Вячеслав Денисов - Месть по закону

– Пожалуйста, – степенно разрешил Поборников. – В мою машину.

Что он, дурак – в чужую садиться?

Когда незнакомец усаживался на переднее сиденье «Фольксвагена», судья увидел, что в его руках кейс. «Адвокат», – сразу решил Поборников. Только у кого может быть «дорогой» адвокат? Он быстро провертел в голове списки рассматриваемых им дел. На фоне последних звонков это мог быть лишь адвокат Тимура.

– Я не адвокат, – сразу перечеркнул логику судьи незнакомец. – И не общественный защитник. И не проситель. Я представляю опеределенные круги, в чьи планы не входит дальнейшее содержание под стражей одного очень влиятельного и известного вам фигуранта. Речь идет, разумеется, о человеке, который известен под кличкой Тимур. Лякин, да, да... Совершенно верно. Сразу хочу объяснить – не имею ни к нему, ни к его делам никакого отношения. Я посредник.

– И чего же вы хотите? – Поборников насторожился. Он еще не понимал сути разговора. А все то, чего он не понимал, он боялся.

– Я ничего не хочу. Я исполняю просьбы людей. Так же, как и вы, в какой-то степени... Вопрос в том, чего хотят люди, которые меня прислали. Они вам хорошо известны. Благодаря некоторым из них вы сейчас – перспективный судья. Не перебивайте! – Незнакомец легким движением руки остановил готовую вырваться из судьи лаву благородного возмущения. – Я не хотел вас обидеть. Я говорю словами, понятными нам обоим. И называю вещи своими именами. Так вам легче будет меня понять.

Мужчина щелкнул замками кейса и откинул крышку. До этого момента Поборников был твердо уверен в том, что в чемодане – современное записывающее устройство. Но он был уверен лишь до того момента, пока не открылась крышка. Из чрева чемодана на него смотрели и подмигивали портреты президента США Джорджа Вашингтона. Пачки долларов были аккуратно размещены по всему днищу кейса.

– Здесь двести тысяч долларов. Через неделю первый процесс по делу Лякина. Люди хотят, чтобы послезавтра он был до суда отпущен под подписку о невыезде.

Поборников почувствовал, как по его спине скатываются большие капли пота. Через мгновение они сформировались в ручьи. Выступил пот и на лбу. Никаких записывающих устройств, разговор происходит в его машине, сзади него, перемещенный уверенной рукой незнакомца, лежит кейс с двумястами тысячами долларов. Греция, роскошь, свобода желаний и их исполнений... А мужчина ждал ответа.

– Вы понимаете, что это невозможно... – начал было Поборников, но не договорил.

– Возможно все. Особенно – судье областного суда. Используя прошлый опыт, который у вас есть...

При этих словах Поборников напрягся. Черт побери! Этот мужик знает все!..

– Да, да. Основываясь на нем, а также при поддержке, которая у вас была тогда – а я вам обещаю ее и сейчас, вас никто даже не пожурит. Кому нужен этот жулик? От того, что вы отправите его есть бесплатный хлеб, не станет легче ни вам, ни ему, ни обществу.

Услышав выражение о «бесплатном хлебе», Поборников вновь содрогнулся. Где-то он это уже слышал. А сейчас не помнит. Время идет, грани стираются... А как же громкий процесс над Тимуром? Процесс, который должен заставить зазвучать его имя и в прессе, и в суде?..

– Сзади вас – двести тысяч, – напомнил человек.

Господи, а что он теряет?! Громкий процесс можно сделать если не над Лякиным, так над кем-нибудь еще! А вот двести тысяч предлагают, может быть, единственный раз в жизни.

– Нужно подумать...

– Никаких раздумий. Думайте о своем будущем. Я ведь не раздумывал, когда положил вам чемодан на заднее сиденье.

Сомнений в том, что Тимур сбежит, – нет. Он скроется. Может быть, в его адрес еще прокатят ком грязи. Но что он теряет? Место – ни в коем случае. Есть очень много людей, которые это не позволят. А тут – пять минут позора – и полная свобода фантазии. Фантазия – это очень коварная штука. Хочется чего-то, но обладать им можно лишь в мечтах. А разве он не к тому стремится, чтобы фантазии реализовывались? Причем не постепенно, а сразу? Двести тысяч – это не просто поездка в Афины! Это небольшой домик с видом на Эгейское море!

– Мы нигде раньше не встречались? – Судья сквозь темные очки пытался рассмотреть глаза молодого тридцатилетнего парня.

– Возможно, – дружески улыбнулся тот. – Я часто бываю в мэрии. Иногда захожу к Иннокентию Михайловичу.

Услышав имя своего тестя, Поборников слегка успокоился. Может, этот парень конкретно от него? Просто старик не хочет оскорблять достоинство судьи, предлагая деньги в открытую? Если это он, то чего так печется о Тимуре? Но парень сказал – «от людей». Имена этих людей не было необходимости озвучивать. Более того – не рекомендовалось. И Поборников сказал:

– Хорошо. Я сделаю все, что могу.

– Все делать не нужно. Нужно изменить меру пресечения для гражданина Лякина.

Поборников качнул головой.

– Вот и хорошо. Мы с вами больше никогда не увидимся. А если это произойдет, постарайтесь не вспоминать о том, что мы с вами когда-то о чем-то говорили.

С этими словами, окончательно успокоившими судью, молодой человек вышел из машины. Поборников посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади, сверкая никелированными замками, лежал дорогой кейс. Очень дорогой.

– Да-а-а, дела. – Земцов снял наушники и хищно улыбнулся. – Пащенко, сукин сын... Но где он берет эти общаковские доллары?!

Поборников совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Если бы он сейчас, с деньгами, уехал в свой загородный дом, как это сделал Вихорев, то была вероятность случайности того, что доллары он либо передаст кому-то, либо спрячет так, что их никто не найдет. А он на следствии будет от всего отказываться. Одним словом, были варианты, которые могли спасти его судьбу. Но он этого не сделал. Он поступил так, как в его ситуации поступил бы почти любой человек, не имеющий представления о том, что его могут подставить, а потом распять. Он поехал в банк. Земцов сразу понял, что хочет сделать судья. Он хочет положить на хранение деньги и развязать этим себе руки. Избавиться от взятки, которая палила ему ладони. Этот кейс сейчас напоминал расплавленную целлофановую пленку, прилипшую к рукам: и стряхнуть невозможно, и терпеть нет сил.

Микроавтобус РУБОПа с надписью на бортах «PROKTER & GAMBLE» следовал за Поборниковым, как на буксире. Едва судья остановился у банка и вышел из машины, следом тут же двинулись двое оперативников из группы Земцова. Их задача была проста. Если судья попробует положить доллары на текущий валютный счет – задерживать его без промедления вместе с кейсом. За оперативниками следовали Земцов и специально взятые на улице двое девушек-понятых. Допустить, чтобы переписанные доллары из общака Пастора растворились в денежной массе банка, Земцов не мог. Но Поборников поступил по-другому. Очевидно, сыграл свою роль фактор страха за то, что кассир может легко запомнить его в лицо. Двести тысяч наличными в банк кладут не каждый день. Поэтому судья снял в аренду ячейку в хранилище. Лучшего расклада для Земцова представить было трудно. Оставалось лишь предупредить директора банка. Все как обычно – мгновенно сообщать о попытке данного гражданина войти в хранилище в последующие дни.

Остановившись на середине моста, Поборников снова вышел из машины и подошел к самым перилам. В руке он держал все тот же чемодан. Опершись на перила, словно в момент раздумий, он разжал руку, и пустой кейс полетел в воду.

– Он думает, там радиомаяк, – заключил, наблюдая за ним из окна, Макс. – Фильмов, бедолага, насмотрелся. Откуда у нас бабки на радиомаяки?

Оставалось ждать у входа в СИЗО. Земцову очень хотелось посмотреть на рожи тех, кто будет свидетелем освобождения Тимура...

Каково оно – будучи отпетым, находиться в мире людей и чувствовать себя в одиночестве?

Ерунда, что перед смертью человек за мгновение вспоминает всю свою жизнь. Перед смертью он думает о своей непрожитой жизни. Что могло бы случиться и что уже не произойдет никогда.

Жизнь, сотканная из ниток случайностей, неповторима. И тем ценна. У каждого свой узор, он предопределен судьбой и, одновременно, зависит от самого человека.

О чем думал сейчас Антон Струге, сидя над шахматной доской в квартире Вадима Пащенко? Трудно сказать. Он двигал сначала белую фигуру, потом разворачивал доску. Через полчаса молчания он решительно менял положение черной фигуры и снова поворачивал игровое поле. Две недели тянулись, как самый длинный год в его жизни. Так долго длился лишь тот месяц, когда умерла его бабушка. Было это давным-давно, и именно сейчас в душу Антона заползла та самая змея одиночества. Он не знал, что случится через день, и даже не представлял, какую новость ему принесет, вернувшись с работы, Вадим. А загадывать о будущем – это просто обманывать самого себя. Игра еще не кончена. И когда ей придет конец – неизвестно.