Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

Женщина (ей было под пятьдесят) ощерила свои выставленные вперед зубы и закивала, как китайский болванчик, головой, затрясла руками.

Он уже почти пересек комнату, когда она наконец выдавила из себя:

– В-в-вы з-за ним? Д-д-да?

– Я на работе, – как можно учтивее ответил Барский,

Ему показалось, что такой же корсет, как и тот, что лежал на его ребрах, сдавил ему руки и ноги. Он продолжал свой путь.

Впереди открылась дверь и кто-то вышел в коридор. Тогда Барский юркнул вбок, на лестницу, поднимавшуюся на второй этаж, и так как шаги приближались, то пробрался вначале на лестничную площадку, а затем и на второй этаж.

Он прошел еще одну комнату и заглянул в приоткрытую дверь. Внутри было темно. Женщина в коротком платье, едва прикрывавшем ее полные целлюлитные бедра, стояла перед аналоем, на котором горели свечи, дымились кадила, угол был уставлен православными иконами и религиозными картинами западной школы. По бокам висели полоски бумаги с начертанными на них тибетскими мантрами. Коротенькое цветастое платье, ярко красные пластиковые бусы и серьги, похожие на бублики, коротко стриженые обесцвеченные волосы – наверное, это и была жена Корсовского.

Он расслышал и слова читаемой ею молитвы:

– Кришна харе, харе Кришна, харе рама, рама харе, пресвятая богородица, аминь, аминь…

– Живее, живее, посторонний в доме! – вдруг раздался голос совсем рядом. Затем послышались тяжелые мужские шаги.

Барский зашел в комнату и затворил за собой дверь. Он поднял вверх пистолет и передёрнул затвор.

Женщина, обернулась и, взглянув на него, раскрыла рот, желая закричать. В то же самое время в дверь заглянули двое секьюрити с автоматами в руках.

– Не убивайте моего ребенка! – завизжала женщина и кинулась к большому цветному портрету младенца.

– Тьфу ты, б…дь, дура ёманая! – сказал один из секьюрити, и они захлопнув дверь, побежали дальше по коридору.

– Успокойтесь, мадам, – шепотом сказал Барский, который все эти мгновения простоял за дверью. – Я не убиваю детей.

– А кого вы убиваете? – спросила женщина. Она продолжала сидеть на полу. Юбка ее при этом задралась чуть ли не до пупка.

– Предпочитаю вообще никого не убивать, но иногда приходится убивать мужчин.

– Мужчин не надо убивать, – странно улыбнувшись, сказала женщина. – От мужчин бывают дети.

– Ну, не обязательно. От многих мужчин больше неприятностей, чем детей.

– Мой муж не разрешает мне видеться с мужчинами, – запричитала женщина. – Он боится, что они меня трахнут.

– Да, мадам, устоять перед вами трудно, – заверил ее Барский и выглянул в коридор.

– А ты хочешь меня трахнуть? – спросила женщина.

– Всю жизнь мечтал, но для этого я должен спросить разрешения у вашего мужа. Вы не скажете, где я смогу его найти?

– Это вовсе необязательно, – слегка разочарованно сказала женщина. – Хотя я могу тебя к нему проводить.

– Спасибо, я доберусь сам, только подскажите, как идти.

– Прямо по коридору и налево

Увидев его, Корсовский отложил авторучку и с ненавистью воззрился на вошедшего.

– Черт бы их всех побрал. Ведь вы – Барский, не так ли?

– Именно так, – хмуро подтвердил Барский.

– Чертовщина… Вот мы и встретились. Надо было приказать им не убивать вас, а постараться купить.

– Вы уверены, что это бы им удалось?

– Миллион. Универсальная сумма. Очень красиво звучит, а знали бы, как она приятна на вид. Я знаю очень многих людей, которые за миллион долларов прирежут родную маму, а не то, что предадут своего начальника или там директора какой-то охранки. Но предупреждаю, это крайняя сумма.

– Что, простите?

– Я говорю про миллион долларов.

– Ах да.

– Конечно, я мог бы пообещать вам и сто миллионов, но в таком случае, скорее всего, солгу. Вы понимаете? Существует критерий разумного; любой компромат стоит определенных денег. В данном случае миллион долларов – оптимальная цена. Даже американец удовлетворится такой суммой, поскольку это действительно очень большие деньги, – продолжал убеждать его Корсовский. – Они позволят вам благоденствовать всю оставшуюся жизнь в собственном доме на Багамских островах, ежедневно кушая крабов и омаров.

– Я спрашивал у нескольких человек – чего должен бояться человек, который вообще ничего не боится, неподсуден никакому суду, свободен от мук совести, владеет самым большим состоянием в мире и диктует свою волю сильным мира сего. И знаете, что они сказали? «Он должен бояться женщины». Какой женщины вы боитесь, Корсовский? Той, которую вы насиловали с десятилетнего возраста? Эту несчастную калеку, которая от вас делала аборт в тринадцать лет?

Глаза Корсовского налились кровью, руки вцепились в столешницу.

– Сука, – прошипел он. – Все-таки надо было тебя убить.

– Это ничего бы не изменило, – заверил его Барский. – Просто пришло время и плод созрел. Вы оказались в роли затравленного зверя. Вначале за вами устроил охоту один охотник-одиночка, затем уже целая кавалькада. Я тут всего лишь в роли бультерьера. Мне надо только одно – затравить зверя, а убивать вас будут другие. Однако, конечно же, вы не этой женщины боялись, а совершенно другой. Весной 1978 года вы женились на дочери одного из опаснейших людей в стране, а в ноябре у вас родился сын. Несколько раньше времени, но это не страшно.

Страшно то, то он оказался болен. Тяжело и неизлечимо болен. Заражен он был своим же отцом, и болезнь эта называлась СПИДом. Провинциальный врач, обследовавший ребёнка, сам не справился с анализом крови и послал его в Москву. Ответ был получен сокрушительный, однако отец, то есть вы, с анализом не согласились и представили на суд врачей, полную пробирку крови. Увы, кровь принадлежала девочке. Вторая проба крови принадлежала мальчику, но его группа крови оказалась совершенно иной.

В те же дни на улицах вашего городка исчезли двое детей. Поиски привели на городскую свалку, и во всем обвинили местного бомжа. Но затем вдруг пропал и третий ребенок – ваш сын был выкраден из коляски. Его тоже причислили к жертвам бомжа, однако его останков так и не нашли.

Лишь позже на суде, чудак, местный телемастер, заявил, что видел, как какая-то цыганка склонилась над коляской и взяла оттуда ребенка, прошла по улице и села в красную машину «москвич». Однако слова этого «Кулибина» не были приобщены к делу. Больше того, его подвергли самым ужасным репрессиям, какие только были возможны в нашей страны после сталинских времен и на основании сфабрикованных доказательств усадили человека на двадцать лет. Однако он не умер в тюрьме, а выжил и вышел на свободу, но затаил ненависть к вам, Корсовский, и поклялся отомстить. Примерно такой же лютой ненавистью возненавидел вас и врач, принимавший вашего младенца – и в итоге оба они вышли на вас с разоблачительным материалом. Врач был способен доказать, что вы не только больны СПИДом, но еще являетесь сексуальным маньяком, поскольку с детских лет сожительствуете со своей приемной сестрой. Она очень любила вас. Буквально боготворила. Мало того, что вы были сильнее и умнее ее, вы же были еще и старше ее (а она и в возрасте тринадцати лет была развита как пятилетняя), вы были и любовником ее и мужем. Она беспрекословно вам подчинялась.

В то же время она ненавидела вашу молодую жену. Поэтому ей доставило истинное удовольствие выполнить ваше поручение и похитить из коляски ребенка, когда мать зашла в магазин. Вы уже ждали ее неподалеку в машине. Куда вы дели ребёнка мне неизвестно, но план был продуман достаточно хитроумно, если бы не местный парень – телемастер Крюков, который обратил внимание на женщину в длинном платье и в длинном платке – именно так ходила ваша сестра Дора – которая взяла из коляски ребенка.

Вы расправились с телемастером, расправились с врачом, но рано иди поздно правда все же стала выходить наружу. Когда врач попытался вас шантажировать, вы убили его в баре для геев. Затем вы в чем-то заподозрили своего стилиста и тоже убили его, и когда Крюков напомнил вам о цыганке, вы отправили своих громил убить его. Вы сделали всё это, Корсовский, потому что боялись одной единственной женщины – своей жены – и не просто ее, а ее отца, который являлся вашим негласным покровителем и некоронованным королем всей российской преступности. Уж он-то, узнай о том, что вы покусились на жизнь его внука, стер бы вас в порошок.

– Что… сколько… что вы теперь от меня хотите, – обессиленный спросил Корсовский.

– Вы должны немедленно позвонить премьер-министру и объявить…э-э-э… – Барский заглянул в шпаргалку, – «суверенный дефолт».

– Нет! – воскликнул Корсовский. – Никогда!

– Да, и сейчас же, немедленно. Звоните!

– Да вы хоть понимаете, что означает это страшное для любого экономиста слово «дефолт»? Это гибель экономики государства, это страшнейший кризис, это обесценивание денег, наконец! Только идиот или маньяк может предлагать такое.