Лора роулэнд - Жена самурая

— Плевать мне на Исидзё и вашего сёгуна! Когда я встану во главе Японии, все будут мне служить!

Рука Сано болела от отражаемых ударов, в голове гудело от звона металла. Он был более искусным фехтовальщиком, чем Томохито, но у того, кто хочет победить, есть преимущество перед тем, кто не желает сражаться. Томохито рубанул Сано по плечу. Клинок рассек кольчугу и подкладку рукава. Сано не на шутку встревожился, ощутив жгучую боль и теплую влажность ткани.

— Ха! — вскричал Томохито. — Я достал вас! Готовьтесь к смерти!

С горящими от ликования глазами император двумя руками поднял меч и рыча устремился на Сано. В отчаянии Сано рукоятью ткнул Томохито в пах. Император согнулся. Сано ударил его клинком по рукам. С криком боли император уронил меч и в ужасе воззрился на свою пустую правую руку; по костяшкам пальцев шел узкий порез. Томохито поднял глаза на Сано.

— Я истекаю кровью, — растерянно произнес император, похоже, ранее он считал себя неуязвимым.

— Прошу меня простить, — сказал Сано, которого потрясло, что он ранил священную особу. «Впрочем, — мелькнула мысль, — не исключено, что испытание кое-чему научит императора».

— Боги накажут вас за это! — взвизгнул Томохито. Упав на колени, он принялся баюкать окровавленную руку.

— Государственная измена карается отсечением головы. — Сано выставил меч, подчеркивая угрозу. — Даже статус не спасет вас… если, конечно, вы не согласитесь сдать Правого министра Исидзё.

«Кожаные куртки» с воплями полетели в ущелье Кинюм-Кё.

Сано велел Марумэ и Фукиде присоединиться к воинам сёгуна.

— Я здесь справлюсь сам.

Детективы ушли.

— Правый министр внушил вам, что заговор — ваша идея, а он просто выполняет приказания. Он убийца, не заслуживающий вашей защиты. Бросьте, ваше величество, спасайте себя, и пусть за измену отвечает Исидзё, — сказал Сано.

Томохито с жалким видом покачал головой.

— Нет, — прошептал он; лицо было болезненно-бледным: казалось, император вот-вот лишится чувств. — Он не делал этого. Я не могу…

— Посмотрите вокруг. — Сано высоко воздетым мечом прочертил в воздухе дугу, указав на близкие горы и далекий город. — Япония больше, чем вы представляете. У сёгуна сотни тысяч воинов. Мятежники, которым удастся избежать смерти сегодня, могут бродить по стране, вербуя сторонников, организовывая бунты, но они никогда не победят. Амбиции Исидзё намного превосходят его возможности.

Император обозрел окрестности храма; по телу пробежала дрожь; тени умирающей мечты затуманили глаза. Сано, охваченный жалостью к мальчику, вложил меч в ножны. Томохито заплакал.

— Я хотел править Японией, — разобрал Сано сквозь рыдания. — Я хотел быть полезным богам… Я не думал, что люди способны причинить мне вред. — Томохито глянул на кровоточащие пальцы. — Исидзё не поднимал мятежа, но, если желаете, я подтвержу… Спасите меня…

Настойчивое отрицание вины Правого министра обеспокоило Сано. Ему не нужны были лживые показания, довольно и истории с Асагао. «Неужели вправду Исидзё не плел заговора? Неужели не он убил Левого министра и Аису? — подумал Сано. — Впрочем, мятеж и убийства могут быть не связаны между собой. — Он быстро начал перестраивать факты в новую версию. — Томохито — душа мятежа. Мятеж обречен на провал. Томохито грозит по крайней мере отречение. Кто от этого пострадает в первую очередь? Кому наиболее выгодна смерть дворцового осведомителя мецукэ и следователя, упорно продвигающегося к истине? Кто, зная о планах императора, не мог его остановить и всеми силами старался оттянуть неизбежный крах? Если изменник и убийца не одно и то же лицо…» Догадка обожгла Сано.

С восточной стороны павильона раздалось медленное, неуверенное пошаркивание сандалий.

— Помоги мне, Момо-тян! — крикнул император.

Канцлер Янагисава верхом на коне наблюдал за сражением. Гремели ружья, свистели стрелы. Мечники сходились в схватке, клинки сверкали в свете упавших факелов и подожженного дерева. Сотни тел лежали на площадке и ступенях лестницы, ведущей к храму Киёмицу; носились лошади, потерявшие седоков; земля краснела от крови. Сторонники Токугавы несли огромные потери, но и сейчас численно намного превосходили сторонников императора. Победа была близка.

Янагисава объезжал поле битвы. Размахивая боевым веером, он отдавал приказы, которые глашатаи доносили до командиров посредством труб, сделанных из раковин. Голос был сорван, горло болело от напряжения, уши почти заложило от шума, грудь саднило от дыма и пороховых газов, тело ломило от пуль, непрерывно ударявшихся в броню, звериная жестокость вызывала дурноту, зато самурайская душа ликовала.

Янагисава мечом полоснул по шее конного мятежника и почувствовал восторг, не сравнимый с тем, что он испытывал, выигрывая политические стычки.

Двое монахов в порванных оранжевых хитонах, развевающихся на ветру, припустили вниз по склону горы в сторону города.

— Задержать их! — просипел Янагисава.

Прежде чем воины успели выполнить приказ, из темноты вынырнул самурай в простом кимоно. Держа в правой руке длинный меч, в левой — короткий, он преградил монахам путь; те выставили против него копья. Завязалась драка. Янагисава с недоумением наблюдал за ней. «Кто это с таким опозданием присоединился к сражению?» Неизвестный зарубил одного из противников и, гонясь за другим, попал в полосу света. Янагисава узнал широкие плечи и размеренные изящные движения. Заморгав, он прошептал:

— Не может быть!

Ёрики Хосина прикончил второго монаха и побежал вверх по склону, оглядываясь по сторонам. Внезапно он увидел Янагисаву и замер. Шум битвы стих для них. Они не отрываясь смотрели друг на друга.

Хосина сделал пару неуверенных шагов к канцлеру. Тот, до крайности изумленный, едва ли осознавая, что творит, спешился и пошел навстречу. «Неужели страсть родила призрака?».

— Что ты делаешь здесь? — спросил Янагисава и, разглядев на лице синяки, оставленные его кулаками, понял, что перед ним живой человек.

— Я вернулся, — сказал Хосина.

Янагисава ощутил гнев и боль.

— Зачем? Чтобы опять дурачить меня или чтобы убить за то, что я унизил тебя на глазах у сослуживцев?

Канцлер перехватил рукоять меча, приготовившись к защите. Хосина молча покачал головой, бросил оружие и поднял руки в знак смирения.

— Я хотел еще раз увидеть вас, — сказал он, словно это было самой естественной причиной для прибытия на поле боя.

— Но ведь я приговорил тебя к смерти. Я могу тебя сейчас казнить, — ответил Янагисава, плохо улавливая смысл происходящего.

— Мне все равно. — Хосина, тяжело дыша, гордо распрямил плечи; по лицу струился пот. — Рядом с вами смерть не страшна.

Слова обескуражили Янагисаву, он прикрыл растерянность насмешкой:

— А зачем же тогда ты убежал из тюрьмы? У плахи и встретились бы.

— Это было единственной возможностью доказать, что я не такой мерзавец, как вы подумали. Это был единственный способ убедить вас, что я только хотел помочь вам.

Как Янагисаве хотелось поверить ёрики! Но он боялся, что Хосина вновь причинит ему боль.

— Довольно уловок! — бросил он. — Ты полагаешь, что сумеешь избежать смерти, растопив мои чувства. Ты слишком труслив, чтобы принять судьбу и умереть, как подобает самураю!

Хосина печально улыбнулся:

— Трус не вернулся бы. Интриган не стал бы разыгрывать битую карту. Я хочу искупить мое предательство и доказать вам мою любовь. — Хосина шагнул к Янагисаве. — Я хочу умереть ради вас.

Сердце канцлера дрогнуло.

— Обманщик! — Он нацелил меч на Хосину. — Я убью тебя!

— Сомневаюсь. — Подняв с земли оружие, ёрики вплотную подошел к Янагисаве. — Вы могли убить меня вчера, но даже не обнажили меча. Именно поэтому я сейчас с радостью ставлю на кон свою жизнь. Но прежде я помогу вам раскрыть дело и тем самым искуплю предательство. У меня есть улика.

— Что за улика?

— Убежав из тюрьмы, я спрятался у своего осведомителя…

— Ничего не хочу слушать! — Янагисава отступил и крепче стиснул рукоять меча.

Хосина сунул руку за пояс.

— Стоять! Не шевелись! — крикнул Янагисава, опасаясь, что ёрики достанет кинжал.

Хосина протянул ладонь Янагисаве:

— Помните это?

Янагисава, увидев монету с листом папоротника, кивнул.

— Я узнал, что это такое.

Канцлер не отреагировал. У ёрики от волнения заострилось лицо.

— Я понимаю, почему вы с подозрением относитесь ко мне, но, прошу вас, выслушайте меня. Потом решайте, можно ли простить меня за содеянное.

«Вместо того чтобы драпануть на край Японии, Хосина остался в Мияко, чтобы продолжить расследование! Он выполнил обещание, разузнал о таинственных монетах». Янагисава был смущен и потрясен. Тем не менее, держа марку, он заявил: