Жан-Пьер Конти - Игра в безумие. Прощай,сестра. Изверг

«Клуб „Темпо“, Клаузнер-стрит, 1812».

Потом нашел клочок бумаги, который дал ему Питер Белл и положил его к остальным бумажкам, потянулся к трубке и одновременно взглянул на номер телефона.

И тут он вспомнил, что видел на улице, когда вышел на первой остановке. О трубке он тут же забыл.

Все листочки и бумажки сложил обратно в нагрудный карман. Потом оделся.

Он ждал убийцу.

Сев в поезд, идущий из города, он вышел на первой остановке, где уже побывал в начале недели. Вышел на улицу, остановился возле указателя и стал ждать убийцу Дженни Пейдж.

Ночь была холодной, людей на улице мало. Магазин мужской одежды был закрыт. Из вентилятора китайского ресторана в холодный воздух била струя пара. Несколько человек вошли в кино.

Ждал он долго, и когда машина остановилась, оперся на указатель, дожидаясь, когда откроется дверца.

Мужчина вышел из машины и шагнул к тротуару. Выглядел он неплохо. Прекрасные ровные зубы и симпатичная ямочка на подбородке. Высокого роста, мускулистый. В лице его был всего один недостаток.

— Привет, — поздоровался Клинг.

Мужчина перепуганно взглянул на него. Окинул взглядом лицо Клинга и указатель возле него, на котором было написано:

«СТОЯНКА ТАКСИ

МАШИНЫ НЕ СТАВИТЬ!

ТРИ МАШИНЫ»

Питер Белл перевел дух.

— Берт! Это ты, Берт?

Клинг вышел на свет.

— Я, Пит.

Белл казался растерянным.

— Привет, — сказал он. — Что… что привело тебя сюда?

— Ты, Пит.

— Чудно. Я всегда рад видеть друга… — Он умолк. — Послушай, пойдем выпьем по чашечке кофе. Согреться не хочешь?

— Нет, Питер, — отказался Клинг.

— Ну… гм… а в чем, собственно, дело?

— Ты поедешь со мной, Питер. В участок.

— В участок? Ты хочешь сказать… в полицейский участок?

Белл нахмурился.

— За что? Что происходит, Берт?

— За убийство своей невестки Дженни Пейдж, — ответил Клинг.

Белл в упор глядел на Клинга, робко улыбаясь.

— Ты шутишь.

— Я не шучу, Питер.

— Но… нет, ты все-таки шутишь! Никогда я не слышал такой глупой…

— Ты негодяй! — резко оборвал его Клинг. — Мне бы нужно было измолотить тебя в котлету, а потом…

— Послушай, не делай этого. Ты хочешь арестовать…

— И арестую, ты, засранец! — крикнул Клинг. — Ты, изверг, ты что думал, что я абсолютный идиот? Поэтому ты выбрал меня? Дурака патрульного, который черное от белого не отличит. Выбрал меня, чтобы я успокоил Молли. Привел полицейского, показал его несчастной женщине, мол, делаешь, что в твоих силах, и думал, все будет в порядке, правда? Как это ты говорил, Питер? «Если приведу полицейского, Молли будет счастлива». Разве ты не говорил этого, мерзавец?

— Да, но…

— Каждый день читаешь шесть газет! Наткнулся на заметку о своем старом друге Берте Клинге, которого выпустили из больницы и который поправляется, и подумал — этот сойдет. Приведешь домой, избавишься от Молли и будешь свободен.

— Слушай, Берт, ты не так понял. Ты…

— Я все верно понял, Питер. Моим приходом все должно было кончиться, но случилось иначе, правда? Дженни тебе сказала, что беременна? Дженни тебе сказала, что ждет твоего ребенка!

— Нет, послушай…

— Не возражай, Питер! Разве не так все было? Тогда вечером, когда я с ней говорил, она сказала, что идет на свидание. С тобой, да? Тогда она поведала тебе эту новость? Сказала тебе и дала время подумать до завтра, чтобы выбрать способ, как от нее избавиться?

Белл долго молчал. Потом сказал:

— В ту среду вечером я ее не видел. Она шла не ко мне.

— А к кому же?

— К врачу, — выдавил Белл. — Встретились мы в четверг здесь, на стоянке такси, как всегда. Берт, все было не так, как ты думаешь. Я любил ее, любил.

— Ручаюсь, что да! Ручаюсь, что ты ее обожал, Питер, ручаюсь…

— Почему брак погибает? — запричитал Белл. — Почему все сходит на нет, Берт? Почему Молли не осталась такой, как была? Молодая, красивая, свежая… как…

— Как Дженни? «Она выглядит точно как выглядела Молли в ее возрасте». Это ты сказал, Питер. Помнишь?

— Да. Я снова увидел в ней Молли, увидал, как она расцветает, и… и влюбился в нее. Это так тяжело понять? Черт, неужели так тяжело понять, что парень может снова влюбиться?

— Это не главное, Питер.

— А что тоща? Что? Что ты можешь…

— Человек не убивает того, кого любит, — сказал Клинг.

— Она была истеричка! — крикнул Белл. — Мы встретились тут, сели в машину, и она сообщила мне, что доктор определил ее беременность. Угрожала, что обо всем расскажет Молли! Как я мог позволить ей это сделать?

— И ты ее убил.

— Я… мы остановились на набережной. Она пошла впереди меня на вершину утеса. Я… я взял с собой разводной ключ. Я держу… держал его в кабине на случай, если кто нападет… на случай, если…

— Питер, ты не должен был…

Белл Клинга не слышал. Снова переживал ночь четырнадцатого сентября.

— Ударил… я ударил ее два раза. Она упала назад и кувыркалась… кувыркалась… Крик ее стих, и лежала она внизу как сломанная кукла. Вернулся… я вернулся в такси. Уже хотел уезжать, когда вспомнил заметки в газетах о Клиффорде-грабителе. Были… у меня были дешевые очки, там, в перчаточном ящике. Я достал их и разбил одно стекло прямо в машине, чтобы похоже было, что очки разбились в борьбе и потом упали с обрыва. Я снова вернулся к обрыву, она все еще лежала там, изломанная, истекающая кровью, я бросил вниз очки и ушел, оставив ее там.

— Это ты натравил на меня криминальную полицию, да, Питер?

— Да, — тихо ответил Белл. — Я не знал… не знал, что тебе известно. Не мог рисковать.

— Нет. — Клинг помолчал. — Ты рисковал уже в тот вечер, когда мы встретились, Питер!

— Как это?

— Записал мне адрес и номер телефона. И почерк точно совпадает с почерком на записке, с которой Дженни пришла в клуб «Темпо»…

— Я знал этот клуб, еще подростком, — вспомнил Белл. — Подумал о нем как… как об алиби… чтобы обмануть Молли, если она что-то заподозрит. Берт, я… — он помолчал. — С запиской ты ничего доказать не сможешь. Так что если я…

— Нужные доказательства у нас есть, Питер.

— Нет у вас ничего…

— На очках твой отпечаток пальца.

Белл снова умолк. А потом вдруг взвыл, словно кто-то резал его по живому.

— Я любил ее!

— И она тебя любила, и эта несчастная девушка должны была свою первую любовь как преступление таить от всего света. А ты, Питер, как вор, украл ее жизнь. То, что я сказал, верно. Ты изверг!

— Берт, слушай, она уже мертва. Ничего не изменишь. Не могли бы мы…

— Нет.

— Берт, что я скажу Молли? Можешь представить, что с ней будет? Берт, ну как я ей могу сказать? Берт, не надо меня арестовывать, прошу тебя. Как я это ей скажу?

Берт Клинг с ледяным спокойствием взглянул на Белла.

— Что посеешь, то и пожнешь. Пошли!

Утром в понедельник 25 сентября Стив Карелла ввалился в отдел.

— Черт побери, где же все? — взревел он. — Где лозунги и торжественные речи?

— Ну-ну, — сказал Хэвиленд, — посмотрите кто вернулся.

— Герои с Троянской войны, — пошутил Мейер.

— Как там было дело, парень? — спросил Темпл.

— Прекрасно, — ответил Ка реяла. — Господи, до чего же хорошо отдыхать в это время года.

— Прекрасно может быть где угодно, если ты влюблен, — поморщился Мейер. — Ты об этом не знал?

— Вы просто банда подлых завистников, — заявил Карелла. — Я всегда так думал, и теперь это подтвердилось.

— Ты один из нас, — напомнил ему Мейер. — Все мы братья.

— Тогда чем же вы занимались последний месяц, братишки? Просиживали задницы и брали взятки?

— Ну, кое-что тут произошло, — возразил Мейер.

— Расскажи ему о кошках, — шепнул Темпл.

— О каких кошках? — спросил Карелла.

— Я тебе сейчас расскажу, — терпеливо ответил Мейер.

— У нас было убийство, — заметил Хэвиленд.

— Да?

— Да, — подтвердил Темпл. — И еще мы получили нового детектива третьего класса.

— Ну да? — удивился Карелла. — Его к нам перевели?

— Нет. Повысили. Из патрульных.

— Кто это?

— Берт Клинг. Ты его знаешь?

— Разумеется. Берту повезло. Что он сделал? Спас жену комиссара?

— О, ничего подобного. Только протирал штаны и брал взятки, — съехидничал Мейер.

— Ну и как супружеская жизнь? — допытывался Хэвиленд.

— Великолепно.

— Эти кошки, о которых говорил Джордж… — начал Мейер.

— Да?

— Это была чертовски хитрая штука. Самый сложный случай за всю историю тридцать третьего участка.

— Ты серьезно? — спросил Карелла. Подошел к столу Хэвиленда и налил из кофеварки кофе. Комната казалась такой уютной и теплой, что он уже не жалел, что снова на работе.