Александр Арсаньев - Второе дело Карозиных

– Помните ли вы наш последний разговор в саду? – Варенька отошла от него и стояла теперь у окна.

– Как не помнить, – пробормотал сорокалетний мужчина в полном смятении, чувствуя себя сейчас гимназистом.

– И я помню, – Варенька обернулась. – А помните ли вы те слова? Ваше предложение?

– Помню.

– Не отказываетесь ли вы теперь от своих слов? – осторожно поинтересовалась Варенька, пытливо глядя ему в глаза.

– Нет. – Солдашников вздохнул и добавил: – Не отказываюсь, Варвара Андреевна. И готов их повторить, независимо от того, что услышу в ответ.

– Так повторите… – попросила она.

Антон Гаврилович помедлил, как бы все еще не решаясь, не веря, что она сама его об этом просит, потом снова глубоко вздохнул и повторил, словно в омут с головой бросаясь:

– Выйдете ли вы за меня замуж, Варвара Андреевна?

– Да, – тихо вымолвила Варенька.

Свадьбу назначили к Покрову. Венчались молодые в церкви Большого Воскресения, что у Никитских ворот, в которой венчался Пушкин. Гостей было чуть ли не пол-Москвы, среди прочих была и чета Карозиных. Свадебный обед устроили в «Эрмитаже» и вот на этом-то обеде Варенька и сказала своему супругу:

– Знаете, Антон Гаврилович, почему я согласилась стать вашей женой?

Новоиспеченный муж с некоторым беспокойством посмотрел на Вареньку, совсем некстати ему вспомнилась та деревенская история, но Антон Гаврилович отогнал мрачные подозрения и улыбнувшись, спросил:

– Почему же, душечка?

– Потому что вы за все мое пребывание у вас в гостях ни разу не напомнили мне о своем предложении, – легко улыбнулась Варенька.

– И только-то? – вскинул супруг густые брови.

– Для меня это много значит, – серьезно произнесла Варенька. – Знайте, Антон Гаврилович, я люблю вас как самого близкого друга и постараюсь полюбить еще сильнее, – и она неожиданно смутилась под его вдруг вспыхнувшим взглядом.

Катерина Дмитриевна как одна из довольно близких родственниц бывала у Солдашниковых первый год после свадьбы довольно часто, конечно, после того, как молодые вернулись в Москву после медового месяца, проведенного в Париже. С Варенькой Карозина быстро и легко сошлась и подружилась, и именно поэтому Катерина Дмитриевна могла утверждать, что этот первый год замужества был абсолютно счастливым годом для Вареньки. И так было бы и впредь, если бы не следующий Новый год, а точнее – тот злополучный новогодний бал, который устраивал известный банкир Поляков в своем большом доме на Тверском. Балы эти он давал ежегодно.

Танцевальный зал в двухэтажном особняке был небольшой, по случаю праздника украшенный еловыми и цветочными гирляндами, гостей собралось множество, и вот когда уже начались танцы, в дверях появилась шумная компания человек в пятнадцать, одетых в костюмы ведьм и колдунов.

– Ряженые! Ряженые! – в восторге пролетело по залу.

Костюмы на ряженых были замечательно просты: на всех серые балахоны, у мужчин – длинные бороды из мочала, у женщин – мочальные волосы, в руках – помело. Почти сразу же узнали Алексея Владимировича Евреинова, стали допытываться, кто скрывается под другими масками, и скоро инкогнито практически всех ряженых было открыто. Почти всех…

Один из переодетых колдунов, последовав примеру прочих, пригласил на танец Вареньку. Та, развеселившись, как и остальные, пошла с ним на тур вальса. Антон Гаврилович наблюдал за своей молодой женой из одного конца зала, а Карозина, обменявшаяся приветствиями с барышнями Андреевыми, так же приехавшими в числе ряженых, следила за Варенькой из другого его конца. И оба – и муж, и подруга – видели, как в какой-то момент смеющееся лицо Вареньки исказила гримаса страдания, затем она побледнела чрезвычайно и только спустя какое-то мгновение отчаянным, видимо, усилием воли заставила себя улыбнуться. Сразу же после танца она, сославшись на головную боль, просила мужа ее увезти домой. Ни в тот вечер, ни после она так никому и не объяснила своей странной перемены в настроении и только теперь, почти уже зная правду, Карозина услышала, что же тогда случилось.

Человек, скрывавшийся под полумаской и пригласивший Вареньку на вальс, некоторое время молчал, однако настроение дамы было не в пример веселее и она, игриво улыбаясь, поинтересовалась:

– Скажите, господин колдун, надеюсь, ваше колдовство только доброе?

– Для кого как, – нехотя ответил визави. – Возможно, вам оно покажется злым, – и в прорезях маски сверкнули его темные глаза.

– Вот как? – улыбнулась Варенька, вполне заинтригованная. – Неужели вы пригласили меня, чтобы зло подшутить? – и пристально вгляделась в его лицо, наполовину закрытое черной маской, наполовину – дурацкой мочальной бородой.

– Какие уж тут шутки, – с горечью откликнулся незнакомец. – Скорее, Варвара Андреевна, это неприятная истина… – колдун выжидающе замолчал.

И что-то в его голосе, в том, как он произнес ее имя, в том, как снова сверкнули его глаза, заставило Вареньку вздрогнуть. Она на секунду прикрыла глаза и вспомнила того, о ком так старательно не думала последний год, даже мимолетное воспоминание о котором причиняло ей боль сожаления.

– Вы побледнели, – не без нежности в голосе произнес колдун. – Вы узнали меня? Неужели вам это так неприятно?

– Зачем вы?.. – беспомощно пробормотала Варенька, подняв на него глаза.

– Я думаю, нам нужно объясниться, – заговорил он снова. – Только, пожалуйста, улыбнитесь, не нужно смотреть на меня так, будто увидели призрака. Уверяю вас, я вполне реален.

– Я понимаю, – прошептала Варенька и заставила себя-таки улыбнуться буквально через силу. – Но…

– Молчите, – попросил он. – Нам необходимо встретиться и поговорить. – Варенька сделала какое-то слабое движение, но он настойчиво продолжил: – Завтра устройте себе прогулку или поезжайте по магазинам, как вам будет угодно. Главное, – он говорил быстро и тихо, слегка к ней наклонившись, – чтобы вы были в одиннадцать, как закончится поздняя обедня, в Страстном. Будете? Я вас найду. Ну же, скажите «да», – все настойчивей просил он, уже и не просил – требовал.

– Да, – чуть слышно произнесла Варенька.

– Вот и хорошо, – он усмехнулся. – Значит завтра, в одиннадцать.

Варенька еще раз улыбнулась, но улыбка получилась жалкой, а потом колдун проводил ее к мужу.

– Что с тобой, мой ангел? – тут же спросил ее Антон Гаврилович, подозрительно глядя на удаляющегося колдуна.

– Голова ужасно болит, должно быть, от духоты, – вымученно солгала Варенька. – Поедем домой, Antuan?

– Что ж… – Солдашников снова посмотрел на бледное и растроенное лицо жены, поискал взглядом того, кто с ней танцевал, но ряженые уже уехали, обещаясь переодеться и вернуться на бал. – Что ж, душечка, если ты так хочешь, – повторил Антон Гаврилович, – тогда едем. – Он взял жену под руку и повел к выходу. Простившись с хозяевами, Солдашниковы уехали.

Всю ночь Варенька не спала, она ходила по своей спальне, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить мужа в соседней комнате. Она вспоминала и понимала, что и не должна бы ехать на встречу к Ольшанскому, а под маской скрывался именно он, но чувствовала себя перед ним виноватой. Ей вспомнились короткие встречи в саду и его жаркие взгляды, ей вспомнилось то, о чем так страстно он просил и что она так легкомысленно ему пообещала.

Нет, она ничуть не жалела, что вышла замуж за Антона Гавриловича – он был самым заботливым супругом, он всегда был внимательным и нежным, и Варенька могла на него положиться решительно во всем, но… Но в их спокойных и ровных отношениях чего-то не хватало. Не было того огня, тех чувств, тех сильных переживаний, которыми были наполнены ее отношения с Ольшанским. Вареньке казалось, что именно такими и должны быть семейные отношения, как у них в Антоном Гавриловичем, но так ей казалось до того момента, пока высокий одетый в балахон колдун не пригласил ее на танец, пока она не узнала, чье лицо скрывает маска, а теперь ей отчего-то думалось, что она и не жила этот год, а будто спала, будто прозябала в ожидании этой встречи…

Словом, она поехала на свидание к Николаю Константиновичу, сказав мужу с удивившей ее самой равнодушностью, что поедет к поздней обедне в Страстной, а после зайдет к Карозиной, проживавшей неподалеку. Это было удобно, потому что от монастыря до изящного особняка Карозиных было минут пятнадцать ходу.

Антон Гаврилович ничуть не возражал, Варенька написала коротенькую записочку Катерине Дмитриевне, сообщив, что заедет к ней нынче, затем добралась до Тверского бульвара и отпустила кучера, сказав, чтобы забрал ее от Карозиных в три часа пополудни.

Варенька вошла в церковь, понимая, что это не самая удачная затея Николая Константиновича, потому что тотчас же ее мысли были обузданы и она с отчетливой ясностью поняла, что не должна с ним встречаться, даже если это будет всего лишь минутный разговор. Богослужение настроило ее на иной лад, душа ее успокоилась, и она твердо решила, что после обедни сразу же пойдет к Карозиным и постарается не думать, по возможности – забыть даже свою неожиданную встречу с Ольшанским. Незачем Бога гневить, думала она, крестясь и проникаясь чувством благодарности за избавление от грешных мыслей.