Лейф Перссон - Таинственное убийство Линды Валлин

— И ты полностью уверена в этом? — спросила Хольт.

— Мы ведь говорим об уголовном суде в Векшё, — напомнила прокурор. — Совершенно независимо от того, станет ли он сейчас утверждать подобное. Будем надеяться, конечно, что у адвоката хватит ума отсоветовать ему любые подобные попытки.

— О чем еще может идти речь? Вторая возможность, — напомнила Хольт.

— Провал в памяти, — объяснила прокурор. — Тогда в качестве первого шага требуется показать, насколько серьезные психологические нарушения у него имеются. Чтобы подготовить почву для сексуальных и прочих домогательств, которым он подвергся, когда был маленьким, о которых расскажет, как только его начнут обследовать мозгоправы и он останется наедине с докторами, способными, в отличие от всех других людей, заглянуть в чужие мозги. С тех пор как тетеньки и дяденьки в белых халатах получили возможность пополнять свой репертуар нашими провалами памяти, это уже не первый случай, когда преступник не помнит вообще ничего, — вздохнула прокурор.

— Что случилось со старым добрым патологическим пьянством и нашими обычными шведскими преступлениями в состоянии опьянения? — спросила Хольт и тоже вздохнула.

— Они исчезли, как только всем так называемым «синякам» стали давать пожизненное, пусть они и понятия не имели о том, что ударили ножом своего кореша предыдущим вечером. Сегодня все гораздо сложнее. Обычного шнапса уже недостаточно. Даже при том, что ты мариновал свои мозги в спирте двадцать и более лет. Судебная психиатрия ведь развивается. Постоянно. Только такие, как ты и я, не двигаются вперед и топчутся на месте.

— Ему удастся выскользнуть?

— Только не у нас в суде в Векшё, — сказала прокурор. — А вот относительно апелляционного суда, куда все обращаются, у меня нет никакой уверенности.

— То есть за убийство ему присудят принудительное психиатрическое лечение в медучреждении закрытого типа, откуда он сможет выйти только по результатам так называемого особого освидетельствования, — подвела итог Хольт.

— Возможно или, пожалуй, даже вполне вероятно, — сказала прокурор. — И единственным утешением в данной связи служит то, что большинство адвокатов имеют странное представление о том, как добиться сегодня столь вожделенного результата.

— Не самый простой путь, — согласилась Хольт.

— Да, уж точно не самая гладкая дорожка, — подтвердила прокурор.

Во второй понедельник октября в клубе публицистов в Стокгольме состоялась большая встреча, на которой обсуждались различные вопросы правовой защищенности в связи с нашумевшим убийством Линды. Большинство из наиболее уважаемых представителей печатных и электронных средств массой информации сидели в президиуме собрания, и главным украшением это медийной короны, естественно, был главный редактор «Дагенс нюхетер».

Однако он оказался бы далеко не самой первой звездой, если бы сейчас речь шла о размещении всей компании за обеденным столом его величества, поскольку в качестве первого докладчика и почетного гостя вечер открыл канцлер юстиции.

Он выразил значительную обеспокоенность по поводу того, как расследовалось убийство Линды и все похожие преступления в последнее время. Согласно полученным им данным, правоохранители Векшё в сотрудничестве с Государственной криминальной полицией из Стокгольма собрали добровольные пробы ДНК почти у семисот человек. И все эти люди, как оказалось позднее, не имели никакого отношения к преступлению.

По информации, полученной его сотрудниками из Государственной криминальной полиции, данное убийство вдобавок раскрыли традиционным способом за счет анализа всех имеющихся сведений, свидетельских показаний и так называемого внутреннего сыска, то есть работы с досье. И хотя ДНК преступника сыграла немаловажную роль в качестве доказательства, которое прокурор представила на стадии предварительного расследования, по мнению канцлера юстиции, всех других аргументов более традиционного типа ему более чем хватало для предъявления обвинения по делу.

Сам канцлер был крайне отрицательно настроен против употребления слова «добровольный» там, где фактически речь шла о полицейских и прокурорских возможностях по использованию так называемых правовых средств принуждения. Именно поэтому он приветствовал предложение значительно расширить возможности правоохранительных органов в части сбора проб ДНК, проведения всех необходимых анализов и регистрации их результатов. И считал, что вопрос о добровольности, надо надеяться, скоро отпадет сам собой, а в будущем ДНК всех людей уже с рождения будет находиться в общенациональном банке данных.

В заключение он также воспользовался случаем и поблагодарил средства массовой информации за их бдительность. А также скромно заметил, что сам вполне мог бы упустить из вида столь важную проблему, если бы они вовремя не забили тревогу.

У представителей массмедиа не нашлось никаких возражений против его анализа и выводов. Это ведь был важный вопрос в любом демократическом и правовом государстве, и, по словам главного редактора «Дагенс нюхетер», они собирались в будущем уделять ему еще больше внимания в своей газете. Лично он был горд и рад, что именно ему и его сотрудникам удалось сдвинули камень с места.

Руководивший дебатами председатель Клуба публицистов в конце мероприятия воспользовался случаем и спросил редактора «Смоландспостен» (поскольку тот все равно находился на месте, а они виделись не каждый день), как получилось, что небольшая провинциальная газета отказалась поместить столь злободневную статью, которую крупнейшее утреннее издание Швеции сразу же опубликовало и вдобавок сопроводило передовицей и большим репортажем в разделе новостей.

Поблагодарив его за вопрос, руководитель «Смоландспостен», не вдаваясь в детали, все-таки сообщил, что это имело отношение к его предыдущему опыту общения с автором материала. Речь шла об обстоятельствах, неизвестных коллегам из «Дагенс нюхетер» или на которые они просто решили не обращать внимания. Откуда, собственно, простому деревенскому писаке было знать, как работает кухня в самом шикарном издании страны?

Совершенно независимо от того, как поступили там, он лично принял решение отказать библиотекарю Марианну Гроссу. И ни минуты не жалел о своем решении, а получи он предложение такого рода в будущем, естественно, не колеблясь отверг бы его снова.

Потом все переместились в бар Оперы, «Грандс Веранду» и прочие близлежащие питейные заведения для состоятельной публики, и, как обычно, медийные дебаты продолжались до полуночи, пока их участники наконец не отправились по домам к семьям ради нескольких часов заслуженного отдыха.

В понедельник двадцатого октября в уголовном суде Векшё начался судебный процесс над Бенгтом Монссоном, а приговор огласили только почти через три месяца, девятнадцатого января следующего года. Причиной столь долгого рассмотрения дела стало прежде всего решение подвергнуть подсудимого так называемому расширенному психиатрическому обследованию, чтобы иметь полное представление о состоянии его душевного здоровья, поскольку это могло сказаться на выборе наказания.

Уже двадцатого декабря был получен ответ из судебно-психиатрической клиники в Лунде, но потом подошло Рождество, а за ним подтянулся Новый год и другие праздники. И кроме того, суду понадобилось время, чтобы отшлифовать и улучшить свои формулировки и вообще подумать над тем и другим.

Из несекретных выводов врачевателей душ выходило, что Монссон страдал сильным психическим расстройством, однако выявленные нарушения одновременно являлись недостаточно серьезными, чтобы подвергать его лечению в заведении закрытого типа. В результате суд единогласно согласился с прокурором и приговорил его к пожизненному тюремному заключению за убийство.

Этот приговор был обжалован в апелляционном суде, который назначил новое психиатрическое обследование, которое проводилось в больнице Святого Зигфрида в Векшё под руководством недавно получившего звание профессора судебной психиатрии Роберта Брундина.

И он пришел к другим выводам, по сравнению с коллегами из Лунда. Согласно его заключению, Монссон страдал очень сильным расстройством психики, и в приговоре, который апелляционный суд огласил в конце марта, за убийство его приговорили к принудительному психиатрическому лечению в медучреждении закрытого типа с так называемым особым освидетельствованием впоследствии.

Уже через неделю после вынесения вердикта профессор Брундин дал длинное интервью одной из многих общественных программ государственного телевидения. И там он рассказал, что в данном случае они имели дело с серьезно больным преступником, у которого наблюдались ярко выраженные хаотические отклонения в психике. В свою очередь, возможно, появившиеся в результате сильных травмирующих переживаний, перенесенных в детстве.