигналом поворота, скрылась в темноте переулка.

— Подождите пожалуйста… — останавливаясь, по инерции прошептала я.

Я переключила скорость и свернула к ночному клубу, где работал Ленка.

Возле входа кучковались иномарки со скучающими шоферами, сквозь плотно прикрытые шторами окна еле слышно пробивалась музыка. На массивной дубовой двери висела табличка: «Извините, сегодня свободных мест нет».

Задыхаясь, словно после финиша марафонской дистанции, я взбежала по мраморным ступеням к двери и отчаянно забарабанила по ней кулаками. Приоткрылось небольшое застекленное окошко, за ним смутно мелькнула тень охранника. Сочно чвакнул хорошо смазанный замок, охранник немного приоткрыл дверь. Мне отчаянно повезло — дежурил тот же парень, что и тогда — когда я приезжала к Ленке с серьгами.

— Я к Леночке, к Лене Самошиной, певице, — забормотала я. — Вы меня помните? Я недавно к вам вместе с ней приезжала. Помните? Мне очень надо…

Он бесстрастно смотрел сквозь меня и молчал. Я раскрыла сумочку, покопалась в ней и ловко — откуда только прыть взялась, даже сама мимолетно этому удивилась, — сунула охраннику в руку пятидесятидолларовую бумажку.

Банкнота незаметно растворилась в ладони широкоплечего громилы и он вдруг расплылся в понимающе-вежливой улыбке. По-прежнему не говоря ни слова, отступил на шаг и я мимо него проскользнула в холл.

Из зала ресторана доносились негромкие голоса, звон бокалов, музыка. Шоу уже раскручивалось, но, судя по всему, еще не началось ее выступление. Я толкнула боковую дверь, перескакивая через две ступеньки, поднялась по лестнице на второй этаж и, быстро пройдя уже знакомым пустынным коридором, свернула к гримерным. Забарабанила в дверь со стеклянной табличкой.

— Да-ааа?

Я распахнула дверь и ввалилась в ее гримерную. Ленка сидела перед трельяжем уже в сценическом костюме, осторожно наклеивала накладные ресницы.

— О-о-о, — протянула она, увидев мое отражение. — Какие люди… И без охраны?

— Елена, мне нужно срочно повидаться со Славиком, — выпалила на одном дыхании я, плюхаясь на стул рядом с ней. Наверное впервые за все долгое время нашего подружества я назвала ее Еленой. Всегда Ленок, ну, в крайнем случае Лена, а тут вдруг — на тебе…

Она стремительно повернулась и уставилась на меня так, словно увидела впервые в жизни. Не до конца положенный на лицо густой грим и иссиня-черный блестящий парик придавали ей вид индейца племени апачей, вышедшего на тропу войны. Она смотрела, смотрела на меня, потом отвернулась и снова невозмутимо принялась возиться с ресницами.

— Ты что, стала плохо слышать? — грубо, даже слишком грубо спросила я. Но мне надо было как-то вывести ее из равновесия.

— Какого такого Славика? Не знаю я никакого Славика, — наконец произнесла она.

— Ты что, Ленок? Спятила?! — от изумления я чуть не упала со стула. — Что ты несешь?! Да ты даже представить себе не можешь, что происходит, твою мать! Мне нужен Славик, срочно! Славик! С которым ты меня здесь познакомила. Что молчишь?.. Ты что, Ленок, внезапно оглохла?! Где он?! Славик, я тебе говорю, Сла-вик! — сказала я громко по слогам.

— Тише ты, чума! — испуганно шикнула она на меня.

Обернулась на дверь.

— Я же тебе ясно сказала — не знаю я никакого Славика. Понятно? — негромко сказала она, отводя глаза в сторону.

— Что это значит — «не знаю»?

— А вот то и значит. Въехала?

Я молчала. Долго молчала, глядя на свою подружку, на ее отражение сразу в трех зеркалах. И она молчала.

— Спасибо, подружка. Въехала, — сказала я и встала.

И только когда моя рука уже коснулась ручки двери, сплошь заклеенной изнутри афишками с Ленкиными улыбающимися мордами, я услышала за спиной быстрый шепот:

— Оля, подожди…

Я обернулась. На меня снизу вверх смотрела гротескно-виноватая маска.

— Нет его здесь, Славика. Давно уже не появляется, считай почти с того самого раза… Когда, в общем, ты с ним мило побеседовала. Раньше-то каждый день здесь обедал… А теперь — нет. Но ты не вздумай его разыскивать. Если ему надо будет — он тебя сам найдет… Из-под земли достанет. Не дай Бог тебе, конечно…

Она шустро перекрестилась. Я усмехнулась.

— Не смейся, Ольгуша. Он, знаешь, меня на следующий день…когда брюлы твои у меня перекупил…о тебе добрых полчаса расспрашивал. Что да кто… И если он что задумал… Он — страшный человек… Уходи скорей. И учти — я тебя не видела и ничего тебе не говорила.

Я вышла из гримерной не попрощавшись и с такой силой саданула дверью, что стеклянная табличка с Ленкиной фамилией сорвалась с гвоздиков и, ударившись о плитки пола, с мелодичным звоном рассыпалась у моих ног.

Какое-то время я, словно в столбняке сидела в машине, даже двигатель не включала.

Приходила в себя. Хотя это было сделать достаточно трудно. Я понимала, что попала в безвыходную ситуацию. В любую минуту все могло кончиться: я ведь прекрасно понимала, что для Славика мой адрес — секрет Полишинеля. И к тому же не исключено, что он уже знает: там я прячу Андрея.

Я поймала себя на том, что впервые, пусть даже мысленно, назвала его по имени. И это рассердило меня.

Я покопалась в бардачке, нашла новую упаковку сонапакса. Кажется, я их распихала во все возможные места. А потом подумала-подумала, да и вышвырнула таблетку — уже выколупанную — в окошко вместе со всей упаковкой. Вместо этого достала сигареты и закурила.

— К черту, — пробормотала я и повернула ключ в замке зажигания.

— Когда дед возвращается из Швейцарии? — спросила я маму. Она стояла в дверях бывшей моей комнаты — слегка напуганная моим резким тоном и не менее резкими движениями — я вытаскивала теплые вещи из шкафа и бросала их на кресло.

— Симпозиум закончится через неделю, но…

Мама приподняла очи горе, что-то припоминая и прикидывая. Наконец сообразила.

— Но оттуда он должен еще на пару дней слетать в Кембридж, на юбилей к мистеру Андерсу, а потом, на обратном пути намеревался еще заехать в Прагу, к профессору Гржимеку, с которым у него назначена встреча. Это значит…

— Это значит, что я совершенно спокойно могу поработать на его даче как минимум дней десять-двенадцать, — перебила я заморские рассказки мамы.

— Боже мой, Лёлечка, можешь работать там сколько твоей душеньке угодно. И потом, это — твоя дача, Лёля! Неужели ты запамятовала, что в завещании дедушка оформил ее на твое имя?

— Нет, не запамятовала, — мрачно отозвалась я. — Но он, слава Богу, пока что еще жив.

— Да что ж ты такое говоришь!

Мама быстро сплюнула и постучала костяшками пальцев по дверному косяку.

— К тому же ты прекрасно знаешь, что дедушка зимой там практически не бывает.

— Еще осень, — буркнула я.

— Уже конец осени, — уточнила моя педантичная мама.

— Ма, у нас на даче наверняка шаром покати, — сказала я. — Ты приготовь мне, пожалуйста, какие-нибудь продукты. Консервы какие-нибудь, кофе, сахар, печенье…всего понемножку. В общем, что там найдется у нас в закромах. А в магазин я уж завтра с утра съезжу.