Инна Тронина - Их «заказали» в кафе

Серафима попыталась улыбнуться, но только дёрнула воспалёнными губами. От жара она была возбуждена, говорила много, сбивчиво, страстно.

— Ирина горюет из-за того, что стала игрушкой в ваших руках. Несмотря на образование и природный ум, она оказалась дурочкой, лохом. И всё ждала вас. Ждала того, кому перестала быть нужной. Пожалейте её, Артур. Даже если я не выживу, навестите Иру. Ей очень плохо сейчас, а поделиться не с кем. Она может повторить суицид…

Кобылянская выбилась из сил и надолго замолчала. Нужно было скорее везти её в институт Склифосовского, где лучше всего делали операции на пищеводе, но перед этим следовало связаться с клиникой. Тураев знал, что другого выхода нет, и тамошние доктора уголовному розыску не откажут. Но сначала Артур должен был получить подписанные Кобылянской бесценные показания, ради которых он первый раз приезжал в деревню.

— Ира ничего не знала о том, чем я занимаюсь. Она считала меня приличным человеком, знающим врачом, который сумел многого добиться в жизни. Она может не пережить страшного разочарования в людях…

— Обещаю непременно поехать к ней. Сегодня или завтра, как получится.

Тураев достал из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных вчетверо листков белой бумаги, а из нагрудного — шариковую ручку.

— Сейчас, Серафима Ивановна, я очень быстро запишу ваши показания, и вы завизируете каждый лист. Я не следователь, но в форс-мажорных обстоятельствах могу выполнять его функции. Не знаю, примет моё начальство эти записи или нет, сочтёт ли правомерным этот допрос, но я всё-таки дам вам возможность облегчить душу. И мы сразу же, не дожидаясь «скорой», поедем в Москву. Вы согласны рассказать всё?

— Для того я и попросила отца позвать вас…

Кобылянская изо всех сил стискивала зубы, чтобы они не клацали от изнуряющего озноба. Казалось, что под больной ходуном ходит широкая кровать. В стоящем на тумбочке стакане позвякивала чайная ложечка.

— Пишите всё, что я скажу. Итак, впервые я намеренно заразила смертельно опасной болезнью своего бывшего мужа Антона Фёдоровича Кобылянского. Предположительно от него заразилась моя счастливая соперница. Антон действительно причинил мне много горя. Я не преувеличивала в нашем первом разговоре степень перенесённых мною страданий. Была и травля собакой, и издевательства надо мной, над детьми, и всё прочее. Я не раскаиваюсь именно в этом поступке. Зная о страсти Антона с женскому полу, я устроила его знакомство с больной гепатитом В женщиной. Мой бывший довольно-таки долго с ней встречался. Признайтесь, что молодожён мог вести себя более осмотрительно, — ведь дома ждала ангел Полинушка. Женщину эту звали Яна Крикун. Её уже нет в живых. В начале этого года Яна скончалась от передозировки героина. Она была наркоманкой, и к её кончине я не имею отношения. Мой замысел удался, и Кобылянский заболел. Заболел он гораздо тяжелее, чем Яна. По этому эпизоду у меня сожаления нет. Есть по другим, когда страдали люди, ничего плохого мне не сделавшие. Их было пять человек, если не считать жён. Я хочу заявить, что идея принадлежала именно мне, а не Магомеду. Как медик я могла прогнозировать те или иные последствия своих действий. Гаджиев долго не понимал, в чём заключается суть моего ноу-хау, и уступил мне не сразу. Только после того, как я усомнилась в его любви ко мне и в мужском благородстве. Я не пытаюсь его выгородить, просто хочу, чтобы вы знали правду. Магомед обещал, в случае чего, взять вину на себя, и обещание своё сдержал. Я не приписываю себе чужие грехи, мне бы за собственные ответить…

Тураев старался записывать как можно скорее, применял все навыки, полученные за годы работы в милиции и в суде. Ещё неделю назад он торжествовал бы, волновался, выслушивая признания Кормилицы. Теперь же Артур думал только о том, чтобы поскорее приехать в Москву и доставить Серафиму живой…

— Когда беременную женщину, да ещё с двумя детьми на руках, муж бросает на произвол судьбы, она сходит с ума. Заглянув в бездну нищеты, я ужаснулась и решила, что никогда больше бедствовать не стану. Любой ценой я добьюсь того, чтобы дочери и сын жили в достатке, получили хорошее образование, зацепились в этой жизни. У Магомеда пятеро детей, и он понимал мои чувства. Зря, конечно, я связалась с этой заразой. Могла безбедно жить и на доходы с принадлежащих Гаджиеву заведений. Пусть интим-бизнес тоже не ахти что, но всё-таки дело не мокрое. Но Валера, который нас «крышевал», очень просил проучить большого начальника, который уволил его из милиции. Формально начальник был прав — Валера брал дань за каждый квадратный метр тротуара Тверской и окрестностей. Но Магомед очень просил за своего друга. Я не сразу решилась, но потом сдалась. Ведь если я смогла пойти на это от ревности и отчаяния, то почему не признать за другими право на месть? Я уже знала, что одна из официанток, Оля Луговцова, больна СПИДом. Она была любовницей Сергея Вербицкого, который погиб в ноябре. Я сделала так, что Оля познакомилась с сыном этого начальника. Его зацепило сильно. Кроме всего прочего, у парня обострился диабет, началась гангрена нижних конечностей, которые пришлось ампутировать. После этого случая я, Гаджиев и Манилов стали заложниками друг друга. Каждый из нас боялся, что остальные двое, обладая такой информацией, обязательно заложат его, если им не угодить. А заказчиков, желающих совершить тихую, незаметную и надёжную ликвидацию, становилось всё больше. Правда, мы не всем шли навстречу, а только приближённым, проверенным…

Серафима закашлялась, и Артуру пришлось встать, налить в стакан воды и поднести ей. Больная глотала с трудом, морщась от боли, а после долго лежала молча, глядя в дощатый потолок и собираясь с силами.

— Честно говоря, я хотела, чтобы Ольги не стало. Как оказалось, не ошибалась, потому что именно она и сдала нас. Магомед почему-то пожалел её, хотя между ними никогда ничего не было. Просто дело не получило огласки. Болезнь молодого балбеса не связали с чьими-то происками. Нужды в ликвидации исполнителя не возникло. Но Ольга всегда казалась мне бомбой замедленного действия. Всё верно, женское сердце — вещун…

— Значит, вы заразили пятерых, не считая бывшего мужа? Тураев поднял глаза от своих листков. — Первым был сын милицейского генерала. Кто стал вторым?

— Племянницу Магомеда изнасиловал в Москве высокопоставленный подонок. Просто схватили девчонку на улице, возвращаясь из ресторана. Увезли на дачу и долго трахали. Двух козлов удалось упрятать за решётку, а главный отделался лёгким испугом. Пришлось и ему прислать красотку, которую он проглотил, как рыба наживку. Узнал о ВИЧ-презенте, вскрыл себе вены, напустив предварительно в ванну горячей воды. Мою девушку звали Таня Тимошенко. Она погибла в автокатастрофе.

— Случайно или нет? — Тураев перестал записывать.

— Я просто ненавязчиво пожелала, чтобы Таня замолчала навсегда. Организовал всё Магомед. Сделать это было просто — Таня обожала лихачить.

— Серафима Ивановна, а вам знакома такая фамилия — Старшинов?

Артур давно хотел задать этот вопрос и, наконец, выбрал момент.

— Нет. Вернее, Магомед что-то говорил… но я точно не знаю, кто это…

— Судья из Химок, — напомнил Артур. — Гавриил Степанович его звали.

— Если с ним что-то подобное произошло, и у вас есть такие данные, то… — Серафима страдальчески смотрела на Артура огромными, уже нездешними глазами. — Это мог организовать Мага без моего ведома. Мог, между прочим, и Валера. Будь я в курсе, обязательно призналась бы сейчас. Кто из наших с ним общался?

— Наталья Швец, насколько мне известно. Сначала она работала массажисткой в салоне восточной медицины. А после — в Центре магии или как там это называется. Числилась колдуньей Кариной. Покончила жизнь самоубийством, приняв цианистый калий. Случилось это в тот момент, когда я находился рядом, в коридоре. В прошлом разговоре вы подтвердили, что знаете её. Правда, хуже, чем остальных девушек. Самоубийство вы связали с несчастной любовью Наташи.

— Так мне сказал Магомед, а я не вникала в подробности. Возможно, судью кто-то заказал нашим мужчинам. У них были свои знакомые, с которыми я не контачила. И Магомед мог отправить Наташу на дело самостоятельно.

— Хорошо, я спрошу у него после праздников, — пообещал Артур. — Но лично вам фамилия Грошев ни о чём не говорит?

— Это известный химкинский «авторитет», приятель Маги. Так что вполне может быть… Если судья чем-то не угодил Грошеву, он способен обратиться за помощью к Гаджиеву. Но наверняка не могу утверждать.

Дверь приоткрылась, в горенку заглянул Иван Илларионович, хотел что-то сказать, но махнул рукой и скрылся. Он просто желал убедиться в том, что его дочь жива.

— Значит, Старшинова вы даже не посчитали? — онемевшими губами спросил Артур. Его пальцы, сжимающие шариковую ручку, дрогнули. — Между прочим, этот человек выбросился с двенадцатого этажа. Только потому, что не принял взятку и не оправдал Грошева, как тот требовал. Наталью Швец Магомед, скорее всего, запугал. Вручил ампулу и приказал пустить её в дело, если вдруг запахнет жареным. Наталья знала, что ей всё равно не жить, и потому нет смысла продлевать страдания. Её ждала участь Вали Черенковой или Илоны Имшенник. Думаю, что и с Сергеем Вербицким хотели расправиться, но не успели. Ксения Казанцева сделала это за Гаджиева.