Игорь Атаманенко - Гроссмейстеры афёр

Старый закройщик был, безусловно, польщён и всё-таки с иронией спросил: «Не трудно ли будет из герцога вновь становиться портным?»

Снова Юлий подал заявление в УВД города. Теперь уже с просьбой сменить фамилию и отчество. Мотивировал это желанием воссоединиться с кровным родителем. Препятствий не возникло, так как, согласно метрике, Юлий до усыновления был Портной Юлий Аркадьевич.

Теперь Юлий вновь имел два паспорта, но из одного по-прежнему выглядывал Герцог. а из другого уже Портной.

Наш герой пошёл дальше. В новом паспорте он аккуратненько исправил букву «л» на «р» и стал уже «Юрием».

Трамплин для затяжного прыжка — трансформации фамилий — был создан. И началось…

На удивление отцу Юлий вдруг из монаха-затворника превратился в завсегдатая одесского Дома офицеров, прозванного в народе «ЦНХ» — центральное невестохранилище.

Знакомился с какой-нибудь тридцатилетней провинциалкой, приехавшей в Одессу на заработки и в поисках суженого.

Отсутствие постоянной одесской прописки у избранницы имело для плана Герцога принципиальное значение: заключение брака по месту жительства невесты и предполагаемые смена фамилии и паспорта в разных населённых пунктах области не скоро привлекут внимание центрального аппарата одесского управления внутренних дел.

Два-три дежурных свидания — и Юлий, нет! — Юрий Портной — делал своей избраннице то самое, заветное, предложение, ради которого она неутомимо посещала Дом офицеров.

Всякая засидевшаяся в девках тридцатилетка чувствовала себя Золушкой, встретившей прекрасного Принца, поэтому предложение принималось незамедлительно и без всяких предварительных с её стороны условий. Условие было у Герцога: он хотел взять фамилию будущей жены. Ну кто откажет ему, писаному красавцу, в таком невинном желании?!

Сразу же после получения паспорта с новой фамилией Герцог складывал с себя всякие мужнины обязанности, а попросту — исчезал.

Пустившись в матримониальное плавание под фамилией Портной, Юлий уже через год был одновременно и Козленко, и Бондаренко, и Пономаренко, и Тарасюк, и Перебейнос. Так далеко его завёл страх быть обнаруженным Рыжим…

Кроме того, твердо встав на жульническую стезю, Герцог считал, что ни один из свадебной коллекции паспорт не окажется лишним.

Повороты судьбы подтвердят его предусмотрительность.

Паспорта с новыми фамилиями были в двух экземплярах: со штампом регистрации брака и без оного. Как? А так! Получив паспорт с фамилией очередной жены, Герцог неизменно терял его, а во вновь выдаваемый, взамен утраченного, отметку о браке делать не спешил.

С одесским военкоматом проблем не было (он туда даже не являлся), так как за умеренную плату был поставлен на учёт в психоневрологическом диспансере Ленинграда по поводу арахноидита — заболевания, абсолютно безообидного для окружающих гражданских лиц, но не для военнослужащих. Поэтому Юлий был признан негодным к прохождению воинской службы в мирное и в военное время, что удостоверяла запись в воинском билете лейтенанта запаса Герцога Ю.Л.

…Процессу омноголичивания был положен конец после того, как трижды Герцог делал предложение девицам, которые сами стремились во что бы то ни стало сменить доставшуюся от папашки фамилию.

Может ли рассчитывать аферист, коим и являлся Герцог, на достойный приём в уважаемом обществе, имея фамилию Пиндюра? А Простиперденко? Ну а Пидрило?

Фамилии, которые если не отпугнут потенциальных клиентов, то вызовут у них скабрезные ассоциации и подозрения в сексуальных перверсиях владельца.

Выждав время, Герцог предпринял ещё одну, как оказалось, — последнюю попытку приобрести дополнительный рабочий псевдоним.

Месяц он ухаживал за обрусевшей югославкой, кичившейся княжеским происхождением, как вдруг выяснил, что её девичья фамилия Задроченна-Навзнич…

Мысленно склоняя и фамилию, и избранницу, Юлий ретировался.

По прибытии в Одессу Герцог в поисках практического применения своим дарованиям комбинатора, насточиво искал контакта с деловыми людьми города.

Одесса в то время была самым большим южным портом Советского Союза, который пропускал через себя сотни и сотни судов, десятки тысяч иностранных и советских моряков.

Без преувеличения можно сказать, что город находился на иждивении порта, а население делилось на две части. Предпринимателей: моряков, портовых служащих, проституток и фарцовщиков. Потребителей: работников торговли, прежде всего, комиссионных магазинов, обслуживающего персонала гостиниц и ресторанов, медперсонала вендиспансеров и, разумеется, местных милицейских чинов.

Приобретенный в юношеские годы на ниве фарцовки опыт подсказывал Юлию, что стать членом закрытого клуба деловых людей можно с помощью буревестников частного предпринимательства — одесских фарцовщиков.

Посещая традиционные места их тусовок — рестораны при гостиницах, где останавливались иностранные моряки, — Герцог тренированным глазом знатока выделил одного делового. пользовавшегося непререкаемым авторитетом.

Однажды, когда Юлий в очередной раз забрел в ресторан гостиницы «Интурист» и расположился в дальнем углу зала, к нему за столик подсели два юнца в потёртых джинсах.

— Так и що? Дядя ищет приключений на свою «женю»? — «карасик» в джинсах демонстративно вызывающе переложил выкидной нож-стилет из одного кармана рубахи-расписухи в другой.

Пропустив вопрос мимо ушей, Герцог лениво оглядел соседние столы. Так и есть. Деловой сидел неподалеку. Их глаза встретились.

— Ша! Слушайте сюда, поцы. То що ви сегодня только завтракаете я успел уже вчера переварить в своем кишечнике и теперь этим дреком хезаю на таких цудрейтеров, как ви… — назидательно процедил Юлий на чистейшем одесском диалекте.

Монументальная невозмутимость Герцога обескуражила юнцов.

Выдержав паузу, Юлий достал из «дипломата» золотой «паркер» и на своей ленсоветовской визитной карточке начертал несколько цифр. Подняв голову, он опять встретился глазами с Деловым. Взгляд последнего выражал заинтересованность и любопытство.

— Идите, мне с вами всё понятно… Идите и передайте, что я жду его звонка, — с этими словами Герцог вынул из кармана пиджака пачку сторублёвок, надорвал банковскую упаковку, и, положив пару банкнот рядом с визитной карточкой, поднялся из-за стола.

Надо сказать, что в те времена «дипломат», золотой «паркер» и визитные карточки свидетельствовали о принадлежности их владельца к миру советских иерархов, что было весьма привлекательно своей недосягаемостью для сидевших напротив Герцога фарцовщиков. Юлий об этом знал.

— А если… — начал было один из них, но Юлий не дал ему закончить:

— Ну, а если и после этого останутся тараканы, — говорил дядя Мендель, глядя на свой догорающий дом, — то не знаю, що и делать…

Через некоторое время Бруно — так звали Делового — и Юлий подружатся. Швондер признает верховенство Герцога и добровольно будет исполнять партию ведомого. Они как бы заключат безмолвное соглашение: Герцог — генератор идей, а его новый знакомый Швондер — исполнитель, эксперт и проводник в лабиринтах одесского дна.

Через некоторое время одесский соратник устроил Юлия на работу в местную таможню контролером. Сам же Бруно продолжил работать диспетчером в морском порту. Осведомленный по роду службы о графике захода в одесский порт наиболее привлекательных с точки зрения деловых контактов — купли-продажи — иностранных судах, он извещал об этом Герцога. Последний с учётом полученной информации корректировал расписание своих дежурств.

Выявив в ходе таможенного контроля на судне присутствие в команде лиц, имеющих и готовых сдать товар, Юлий, хорошо владевший английским языком, знакомился с ними, договаривался о покупке, а затем передавал их подручным Бруно — фарцовщикам.

В месяц каждый имел до двух тысяч рублей.

— Стабильно, но мелковато, — сетовал Герцог.

— Зато никаких конфликтов с Уголовным кодексом, — ответствовал подельник.

Однако Юлий, прошедший горнило квартирной и лотерейной афер, считал ниже собственного достоинства зарабатывать понемногу тут и там.

Человек тех же взглядов, что и незабвенный герой романа Ильфа и Петрова, Юлий жаждал крупных сделок и масштабных оборотов, а главное, — щекочащего нервы риска и азарта.

Однако, в отличие от Остапа Бендера, Герцог к Уголовному кодексу почтения не испытывал, как, впрочем, и к монопольному праву государства устанавливать для своих граждан дозированное распределение денежных знаков на круг.