Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Золото

Тем временем Хун, осторожно извлекая из кожаного короба парадный головной убор судьи, говорил:

— А то действо я уже видел прежде. Там дело в переодевании…

Однако судья Ди как будто вовсе не слушал его. Вдруг он грохнул кулаком об стол.

— Хун! — вскричал он. — Я, кажется, нашел! Всевластное Небо, если это так, я должен в этом убедиться немедленно! — И, поразмыслив еще немного, приказал: — Подай мне карту уезда!

Старшина поспешно расстелил на столе большую карту с рисунками. Судья Ди глянул на нее и кивнул головой.

Затем он вскочил и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину и насупив свои густые брови.

Хун не отрываясь следовал за ним взглядом. А судья все ходил и ходил из угла в угол, покуда наконец не остановился.

— Да, все так и есть! Все совпадает! Теперь за работу, Хун. Сделать нам надо многое, а времени осталось очень мало!

Мост Небесной Радуги за восточными воротами был освещен рядами больших фонарей; их цветные огни отражались в темной воде протоки. Вдоль дороги, ведущей к Храму Белого Облака, на высоких шестах висели гирлянды веселых цветных фонариков, а сам храм сверкал, озаренный факелами и масляными плошками.

На мосту, как заметил сидящий в паланкине судья Ди, народу почти не было. Час церемонии пробил; горожане уже собрались в стенах храма. Сопровождали судью только трое его помощников и два пристава. Старшина Хун сидел напротив него в паланкине, Ма Жун и Цзяо Дай ехали верхом, а два пристава во главе шествия несли на шестах два цветных фонаря с надписью «Управа Пенлея».

Паланкин внесли по широкой мраморной лестнице к вратам. Сюда уже долетали звуки тарелок и гонгов, сопровождавших монотонный монашеский хор, поющий буддийские молитвы. Из ворот пахнуло тяжелым ароматом индийских благовоний.

Главный двор перед храмом был забит народом. Над толпой на высокой террасе перед главным залом возвышался краснолаковый престол, на котором, скрестив ноги, восседал настоятель, одетый согласно своему высокому чину в фиолетовую рясу с оплечьем из золотой парчи. По левую руку от него в креслах пониже сидели судовладелец Ку Мен-пин, начальник корейского квартала и два цеховых мастера. Высокое кресло по правую руку от настоятеля, место для почетного гостя, было свободно. Рядом с ним в сверкающих латах и с длинным мечом на перевязи сидел предводитель отряда, присланного начальником форта. Далее следовали магистр Цао и два других цеховых мастера.

Перед террасой на воздвигнутом ради такого случая помосте стоял круглый алтарь, богато украшенный шелковыми полотнищами и живыми цветами. Там же на престоле возвышалось кедровое изваяние Господа Майтрейи под фиолетовым балдахином, подвешенном на четырех позолоченных столбах.

На помосте по обе стороны от алтаря сидели пятьдесят монахов. Слева — музыканты со множеством всевозможных музыкальных инструментов, справа — хор. Вкруг помоста стояла стража — копейщики в сверкающих кольчугах и шлемах. А дальше — плотная толпа народа; кому не хватило места, умудрились вскарабкаться на высокие основания колонн, стоящих вдоль фасада храма.

Паланкин судьи Ди опустился у входа во двор. Четверо пожилых монахов в великолепных одеждах желтого шелка вышли ему навстречу. Проходя по узкой, огороженной канатами дорожке, ведущей к террасе, судья заметил в толпе паломников множество китайских и корейских мореходов, пришедших на поклонение к своему небесному покровителю.

Судья поднялся на террасу, слегка склонил голову перед маленьким настоятелем и сказал, что неотложные дела по службе стали причиной опоздания. Настоятель любезно кивнул в ответ и окропил судью освященной водой из своей кропильницы. Судья Ди сел на почетное место, а трое помощников стали позади. В свою очередь предводитель отряда копейщиков, Ку Мен-пин и другие знатные горожане поднялись со своих мест, чтобы отдать низкий поклон судье. Когда они вновь расселись, настоятель дал знак музыкантам. Монашеский хор возгласил торжественный гимн во славу Будды.

При последних звуках славословия ударил большой бронзовый колокол. Десять монахов во главе с Хой-пеном, помавая кадилами, медленно двинулись по помосту вкруг алтаря. Сквозь густые облака курений, окутавших изваяние, оно поблескивало прекрасным темно-коричневым цветом.

По завершении обряда хождения Хой-пен спустился с помоста и, взойдя на террасу, стал пред настоятелем на колени и воздел над головой маленький свиток желтого шелка. Настоятель, подавшись вперед, принял свиток из рук Хой-пена, после чего тот вернулся на помост.

Три удара храмового колокола прозвучали, означив начало церемонии освящения. Настоятелю предстояло огласить молитвы, начертанные на шелковом свитке, затем окропить свиток святой водой и в завершенье обряда вложить его вместе с другими священными реликвиями в нишу в спине изваяния, тем самым придав ему ту же мистическую силу, какой обладало изначальное, изваянное из сандалового дерева изображение Майтрейи, находящееся в пещере.

Но едва только настоятель начал разворачивать желтый свиток, как вдруг со своего места поднялся судья Ди. Он остановился на краю террасы и медленно оглядел толпу. Все глаза обратились к этой властной фигуре в длинном одеянии из мерцающей зеленой парчи. Свет факелов сиял на его крылатой шапке черного бархата, шитой золотом. Судья некоторое время оглаживал бороду, затем спрятал руки в широкие рукава. Он заговорил, и голос его ясно прозвучал над собравшимися.

— Имперское правительство соблаговолило принять под свое высокое покровительство буддийскую церковь, ибо ее возвышенное учение немало способствует улучшению обычаев и нравственности среди нашего многочисленного простонародья. Посему я как чиновник, представляющий имперское правительство здесь, в Пенлее, обязан защищать сие святейшее из святых мест, Храм Белого Облака, тем более что священное изображение бога Майтрейи, хранящееся в нем, оберегает жизнь наших мореходов, смело бороздящих опасные бездны.

— Аминь! — возгласил маленький настоятель. Поначалу, казалось, он был недоволен непрошеным вмешательством в течение обряда, но теперь кивал круглой головой и улыбался. Ему явно пришлась по нраву нежданная речь.

Судья Ди продолжил:

— Ныне судовладелец Ку Мен-пин пожертвовал точную копию вышеупомянутой священной статуи Господа Майтрейи, и мы собрались здесь, чтобы стать очевидцами ее торжественного освящения. Имперское правительство соблаговолило дать свое разрешенье на то, чтобы по завершении церемонии статуя была препровождена в столицу империи под охраной отряда воинов. Тем самым правительство желает выказать свое почтение изображению буддийского божества, должным образом освященного, и гарантировать, что с изваянием не случится ничего непредвиденного по дороге в столицу.

Судья сделал паузу.

— Посему на мне как на судье лежит полная ответственность за все, что происходит в сем признанном властями месте поклонения, и прежде, чем я дам согласие на освящение, мой долг — проверить, та ли это статуя на самом деле, которую следует освятить, а именно копия ли священного изваяния Господа Майтрейи, изваянная из кедрового дерева.

Ропот удивления прокатился по толпе. Настоятель в недоумении уставился на судью, ошеломленный столь неожиданным завершением того, что он полагал поздравительной речью. Монахи на помосте зашевелились. Хой-пен хотел было спуститься с помоста, чтобы посоветоваться с настоятелем, но копейщики не позволили ему это сделать.

Судья Ди поднял руку, и толпа вновь стихла.

— Сейчас я прикажу моему помощнику, — объявил судья Ди, — проверить подлинность этой статуи.

Он подал знак Цзяо Даю, и тот, спустившись с террасы, взошел на помост. Раздвинув монахов, он подошел к алтарю и обнажил меч.

Хой-пен бросился к краю помоста и вскричал громоподобным голосом:

— Не позволим осквернить святыню, ибо ужасен в гневе Господь Майтрейя, и нашлет он погибель на морестранствующих братьев наших!

Толпа яростно взревела и, протестуя, хлынула к помосту. В первых рядах — моряки. Настоятель, разинув рот от испуга, уставился на высокую фигуру Цзяо Дая. Ку, Цао и цеховые мастера тревожно перешептывались. Представитель начальника форта с тревогой поглядывал на возбужденную толпу, и рука его легла на рукоять меча.

Судья Ди поднял руки.

— Назад! — вскричал он командным голосом. — Эта статуя еще не освящена, а стало быть, и не священна!

В ответ раздалось:

— Слушаем и повинуемся!

Крик этот донесся от входа во двор. Народ, оглянувшись, увидел вбегающих в ворота приставов и стражей управы во всеоружии.