Агата Кристи - Детективные романы и повести

А вот и он сам. Вид у него просто ужасный: старомодный костюм, ботинки на пуговицах, какие-то необыкновенные усы. Непохоже, чтобы он умел ездить верхом или играть в гольф. Вообще — иностранец.

Пуаро безошибочно прочел все эти мысли на лице встретившего его хозяина. А сам он, по мере приближения к месту, где когда-то разыгралась драма, испытывал все нарастающее любопытство. Именно здесь, в поместье Хендкросс, жили когда-то два брата. Они часто ездили в Олдербери, играли там в теннис, шутили, дружили с молодым Эмисом Крэлем и девушкой по имени Каролина… И Пуаро пытливо смотрел на хозяина дома, встретившего его хотя и вежливо, но немного смущенно.

Мередит Блейк, как две капли воды, похож на любого другого английского провинциального джентльмена с умеренными средствами и деревенскими вкусами. Хорошо сшитый, но поношенный костюм, обветренное приятное лицо, голубые глаза и довольно слабая линия рта, наполовину скрытого под щетинистыми усами. Полная противоположность своему брату. Манеры какие-то неуверенные, и явно замедленное течение мысли. Он выглядит значительно старше брата, хотя, по словам мистера Джонатана, разница между ними всего два года.

Они говорили об общих знакомых. Взгляд провинциального джентльмена смягчился и потеплел. Оказывается, этот парень бывает в порядочном обществе.

Тактично и не спеша Пуаро перешел к цели своего визита; он был готов к отпору. Книгу эту, увы, написать все равно придется. Мисс Крэль — теперь она мисс Ле-маршан — просит его, Пуаро, взять на себя редактирование. Ведь факты стали, к сожалению, достоянием прессы. Но можно все же сделать кое-что, чтобы не дать волю досужим домыслам.

Мередит Блейк даже покраснел от гнева. Рука, державшая трубку, задрожала.

— Это в-возмутительно, — он слегка заикался, — в-вы-капывать то, что давно погребено. Н-неужели нельзя оставить людей в покое?

Пуаро пожал плечами.

— Что делать? На этот род литературы всегда большой спрос. Мы живем в грубое время, мистер Блейк. И я сделаю все возможное, чтобы чувства мисс Крэль не были оскорблены.

— Маленькая Карла, — промолвил с нежностью Блейк. — Трудно поверить, что это дитя стало взрослой женщиной.

— Да, время летит.

— И слишком быстро, — вздохнул Блейк.

— Как видите, — сказал Пуаро, — мисс Крэль в своем письме к вам просит вас рассказать все, что вы помните о печальных событиях прошлого. Она ведь не знает абсолютно ничего. То есть, она знает только то, что зафиксировано в холодных, бездушных стенограммах процесса. А из стенограмм вы никогда не узнаете всей правды. Правда — это то, что написано между строк: чувства, побуждения, характеры всех актеров в драме, смягчающие обстоятельства…

— Смягчающие обстоятельства, — горячо воскликнул его собеседник, — именно они! Если вообще признавать смягчающие обстоятельства, то где же им и быть, если не в этой драме! Эмис Крэль был нашим другом, но нельзя не признать, что поведение его было возмутительным. Он был художником, и, может быть, надо сделать скидку на это, но тем не менее он создавал совершенно невыносимую обстановку в доме.

— Я рад, что вы упомянули про обстановку, — сказал Пуаро. — Меня интересует как раз эта сторона дела.

Ведь ни один воспитанный и живущий в обществе человек так вести себя не будет.

Немного апатичное лицо Блейка оживилось.

— Я не понимаю так называемых служителей искусства, — сказал он, — и никогда не понимал. Крэля я знал прекрасно — мы вместе росли, и уклад жизни в наших семьях был одинаков. Наши интересы и вкусы почти во всем совпадали. Но там, где вопрос касался искусства, — все сразу менялось. Он, знаете ли, не был дилетантом — он был первоклассным художником. И когда он работал — все отходило на второй план, абсолютно все. Он был настолько поглощен своим творчеством, что создавалось впечатление, что он живет и двигается во сне. И он выходил из оцепенения и включался в нормальную жизнь лишь после того, как картина бывала подписана.

Он помолчал.

— В девушку он был действительно влюблен, — продолжал Мередит Блейк, — и ради нее он шел на разрыв с женой и ребенком. Но в те дни он писал портрет этой девушки и хотел закончить работу. Работа поглотила его настолько, что он ничего не замечал вокруг себя. Ему даже в голову не приходило, что обе женщины оказались в совершенно невыносимой для них атмосфере.

— А понимали они его настроение?

— Да, Эльза, пожалуй, понимала. Она буквально сходила с ума от его таланта. Что же касается Каролины, то она…

— Да, что же она?

— Каролина… Видите ли, я всегда очень хорошо относился к Каролине. Было время, когда я надеялся даже стать ее мужем. Моя надежда увяла, не успев расцвести. Но я остался, если можно так выразиться, ее преданным слугой.

Пуаро задумчиво наклонил голову. Эта последняя фраза, звучавшая несколько старомодно, характеризовала его собеседника, как нельзя лучше. Мередит Блейк был из тех романтиков, которые могут посвятить всю свою жизнь служению идеалу. И Мередит Блейк верно и преданно служил даме своего сердца без малейшей надежды на взаимность.

— Думаю, — сказал Пуаро, тщательно взвешивая свои слова, — что вы были очень оскорблены за нее.

— Да. О да. Я даже говорил с Крэлем на эту тему.

— Когда вы с ним говорили об этом?

— Накануне, за день до того, как это случилось. Они все пришли сюда, ко мне, и мы пили чай в саду. Я отвел Крэля в сторону и поговорил с ним. Я сказал ему, что он ставит Каролину в совершенно невозможное положение; что если он решил жениться на Эльзе, то она не должна гостить в их доме и афишировать свои отношения с ним; что он своим поведением оскорбляет и унижает Каролину.

— А что он вам ответил? — с любопытством спросил Пуаро.

— Он сказал: «Каролине придется это проглотить». — В голосе Мередита Блейка слышалось отвращение.

Эркюль Пуаро высоко поднял брови.

— Не очень-то красивый ответ.

— Возмутительный! Я вышел из себя и сказал ему, что если он совсем охладел к жене, то ему, конечно, безразличны ее чувства, но в какое положение он ставит девушку?! Неужели он не понимает, насколько некрасива ее роль? Он мне ответил, что и Эльзе тоже придется это проглотить. И еще добавил: «Ты, Мередит, не понимаешь, ведь эта картина — лучшее из всего, что я сделал. И я не допущу, чтобы она погибла из-за ссоры двух ревнивых женщин». Я видел, что спорить с ним бесполезно, и только сказал, что нельзя ради живописи жертвовать чувствами людей. Но он прервал меня и сказал: «Можно». Я был очень зол на него, я сказал, что он не имеет морального права разводиться с женой, так как у них есть ребенок, и что я понимаю, конечно, такая девушка, как Эльза, может вскружить голову, но эту связь следует прекратить хотя бы ради нее самой, так как она еще очень молода и не отдает себе отчета в своих поступках, а со временем она пожалеет, что поступила необдуманно. И я уговаривал его взять себя в руки и вернуться к семье.

— А что он ответил?

— Он похлопал меня по плечу и сказал: «Ты славный парень, Мерри, но ты слишком сентиментален. Погоди — я кончу картину, и тогда ты согласишься, что я был прав». Я сказал: «Провались она, твоя картина», а он захохотал и сказал, что все ревнивые истерички, взятые вместе, не могли бы заставить его бросить работу.

Затем я сказал ему, что напрасно он посвятил Каролину в свои планы — корректнее было бы подождать до окончания работы над картиной. Он ответил, что здесь он ни при чем, что это дело рук Эльзы — это она настаивала на том, чтобы действовать прямо и открыто.

Мередит Блейк помолчал.

— Да, это было ужасное время для всех нас, — вздохнул он.

— И если Ячне ошибаюсь, не страдал только один человек — Эмис Крэль.

— Да, вследствие своего жестокого эгоизма. Как сейчас помню его слова: «Мерри, все утрясется».

— Неизлечимый оптимист, — пробормотал Пуаро.

— Он никогда не принимал женщин всерьез, — сказал Мередит Блейк. — И он узнал, что Каролина оскорблена до глубины души только с моих слов.

— Она сама сказала вам об этом?

— Не сказала, но я никогда не забуду ее лица, каким оно было в тот вечер: бледное, какое-то напряженное, в голосе неестественная веселость, а в глазах — такое отчаяние, какого я не видел ни до, ни после. И это у нее, у такой нежной и хрупкой!

Эркюль Пуаро долго молча смотрел на своего собеседника. Неужели тот говорит о женщине, которая задумала и на другой же день коварно привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка уже прошло первое неприятное впечатление от своего знаменитого гостя. Эркюль Пуаро обладал талантом слушать, а такие люди, как Мередит Блейк, живут воспоминаниями. И он продолжал говорить таким тоном, точно беседовал сам с собой.

— И как это мне не пришло в голову в тот вечер? Ведь именно Каролина перевела разговор на мое… хобби. Должен вам сказать, что я очень увлекался ботаникой, особенно теми растениями, которые в старину применялись в медицине, а позднее совершенно исчезли из официальной фармакологии. Разве не удивительно, что обыкновенный настой того или другого растения может делать чудеса? Французы понимают это лучше, чем мы. Их лечебные отвары замечательны.