Александр Омельянюк - Високосный, 2008 год

По сравнению с ними Кочетам, со своими теперь уже тремя кошками, было проще.

Ставшая старшей из всех их кошек, неуклюжая в своей привычной недоверчивости к людям, Муся только одному Платону позволяла делать с собой всё, что угодно, зная, что хозяин её никогда не обидит, и более того, не даст в обиду посторонним.

Средний по возрасту кот Тихон иногда умудрялся быстро прошмыгнуть в запретную для него комнату при чуть-чуть приоткрытой двери. Он просто вычислял возможность проникновения туда.

И когда эти выходки Тихона надоели Ксении, она взялась за веник:

— «Я тебе повычисляю, математик ты наш!» — шарахнула она веником по учёной голове Тихона.

Тот как-то вычислил, что утром, во время завтрака хозяина, самое безопасное место на кухне — под табуреткой, между его ног. Никто ни лапу не отдавит, ни на хвост не наступит. Зато крошки со стола вкусные, вроде сыра, могут упасть!

Ну а самая младшая, белянка Соня, была просто очаровашка. В последнее время она своим забавным гортанным мяуканьем требовала от хозяина впустить её в ванную и дать там порезвиться.

Однако основным развлечением кошек была беготня друг за другом.

Извечные кошачьи догонялки по утрам разбавлялись интересным моментом. Скорости и шустрости младшей Сони старшая Муся противопоставляла свои, но усиленные мудростью и опытом.

Со временем Платон понял, что одна кошка не стала бы бегать сама с собой. А вот когда их много, они невольно занимаются физкультурой, развиваясь физически.

Утром в пятницу, двадцать шестого декабря, Платону позвонила Надежда и поинтересовалась, как идёт его выздоровление.

По её фразам и тону, он понял, что начальница не жаждет увидеть его сегодня на работе.

Значит, они сегодня пойдут в ресторан, и без меня! И Надежда на мне сэкономит! — решил бывалый аналитик.

И, как выяснилось в понедельник на работе, он не ошибся.

Тогда утром Надежда лицемерно высказалась Платону:

— «А зря ты не был в пятницу! Мы опять в «Пилзнер» ходили!».

И, словно в подтверждение этих слов, её тут же перебил телефонный звонок, и она перед кем-то неказисто оправдывалась в трубку по поводу своего пятничного отсутствия на рабочем месте:

— «А мы немного перетрубовали!».

Однако и Платону всё же обломилось. После обеда начальница позвала его в кабинет коменданта на очередные проводы старого года.

Так во время послеобеденного короткого застолья с шампанским Платон Петрович оказался наедине с тремя дамами: Надеждой Сергеевной, Ноной Петровной и Галиной Александровной.

Заигравшиеся на компьютерах, Ляпунов с Гудиным поздно выехали к своей последней точке, и к концу рабочего дня не ожидались.

По этому поводу Надежда Сергеевна даже странно, словно злорадно и забывшись, сокрушалась:

— «Жалко, их не будет! Ну, ладно! Сами себя и наказали! А вот почему ты не ездишь на машине?».

— «Не царское это дело — работать, да ещё кучером!» — откровенничал перед глупышкой Платон.

— «Так им нужно было думать головой, а не её антиподом!» — на всякий случай ещё и успокоил он её.

— «Хоть задницей, а хоть боковинкой!» — радостно добавила она.

Так что Платон на этот раз сам аккуратно раскупорил шампанское, и сам же предложил тост за уходящий високосный год:

И коллеги вчетвером дружно проводили старый, високосный год.

Как-то незаметно, по инициативе всех трёх женщин, разговор перешёл на Гудина, в частности на его поведение в ресторане при пятничном его посещении, когда Платона за общим столом сменила Нона.

Женщины вспомнили, как Иван Гаврилович по их примеру заказал рыбу, и весь вечер завидовал Лёшке, заказавшему огромную жареную, фаршированную утку.

То он заискивал перед молодым сослуживцем, как бесполый щенок, бегающий вокруг кобеля и просящий хоть что-нибудь из объедков, периодически тонко тявкая:

— «Лёш, Лёш; Лёш, Лёш!».

А то он прикасался к большущей тарелке Алексея, якобы любуясь её красивой отделкой, даже делая ей комплименты.

Довольно быстро разделавшись с рыбой, он стал ещё яростнее алкать Лёшкиного угощения.

В конце концов, Иван Гаврилович весь покраснел от пустых потуг, его лоб покрыла испарина, и он, как голодный шакал, теперь перешёл в прямую, решительную атаку:

— «Лёшк! Ну, и жрать же ты горазд?!».

— «Как работаю, так и ем!» — сухо и философски заметил сын гения.

Однако, набив брюхо, он сжалился над Табаки, и отрезал ему от утки небольшого размера кусочек.

Так …, заморить червячка, вернее частично удовлетворить алчность шильника.

Нона добавила к портрету Гудина тот факт, что когда он без разрешения и всякого зазрения совести заходит к ней в кабинет, то всегда просит:

— «Нонк! Дай чего-нибудь пожрать!».

— «Жадный он очень!» — уточнила Надежда.

— «Я вообще им теперь брезгую!» — вновь вмешалась Нона.

— «Так это ведь общеизвестно! Как только женщина перестаёт заниматься сексом с конкретным мужчиной, она начинает им брезговать. А если вообще перестаёт…, то брезгует уже всеми мужчинами!» — опрометчиво вставил свою реплику Платон.

— «Ты что?! Какой там секс со стариком, тем более с таким? Я им брезгую, как человеком нечистоплотным, подлым и вообще… паршивым!» — достойно ответила, поначалу было обидевшаяся, Нона, тут же невольно вставив шпильку и Платону, но сразу смягчив от этого впечатление, при этом ещё и набивая себе цену:

— «Вот тобой я не брезгую! А очень даже наоборот!».

— «Да! Он очень комплексует, чтобы не быть последним! Это у него с детства! Он не понимает, что на финише положение всех людей одинаково — голые и неподвижные!» — не прореагировав на сладкие речи Ноны, не удержался от своей философской лепты и Платон.

Интеллигентная же Галина Александровна, согласившись со всеми по-поводу алчности, лицемерия и невоспитанности Гудина, добавила и своё наблюдение:

— «Он всё кичится, что долгое время работал в среде Ташкентской интеллигенции, а сам-то даже близко к ней не стоит по своему культурному уровню! А я ой как хорошо знаю интеллигентов из Ташкента!».

— «Так он туда ездил лишь деньгу зашибать на горе людей!» — добавила экспрессивная Нона Петровна.

Слушая женщин, Платон думал: Надо же! Не одному мне насолил перечник, старый! Все его ненавидят!

— «Платон! А ты расскажи анекдот про Гаврилыча!» — неожиданно обратилась Надежда к Платону, который сразу начал:

— «Надежда вошла в кабинет и спрашивает:

— Платон! А чего это у нас Иван Гаврилович под столом делает?

— А он просил ему нож бросить!

— А-а! Не поймал, что ли?!

— Да! Руками не поймал…».

Однако последнее слово о Гудине высказала опять Галина Александровна, добавив свой, заключительный штрих:

— «Да с ним даже разговаривать стыдно!».

А жизнь сама со временем всё расставила на свои места.

Невооружённым глазом стало видно, кто по работе в ООО «Де-ка» какое занимает место.

Лёшка постоянно развозил на своей машине коробки с биодобавками, потому всегда загружал и разгружал свою машину, привозя в офис деньги.

Платон, в основном, клеил этикетки на банки, упаковывал их в коробки, иногда помогая Алексею в погрузочно-разгрузочных работах.

А Гаврилыч был на подхвате — работал курьером и также помогал нагружать и разгружать, а иногда и кататься с Лёшкой на его бибике.

Тут-то уж не ошибёшься, кто первый, кто второй, а кто третий.

Гаврилыч оказался последним. И с этим он уже ничего поделать не мог. Это была теперь объективная реальность. Гудин сам к этому пришёл.

На том Платон с женщинами и порешили, поменяв тему на более приятную и полезную.

На совещании было принято решение, что дни рождений Надежды и Платона можно совместить и праздновать их в офисе, где будет и дешевле, и душевней, и свободней.

После окончания этого короткого застолья Платон отксерил несколько листов из последней части своего произведения, и в прекрасном расположении духа отправился домой. Ведь страшно довольный Платон теперь полностью завершил последнюю часть своего романа-эпопеи.

Воодушевлённый автор поделился этой новостью с женой.

Ксения разделила радость мужа, однако высказала опасение:

— «Вот только будут ли тебя читать?!».

— «Кто-то наверняка будет! И ты помни, что написанное мною нужно читать наедине с самим собой, вдумчиво, и не торопясь, что стихи, что прозу! Найти поудобней место, сесть, расслабиться, забыться от мирских забот и хлопот, и углубиться в текст, представляя всё прочитанное перед своими глазами. Тогда ты получишь удовольствие, будешь и плакать, и смеяться, а самое главное — думать!».