Роберт Ладлэм - Мозаика Парсифаля

— Икар рухнул в море, — произнес Калязин. — Беркуист — порядочный человек, жесткий, но порядочный. И у него тяжелейшая, невозможная работа. Хотя он справляется с ней лучше других.

— Сейчас мне бы не хотелось видеть на его месте никого иного.

— Пожалуй, я соглашусь с вами.

— Вы убиваете его, — сказал Хейвелок. — Отпустите его. Освободите. Урок усвоен и никогда не будет забыт. Пусть он возвращается к своей невозможной работе и выполняет ее как можно лучше.

Калязин посмотрел на мерцающие под слоем золы угольки в камине.

— Двадцать семь страниц в каждом документе, в каждом соглашении. Я напечатал их собственноручно, позаимствовав форму, использованную Бисмарком в договоре о Шлезвиг-Гольштейне. Это так понравилось Антону... Меня совершенно не интересовали деньги, они ведь поняли это, не так ли?

— Да, они поняли. Он понял.

— Я хотел всего лишь преподать им урок.

— Бесспорно.

Старик взглянул Майклу в глаза.

— Нет никаких копий, кроме той, что я послал президенту Беркуисту из секретариата Мэттиаса в официальном конверте государственного департамента. На нем, естественно, было напечатано «Секретно» и «Только для ваших глаз».

Хейвелок напрягся, вспомнив слова Раймонда Александера о том, что Калязин загнал его в угол, угрожая послать документ в Москву и Пекин, если он сумеет позвонить по нужному телефону. Вслух же Майкл спросил:

— Следовательно, других копий не существует, Алексей?

— Ни одной.

— Мне кажется, — неожиданно вступила в разговор Дженна, сделав пару шагов от стены, — что Раймонд Александер, ваш Босуэлл, уверен в существовании по меньшей мере еще одного экземпляра. В этом была суть его заявления нам.

— В этом суть его страхов, юная леди. Я держу его в руках, угрожая направить копии вашим врагам при малейшем движении с его стороны. Но это никогда не входило в мои планы; наоборот, как раз этого я категорически не хочу. Если о договорах станет известно, то катаклизма, о предотвращении которого я молюсь, не избежать.

— Молитесь, Алексей?

— Но не тем богам, которых вы знаете, Михаил. Я молюсь коллективному разуму человечества, а не Святой церкви и Всемогущему, который отнюдь не беспристрастен.

— Так, значит, я смогу получить документы?

Калязин утвердительно кивнул и произнес, подчеркивая каждое слово:

— Да. Но только не для того, чтобы владеть ими. Мы все вместе их сожжем.

— Почему?

— Ты прекрасно знаешь почему, Михаил. Мы с тобой люди одной профессии. Те, кто позволяет Мэттиасам возноситься столь высоко, что они слепнут от солнца, должны остаться в неведении. А что, если этот старик опять соврал? Я уже вводил их в заблуждение; почему бы мне не обмануть их еще раз? Почему бы и не сохранить экземпляр?

— А он может где-нибудь сохраниться?

— Нет. Но они об этом не узнают.

Калязин с трудом поднялся с кресла. Он выпрямился, тяжело дыша, но достаточно твердо стоя на ногах.

Пойдем со мной, Михаил. Документы зарыты в лесу у тропы, ведущей в ущелье. Я хожу мимо них каждый день — семьдесят три шага от кизилового дерева и всего в шаге от могилы Сенеки. Меня, кстати, всегда занимало, как она там оказалась... Пойдем, покончим скорее с этим. Нам придется копать под дождем. Мы наверняка вымокнем до нитки. К тому времени, когда мы вернемся с оружием Армагеддона, мисс Кар-рас, может быть, заварит для нас чай. Не помешает и стаканчик водки... «Зубровки». Знаешь, ничего нет лучше «Зубровки». А потом мы разведем огонь посильнее и сожжем эти бумаги.

Дверь из кухни резко распахнулась, с грохотом ударившись о стенку. В дверном проеме появился высокий человек с венчиком седых волос вокруг лысого черепа, сжимая в руке пистолет.

— Они врут вам, Алексей! Они всегда врут, они просто заврались. Не двигаться, Хейвелок!

Артур Пирс шагнул вперед, рванул за локоть Дженну, развернул ее, левой рукой зажал шею, а правой поднес пистолет к ее виску.

— Считаю до пяти, — сказал он Майклу. — Достаньте двумя пальцами свой пистолет и бросьте его на пол, иначе мозги этой дамы окажутся на стене. Раз... два... три...

Хейвелок расстегнул пиджак, отвернул полу и двумя пальцами, словно пинцетом, вытянул «ламу» из кобуры. Пистолет со стуком упал на пол.

— Толкните его ногой от себя! — приказал «путешественник». Майкл повиновался, после чего спокойно проговорил:

— Я не знаю, как вы сюда попали, но отсюда вам не выбраться.

— Неужели? — Пирс отпустил Дженну и толкнул ее в сторону застывшего от изумления русского. — В таком случае я вынужден сообщить вам, что ваш «Абрахам» пал от руки неблагодарного Измаила[77]. Это вам отсюда не выбраться.

— Другим известно, где мы находимся.

— Сомневаюсь. Если так, то вдоль этой дороги в кустах сидела бы целая армия. О нет. Вы выступаете соло...

— Вы? — воскликнул Калязин, покачивая и кивая дрожащей головой. — Это — вы!

— Я рад, что вы с нами, Алексей, но возраст сказался на ваших реакциях. Вы перестали отличать ложь от правды.

— Какую ложь? Как вам удалось найти меня?

— Следуя за весьма настойчивым человеком. Давайте лучше поговорим о лжи.

— О какой лжи?

— Ну, во-первых, о выздоровлении Мэттиаса. Это самая чудовищная ложь из всех вам преподнесенных. В моей машине лежит металлический контейнер, чтение содержащихся в нем документов явится увлекательнейшим занятием для всего мира. Там сказано, что представляет из себя Энтони Мэттиас. Пустая оболочка человека, агрессивный маньяк, параноик, полностью утративший представление о реальности. Он строит иллюзии, основываясь на фантомах, беседует с призраками. Его программируют как робота, и он воспроизводит все свои прежние преступления. Он безумен, и его состояние постоянно ухудшается.

— Но это неправда! — Калязин повернулся к Майклу. — То, что он мне сказал... Только Антон мог знать об этом и передать ему.

— Еще одна ложь. Ваш красноречивый друг забыл упомянуть, что он прибыл сюда из поселка Фокс-Холлоу, где расположена резиденция одного известного политического комментатора. Некоего Раймонда Александера... Как его только что величала мисс Каррас? «Ваш Босуэлл», если я не ошибаюсь? Я вскоре намерен посетить его. Он, наверное, сумеет обогатить мои познания.

— Михаил, зачем? Зачем ты все это мне наговорил? Зачем ты солгал мне?

— Это было необходимо. Я боялся, что в ином случае вы не станете меня слушать. И еще потому, что я уверен: Антон — тот Антон, которого мы с вами знали, — хотел бы, чтобы эти злосчастные документы перестали существовать.

— Еще одна ложь, — сказал Пирс. Он настороженно нагнулся, поднял с пола «ламу» и сунул пистолет за пояс. — Они хотят заполучить эти бумаги для того, чтобы без помех продолжать заниматься своими делами. Чтобы их ядерные комитеты разрабатывали новые схемы уничтожения «безбожников». Ведь именно так они нас называют, Алексей. Безбожники. Возможно, своим следующим государственным секретарем они сделают капитан-лейтенанта Деккера. Подобные ему типажи сейчас в моде. Честолюбивые фанатики выдвигаются на первый план.

— Этого не произойдет и ты сам прекрасно знаешь об этом, «путешественник».

Пирс изучающе посмотрел на Хейвелока.

— Да, я — «путешественник». Откуда вам это известно? Как вы об этом догадались?

— Тебе никогда не узнать этого. Так же как тебе не узнать, насколько глубоко мы внедрились в операцию «Памятливые путешественники». Именно так. Внедрились.

Пирс продолжал внимательно разглядывать Хейвелока.

— Я вам не верю, — бросил он.

— Это не имеет значения.

— Это не будет иметь никакого значения. Мы получим документы. И все будет в наших руках. А вы не получите ничего. Ни-че-го! Кроме пылающих городов, если вы позволите себе один неверный шаг или неосторожное высказывание. Человечество не может больше мириться с вашим существованием. — Пирс помахал пистолетом. — А теперь пошли. Все вместе. Вы, Хейвелок, как раз собирались их выкапывать. Меня это устраивает. Семьдесят три шага от кизилового дерева.

— В ущелье ведет дюжина тропинок, — торопливо произнес Майкл. — Вам неизвестно, какая из них та самая.

— Алексей мне покажет. В таких серьезных делах он — с нами, а не с вами. И никогда с вами не был. Он не позволит, чтобы продолжалось ваше привычное вранье. Он скажет мне.

— Не делайте этого, Калязин.

— Ты солгал мне, Михаил. И если существует абсолютное оружие — хотя бы и на бумаге — оно не может принадлежать тебе.

— Я уже объяснил, почему мне пришлось лгать. Но если хотите, то вот вам еще одна — самая веская причина. Эта причина — он. Вы пришли к нам не потому, что поверили нам, а потому, что не верили им. Они вернулись. Перед вами человек с Коста-Брава. Это он убивал на Коста-Брава.

— Я воплотил в реальность лишь то, что вы хотели сымитировать. У вас хватает пороху только на имитации. Там требовалась правда, а не подделка.

— В этом не было никакой нужды, — возразил Калязин. — Там, где перед вами открывается возможность выбора, вы избираете убийство. Вы убили человека, который организовал операцию — операцию, в ходе которой никто не должен был умереть.