Марко Незе - Спрут

Маурили, еле держась на ногах, оперся о стену.

— Я ничего не знаю, — простонал он. Усатый вновь ударил его.

— Ах, ты ничего не знаешь? Значит, типография загорелась сама?

Маурили повалился на землю. Корчась всем телом, он жалобно стенал:

— Святая мадонна! Они хотят отправить меня на тот свет...

— Кому ты сказал? — дико заорал на него парень, который вел машину.

Усатый продолжал избиение. Ударил ногой в живот. Потом приподнял на воздух. Маурили с трудом дышал, все лицо было разбито в кровь. Ноги совсем не держали, и он валился на своего мучителя.

— Имя! — требовал усатый. — Мы хотим знать, как зовут того человека, с которым ты говорил.

Новый удар в распухшую физиономию отбросил Маурили к стене. Стукнувшись о нее спиной, Маурили подался вперед. Но прежде, чем упасть, получил еще один страшный удар в челюсть.

Лежа на земле, Маурили издавал стоны и что-то бормотал. Теперь его пинали ногами.

— Назови фамилию! — злобно требовали трое. — Выкладывай фамилию!

Усатый склонился над Маурили. Схватил его за длинные кудри и бешено прорычал:

— Ну так что? Хочешь, чтобы я размозжил тебе голову?

Маурили уже терял сознание. Собрав последние силы, он произнес:

— Ла-у-део...

На вилле продолжалась партия в покер.

— Мне две карты, — сказал Каттани, закуривая. — Мне одну, — подал голос Терразини.

Карризи был почти совсем пьян. Глаза слипались, и ему стоило больших усилий не захрапеть тут же за столом.

— Две карты, — попросил он.

Скрежет тормозов оповестил о том, что к вилле подъехала машина. Затем громко хлопнули дверцы.

— Мне достаточно, — сказала графиня Камастра.

— Ваш черед, — произнес, обращаясь к ней, Карризи.

Все прислушивались к тому, что происходит за окном.

— Пятьсот тысяч! — выпалила графиня.

— Я пас, — сказал Каттани. Терразини поиграл желваками.

— Миллион, — предложил он.

В коридоре послышались шаги. Кто-то шел в гостиную.

— Два миллиона! — удвоил ставку американец. Дверь распахнулась, и на пороге появился молодой человек, который сидел прежде за рулем «вольво». Его бабочка съехала набок. Одна пола пиджака была испачкана в земле. Все взгляды устремились на его хищную физиономию.

Он поглядел на Терразини. И кивнул ему, явно подавая условленный знак.

Адвокат швырнул карты на стол.

— Графиня, — сказал он, — мне не следовало показывать вам карты. У меня были королевское каре и туз. Но теперь мы все можем отправляться спать. Спокойной вам ночи!

Карризи, покачиваясь, последовал за Терразини. А Ольга, не скрывая досады из-за столь неожиданно прерванной партии, пробормотала:

— Ну и манеры!

— Уф! — отозвался Каттани. — Да ему было совершенно все равно, выигрывать или проигрывать... Эта партия в покер понадобилась только для того, чтобы зачем-то задержать меня здесь. Пока не получат какое-то сообщение. Не так ли, доктор Сорби?

Ольга нахмурилась.

— Какое сообщение?

— Да так, ерунда, — попытался отмахнуться от вопроса банкир.— Чепуха!

— Тут все время идет какая-то закулисная игра,— меланхолически заметила графиня. — Мне это уже начинает надоедать.

— А вы остались в выигрыше или проигрыше, комиссар? — осведомился Сорби.

— Мне даже удалось выиграть.

— Вам и в самом деле повезло, — сказал банкир. Глядя на пересчитывающего банкноты Каттани, он высунул язык, как ящерица, ловящая насекомое.

Ольга и Каттани вместе уехали на машине.

— Что за сообщение они ожидали? — спросила она.

— Точно не скажу, — ответил Каттани. — Но был момент, когда я почувствовал, что моя жизнь висит на волоске, и от чего-то, что должно проясниться, зависит, останусь ли я жив.

— Они тебя держали заложником?

— Выходит, что так. Если бы сообщение, которого они ожидали, оказалось для меня неблагоприятным, я бы оттуда живым не вышел. А какую роль в этой истории играешь ты?

— Прошу тебя, перестань. — Ольга откинула голову. — Ты же прекрасно знаешь, что я больше не могу их выносить. Но я с ними связана, и приходится терпеть. — Она взяла его руку и ласково поцеловала. — Ты знаешь, иногда мне приходят в голову странные мысли. Например, если бы ты меня любил так же, как люблю тебя я, мы могли бы с тобой уехать куда-нибудь далеко-далеко. И были бы счастливы...

Каннито не читал — он буквально пожирал глазами, газету. Вникал в скупые строки полицейской хроники, где сообщалось об убийстве Маурили. «Журналист, — говорилось в заметке, — убит в заброшенном деревенском доме. Маурили был подозрительной личностью, связан со спецслужбами. За кулисами его смерти скрываются шантаж и коррупция».

Шеф отдела «Зет» побледнел. Он нажал кнопку селектора, вызывая секретаршу.

— Синьорина, я просил вас соединить меня с Лаудео.

— Мне не удается его найти, ваше превосходительство. В гостинице, где он живет, его нет. На работе не знают, где он.

— Позвоните в его контору в Милане. — Каннито в волнении сжал кулаки. — Разыщите во что бы то ни стало.

— Поняла, ваше превосходительство. Ах, да, тут пришел пакет на ваше имя. Принести вам?

— Да, принесите.

Это был зеленоватый бумажный сверток. Каннито взвесил его на ладони с недобрым предчувствием. Он теперь боялся всяких неожиданностей.

В пакете лежали фотокопии документов. К первому листку была приколота напечатанная на машинке записка: «Типография сгорела, но копии статей уцелели. Мы тебе их шлем в подарок. А типографию найдем другую».

Хватая широко открытым ртом воздух, Каннито вцепился в ручки кресла. Сначала смутно, потом все отчетливее он увидел всю глубину разверзающейся перед ним пропасти. Но решил не сдаваться. Снова позвонил секретарше.

— Ну что там с Лаудео?

— Пока еще не нашла.

— Пришлите ко мне Каттани. Немедленно.

Разложив на столе газету, он показал комиссару сообщение, о гибели Маурили.

— Не знаешь, что это был за тип? Слыхал когда-нибудь эту фамилию?

— Смутно припоминаю, — ответил Каттани.

Каннито старался держать себя в руках. Он не желал выдавать свою тревогу. Спокойно, профессиональным тоном он отдал распоряжение:

— Займись-ка этим делом. Главным образом меня интересует, связано ли это убийство с поджогом типографии.

Каттани оставался стоять. Не слушая указаний Каннито, он пристально вглядывался в его лицо.

— Ваше превосходительство, — проговорил он, — расстаньтесь с этим креслом. Послушайте моего совета!

Каннито поднял на него глаза. В них был страх.

— Но ты отдаешь себе отчет? Ведь это был бы конец!

— Его все равно уже не предотвратить. — Каттани медленно ронял слова, и каждое разило наповал. — Если вы подадите в отставку, то сможете хотя бы спасти репутацию,

Каннито не желал признавать свое поражение. Но сделался посговорчивее.

— По-твоему, я еще могу спасти репутацию? Но как? Ведь скажут, что это убийство организовал я, чтобы помешать выходу новой брошюрки.

— Вовсе не обязательно. Это как-нибудь можно будет уладить.

Светлые глаза Каннито с надеждой уставились на комиссара.

— Значит, ты полагаешь, — сказал шеф отдела «Зет», — что нечего надеяться на какой-то другой выход?

— Никакого другого выхода у вас нет.

— Но какой мне найти предлог? Не могу же я уйти просто так; без всяких объяснений...

Каттани присел напротив него к столу. И, рубанув ладонью по воздуху, сказал:

— Очень просто. По состоянию здоровья.

В селекторе раздался голос секретарши:

— Нет, Лаудео нигде не найти.

Но Каттани объяснял его исчезновение по-другому:

— Совершенно ясно, Лаудео просто не хочет с вами говорить. Он работает на два фронта — и нашим, и вашим. Он-то частное лицо. С него как с гуся вода. А вы занимаете государственный пост.

Каннито схватился за голову.

— Разве можно быть уверенным, что, если уйти в отставку, кампания против меня прекратится?

— Если уйдете, — ответил Каттани, — перестанете служить для них мишенью. Против вас будут выступать, пока вы на этом посту. Уходите. Достойно.

Вновь затрещало переговорное устройство. Каннито нажал кнопку.

— В чем дело?

Голос секретарши произнес:

— Я еще раз позвонила к Лаудео на работу. Теперь мне ответили, что он уехал. Отправился за границу. Когда вернется, неизвестно.

— Понимаю, — сказал начальник отдела «Зет» упавшим голосом. — Ни с кем меня не соединяйте. — Затем вновь обратился к Каттани: — Они меня бросили. — В его голосе зазвучали злобные нотки. — Решили принести в жертву. Теперь все подряд будут валить на меня одного. — Сознание того, что он остался в одиночестве, словно придавало ему какое-то отчаянное спокойствие. К нему даже вернулось его высокомерие, — Вот, полюбуйся. — Каннито помахал перед комиссаром фотокопиями статей, содержащих разоблачения, — Как, ты не хочешь даже взглянуть?