Николай Норд - Яичко Гитлера

Николай внимательно посмотрел на фотографию. Она была плохого качества — видимо, ее увеличили с паспорта. Лицо мужчины на ней, возрастом около пятидесяти — шестидесяти лет, азиатской внешности, с гладко зачесанными назад черными волосами, ему знакомо не было.

— Первый раз вижу, — ответил Николай, возвращая фото.

— А его имя и фамилия вам ничего не говорят — Харитон Иринеевич Федотов?

— Не слышал.

— Вы в Бурятии были когда-нибудь?

— Нет. А что?

— Да по паспорту этот Федотов бурятом значится… А, может, дома или из знакомых кто упоминал его имя ненароком?

— Вы опять за свое! Ни ненароком, ни каким иным образом никто ничего не упоминал!

— Хорошо. А Дагбаева Степана вы не знаете?

— Это кто еще такой?

— Свидетель — квартиросдатчик убитого. Я к чему клоню? — может, этот человек имеет на вас или вашу жену зуб, вот и подставляет вас.

Николай зажег сигарету. Он что-то обдумывал.

— Как вы его назвали? Ну-ка, повторите… — наконец сказал он.

Следователь, оживившись, с прищуром, стригущим взглядом, посмотрел на Николая.

— Дагбаев Степан Юмжапович, — членораздельно повторил он.

Николай постарался забить в голову это имя, трудное для запоминания, и, немного помедлив, ответил:

— Нет, действительно, ничего не припомню.

— Хорошо, — разочарованно произнес следователь. — Николай, а где вы были вчера и сегодня?

— Вчера утром я на машине уехал проведать на дачу сына, а заодно и самому отдохнуть, а сегодня недавно вернулся.

— Далеко ездили?

— Ну, как сказать — километров пятьдесят или шестьдесят отсюда. Знаете, есть такой известный пионерлагерь «Синегорье» — на Бердском заливе.

— Знаю-знаю, у меня в этом самом дрянном «Синегорье» дочь в прошлом году отдыхала. Больше я ее туда не отпускаю, отравилась там чем-то, ее потом на катере в больницу в Бердск увозили.

— Так вот — дача там рядом.

— Ну, хорошо, — устало вздохнул следователь и, что-то написав на листке бумаги, отдал ее Николаю. — Вот мой телефон, если ваша жена найдется или появится еще какая-то о ней информация, позвоните мне.

— Непременно, — Николай поднялся.

— И еще… Не уезжайте покуда никуда из города. Хорошо? Мы иногда будем звонить вам.

— Слушайте, у меня пропала жена, неужели после этого я рвану куда-нибудь на юга? — обозлился Николай.

— Ладно, ладно, успокойтесь! Ничего личного — таковы уж у нас порядки. А пистолет до окончания следствия пока побудет у нас.

Следователь убрал пистолет в свой портфель и тут, помявшись, вдруг спросил:

— Николай, вы не дадите мне свой автограф?

Он извлек из портфеля какой-то журнал десятилетней давности, на обложке которого красовалось фото Николая, где тот был запечатлен на ринге после своей победы на чемпионате мира.

— Что вам написать? — взял Николай журнал в руки и с интересом стал рассматривать обложку — это был польский спортивный журнал «Бокс», ранее ему в руки этот номер не попадался.

— Напишите, пожалуйста — «Моему сопернику, Анатолию Мальцеву, от Николая Севера, дружески. Я никогда не забуду нашу битву на ринге», и распишитесь. Можно так? — следователь густо покраснел.

Николай смягчился, подумав, что в дальнейшем эту незначительную услугу можно как-то будет использовать в том нелицеприятном положении, в котором он оказался. Тем более, это не хлопотно — раньше, бывало, к нему за автографом собирались очереди. И, вообще, чего он на следака вдруг взъерепенился, на самом-то деле? Капитан просто типичный служака, добросовестно делающий свое дело, как говориться, «на своем месте солдафон».

— Конечно! — Николай написал на обложке все, о чем его попросил следователь и спросил: — Так теперь, на правах друга, я могу к вам обращаться запросто по имени — Анатолий?

— Между собой? — разумеется! — Мальцев понизил голос и доверительно добавил: — О чем можно, я буду вас информировать, но только в рамках закона, блюдя, так сказать, тайну следствия. Вы же понимаете?

Следователь протянул на прощание руку, что Николай воспринял, как хороший знак и даже несколько воспрял духом.

Проводив Мальцева, он поторопился записать имя свидетеля, пока оно не выветрилось из головы, и прошел в гостиную, где ему бросился в глаза его фирменный ежедневник, выдававшийся в институте высокопоставленным сотрудникам. Раскрыв его на сегодняшней дате, он и записал полное имя и фамилию квартиросдатчика.

Потом, с внезапно навалившейся тяжестью в ногах, осел на стул, стоящий тут же, облокотился о стол и обхватил голову обеими руками. Так он сидел, покачиваясь из стороны в сторону и теряясь в догадках и по-прежнему не допуская и мысли о какой-либо виновности Ксении. Он не понимал, что случилось, и решил во всем разобраться сам.

Николай стал обдумывать план своих действий на завтра, да что там завтра? — начинать надо уже сегодня, прямо сейчас! Он уже не верил, что Ксения вернется и полагал, что она попала в какой-то серьезный переплет, из которого ее надо срочно вытаскивать. В этот момент он ощутил себя совершенно одиноким, в смысле, одним в поле воином, и остро чувствовал необходимость чьего-либо участия или, хотя бы, совета. К кому можно было бы в этом случае обратиться? К счастью, полагал Николай, один такой человек был — Володя Васильев. В юности они были закадычными друзьями, близкие и теплые их отношения сохранились и поныне, хотя теперь видеться друзья стали значительно реже.

Но сначала Николай решил позвонить Нинель — младшей сестре Ксении, возможно, она что-то знает, может, ей известен и сам убитый.

Он набрал номер телефона Нинель. Та взяла трубку.

— Что случилось, Коля? — спросила она, и по тону его голоса Николаю показалось, что его собеседница была навеселе.

— А почему ты решила, что обязательно что-то должно случиться? — насторожился Николай.

— Ну, просто у тебя голос какой-то взволнованный.

— Я хотел тебя спросить, Нинель, ты не знаешь такого Харитона Иринеевича Федотова?

— А почему я должна кого-то там знать, дорогой?

Эта ее привычка называть его «дорогим», на манер того, как это часто делала Ксения, претила Николаю, ставя сестер по отношению к нему в равное положение. Однако у него не было причин урезонить Нинель — все же родственники, и довольно близкие, как ни крути.

Вообще Нинель, в отличие от старшей сестры, была взбалмошная и довольно беззаботная девица двадцати трех лет от роду и такая же неопределенная, как у сороки завтрашний день. На уме у нее были одни развлечения и женихи, которые, почему-то, по прошествии определенного времени, все ее покидали. На работе она долго нигде не задерживалась, и постоянно просила денег у Ксении, разумеется, не думая их возвращать. И сейчас, насколько знал Николай, Нинель подвизалась в какой-то конторе на не пыльной ниве распространения театральных билетов по организациям и предприятиям со свободным графиком работы.

С тех пор, как восемь лет назад в авиакатастрофе разбились родители Нинель и Ксении, всю заботу о младшей сестре пришлось взять на себя старшей — больше было некому, близкой родни у них в Ленинграде не было.

После академии Ксению распределили на работу в качестве искусствоведа в Новосибирскую картинную галерею. И тогда сестры обменяли свою панельную полуторку на окраине Ленинграде на трехкомнатную полногабаритную квартиру в Новосибирске. Причем, располагалась она довольно удачно — в доме, стоящем на центральной площади города рядом с Оперным театром. Сам же дом этот заселен был, в основном, людьми творческих профессий — артистами, писателями, художниками и иже с ними.

Произошло это четыре года назад, а спустя еще полгода Ксения окончательно ушла в живопись, тем более, что местный Союз художников презентовал ей персональную художественную мастерскую. Именно в это время Ксения познакомилась с Николаем, вскоре вышла за него замуж и переехала к нему, оставив сестре роскошную квартиру в единоличное полное владение.

— Слушай, Коля, меня тут Ромка пригласил на одну закрытую вечеринку, да вот беда, я неухоженная вся такая — моя косметичка у вас где-то осталась. Я тут вчера заходила к вам днем, взять сиреневую блузку с золотой жилочкой у Ксюши поносить на время — я обязательно верну, пусть Ксюша не беспокоится — а косметичку забыла. Ты ее там нигде не видел, дорогой?

— На кой черт мне твоя косметичка? Ты разве не понимаешь, что мне не до этого? — взрычал в трубку Николай.

— Что ты задергался? Так все-таки — что-то случилось или нет?

Николай понял, что выдал себя раньше времени, но пока решил не говорить всю правду:

— Пока не знаю, но, если мы не поговорим с тобой немедленно, то может случиться!

— Да ладно тебе, успокойся. Сейчас приеду, все равно косметичку забирать. Рома меня привезет, заодно и поговорим. Хорошо? — проверещала в трубку Нинель.