Сергей Зверев - И слух ласкает сабель звон

Но Санин не обратил внимания на эти слова. Теперь в голове журналиста зрели грандиозные планы. Все, хватит, он неплохо поработал для других, он столько сил отдал на какую-то дурацкую писанину, которая приносила сущие пустяки — и в моральном, и материальном плане. Каждый писака может давать репортажи с линии фронта, сидя в теплой землянке, защищенный от всех невзгод. Но теперь-то уж все, достаточно! Времена меняются. У каждого человека, если он, конечно, того стоит, наступает момент, когда ему дается шанс проявить себя. И вот он наступает именно для него — Аркадия Санина. Момент славы!

Он уже представил себе результат этой работы — книга под названием… ну, скажем, «Рейд по тылам врага». Или нет, еще лучше: «Втроем против всех». За книгой еще будут очереди выстраиваться, она станет бестселлером. Ничего удивительного, собственно говоря, в этом нет: такого случая еще не было ни у кого. Что-что, а это можно сказать со всей определенностью. Можно побиться об заклад….

— Пришло мое время, — повторил он, на этот раз вслух. — Тут есть о чем рассказать.

— Ну, вы несколько преувеличиваете, — раздался голос поручика, возвращавший репортера с небес на грешную землю. — По правде говоря, Санин, подвигов по большому счету не было…

— То есть как это не было? — вытаращил глаза журналист. — Вот уж позвольте, поручик, с вами не согласиться. А как же наши…

— Тихо, — сжал его руку Голицын. — Вы еще всем вокруг расскажите, что было. Не забывайте, что мы с вами не в Петрограде или хотя бы на позициях русских войск. А на ваши слова отвечу: были лишь приключения, от которых пока что мало толку, — резонно напомнил офицер.

Ошеломленный журналист замолчал, явно имея на этот счет собственные соображения, в корне отличающиеся от вышесказанного. Но и поручик был уже занят совсем другим. Элен, видя, что заканчиваются последние минуты перед расставанием, уже не стесняясь, обняла поручика, шепча ему на ухо:

— Как жаль, что тебя не было этой ночью. Я так хотела, чтобы ты был со мной, Сергей. Почему ты не остался?

— К сожалению, у нас были очень важные, неотложные дела, — с чувством сожаления ответил поручик. — Но у нас еще будет время побыть вместе.

— Да, мы обязательно встретимся. Я буду ждать этого дня.

Вся четверка вышла на улицу, к экипажу. Там их ждал возница, хорошо знакомый Элен.

— Добрый день, Жак, — узнала она человека, посланного в Кельн.

— Здравствуйте, мадемуазель, — приподнял тот шляпу. — Пора отправляться, у нас не так много времени.

Санин и Элен сели в экипаж.

— Смотри, Аркадий, береги девушку. Если опять выкинешь какое-нибудь коленце, помни: я тебя везде найду! — «сердечно» напутствовал журналиста Кураев. — До скорой встречи, мадемуазель!

Но Элен была занята прощанием с поручиком и ничего не слышала.

— Вот так, — заключил Кураев. — Мы снова остались вдвоем, поручик. Я бы сейчас осушил пару бутылок вина, чтобы согреть горло. Вы что думаете по этому поводу?

— Я думаю, ротмистр, что теперь нам следует хорошо выспаться, — ответствовал Голицын, глядя вслед удаляющемуся экипажу, — этой ночью нам не удастся сомкнуть глаз. Поверьте, для выпивки у нас будет и лучшее время, и лучшее место.

— Да это я так…

Друзья, еще раз оглянувшись, двинулись вдоль по улице.

Вечером на базе цеппелинов шли последние приготовления к тому, что должно вскоре случиться, к тому, что должно изменить характер боевых действий. Несмотря на темноту, работа кипела. Еще бы — время было дорого, и отдыхать пока никто не собирался. Начальство заявило буквально следующее: «Отдыхать будем после нашего общего успеха». Все, начиная от рабочих и заканчивая руководством, были заинтересованы в успехе, поскольку каждому пообещали вознаграждение. Естественно, разное, в зависимости от его вклада, должности и важности выполненной работы.

Повсюду горел свет. Ревели моторы грузовиков, перемещались люди — в общем, каждый был на своем, строго определенном ему месте.

Эккенер чувствовал себя совершенно счастливым. У каждого человека свои причины для счастья. Для кого-то это — определенная сумма денег, с которой он почувствует себя на вершине счастья. Для кого-то — служебное положение. В этом плане химик весьма отличался от других людей. У него были свои понятия, которые вызвали бы ужас у нормального человека.

Сейчас, наблюдая то, как заканчивается заправка ипритом последней партии бомб, он не мог сдержать довольной улыбки. Перемещаясь по базе то туда, то сюда, химик блаженствовал, давая рекомендации всем работающим. Обслуга дирижаблей суетилась, работая в напряженном ритме, — вылет был назначен на эту ночь.

— Я вижу, ваши мечты сбываются? — подмигнул ему Штрассер, стоявший здесь же вместе с фон Репелем. — Глядя на вас, понимаешь, что такое ученый в момент ожидания успеха своего эксперимента. Вот так, наверное, волновались древние алхимики, когда производили свои опыты над разными веществами, смешивая подчас самые невероятные материалы и ожидая диковинного результата.

— Может быть, может быть, — кивнул химик. — У современных ученых, во всяком случае, для меня, есть много общего с теми самыми средневековыми алхимиками. Все мы — и современные люди науки, и те, кто жил столетиями назад, сходимся в главном — мы без остатка отдаем себя делу и все сделаем для положительного результата, добьемся во что бы то ни стало. Однако и вы, господа, тоже не остаетесь равнодушными?

— Естественно.

К стоящему «трио» подошел один из механиков.

— Ну что? — нетерпеливо спросил химик.

— Все готово, — отрапортовал тот. — Последняя партия бомб заправлена ипритом и подвезена к эллингу.

— Как видите, господа, теперь уже ничто не сможет помешать нам! — торжественно провозгласил Эккенер. — Пойду посмотрю.

— Он, конечно, немного того, — кивнул Штрассер в сторону химика, — но свое дело знает, надо отдать ему должное.

— Да ведь все ученые несколько странноваты, скажем так, — согласился фон Репель. — Такие уж они, ничего не поделаешь. Где вы видели хоть одного нормального ученого? Кстати, еще в юности, когда я был совсем молодым офицериком, у меня был один из первых опытов контакта с такими элементами. Забавный пример, скажу я вам.

— И что же такого с вами происходило?

— Так вот, моя Ева, как и все женщины, естественно, желала перевести наши с ней отношения в более серьезную плоскость. Все они одинаковы. Поначалу им нужны романтические встречи, ахи и вздохи под луной, цветы и тому подобная дребедень. Все идет прекрасно, и все счастливы. Однако затем ситуация меняется, и она уже начинает капать вам на мозги с намеками о том, что пора бы подумать о чем-то более серьезном. Затем заканчиваются и намеки. Открытым текстом заявляется следующее: все, достаточно тумана, теперь мы идем к венцу или идем по жизни разными дорожками.

— Ну, а ее отец-то тут при чем?

— А при том, что мне случайно довелось залить чернилами одну из его рукописей, которые этот чудик писал день и ночь. Это стало финалом всему. Старик взбеленился и заявил, что не допустит женитьбы с таким моральным уродом, как я. На все просьбы, доводы и плач дочери он ответил решительным отказом.

— Мы с вами находимся, господа, у порога великих перемен, — с каким-то наслаждением произнес Штрассер. — Сегодняшний рейд, в котором я лично приму участие, я бы сравнил с тем камнем, который вызывает лавину в горах. Вам не приводилось видеть подобную картину?

— Нет, такой возможности я был лишен, — отозвался подошедший химик.

Фон Репель отозвался примерно в таком же духе, добавив, правда, что он прекрасно представляет такую картину.

— Тем более приятно, что вы — человек-легенда, вызовете сегодня эту лавину.

— Да, и я горжусь этим! — не без хвастовства произнес Штрассер. — Я горд тем, что именно мне Германия доверила эту роль. Однако без вас, господа, ничего не состоялось бы, — как будто спохватившись, добавил он.

— И моя мечта сбылась, — довольно оскалился Эккенер. — Я сделал это!

— Теперь Германия уничтожит русские позиции, — попыхивая сигаретой, произнес фон Репель, — а потом будет нанесен удар в образовавшуюся брешь в обороне французов. Таким образом на Западном фронте наступят грандиозные перемены.

Время шло, разговор продолжался, работы продолжались. Внезапно за пригорком на поле появилось странное свечение, там сыпались какие-то искры.

— Что такое? — насторожился Штрассер.

— Смотрите! — дернулся химик. — Что за черт?

Из-за пригорка, невысоко над землей чертили дуги огни с трассирующим, светящимся следом.

— Это пиротехнические ракеты, — заключил фон Репель. — Что…

— Они летят сюда, к эллингам, — прошептал Штрассер, мгновенно переходя на крик. — Тревога!