Лейф Перссон - Таинственное убийство Линды Валлин

Нет, они, конечно, не имели никакого отношения к войне, как у других злодеев с похожими отклонениями, но по своему качественному содержанию и последствиям их вполне можно было сравнить с военными. Поскольку они подпадали под понятие врачебной тайны, Брундин не мог подробнее в них вдаваться, но объяснил, что ни о каком сексуальном садисте с исключительно развитыми сексуальными фантазиями в любом случае речи не шло. Так же как и о преступнике в чистом виде, но с хаотическими отклонениями в психике. Скорее об интересной промежуточной форме между двумя ранее названными состояниями.

— Я имею в виду, что мне, наконец, удалось найти недостающее звено между этими двумя базовыми типами, скажем так, — констатировал крайне довольный Брундин, который поздравил себя самого и своего нового пациента с лечебными контактами, ожидавшими их в скором будущем.

— Как вы думаете, вам когда-нибудь удастся вылечить его? — спросила репортер с телевидения.

При всем уважении к ней и ее программе Брундин посчитал вопрос неверно сформулированным.

— Что вы имеете в виду? — спросил профессор. И продолжил: — Речь ведь идет о том, как нам помочь будущим поколениям таких, как он. Но если вас интересует время лечения, боюсь, именно этот пациент принадлежит к уже потерянному поколению.

Профессор, похоже, неплохо разбирался также и в литературе.

Бекстрём смотрел программу по телевизору. Он сидел в своей уютной берлоге поблизости от здания полиции, обставившись пивом, солодовым виски и взяв больничный в ожидании, когда возбужденное против него дело о сексуальном домогательстве отправят в архив. В коричневом конверте оставалось еще довольно много денег, так что его жизнь, конечно, могла сложиться и хуже.

«Надо было просто сварить клей из этого идиота», — подумал Бекстрём, который, несмотря на все свои недостатки, имел хорошо развитое чувство справедливости.

В пятницу двадцать четвертого октября матери Линды Валлин предстояло выступить в суде Векшё в качестве свидетеля и рассказать о своих контактах с мужчиной, убившим ее дочь. Накануне она поговорила с Анной Сандберг по телефону, и они решили, что та заберет ее из коттеджа на следующее утро. В остальном она чувствовала себя гораздо лучше, чем раньше, и с нетерпением ждала возможности наконец облегчить душу, чтобы попытаться прийти в себя после потери дочери.

Когда Анна Сандберг приехала за ней, входная дверь была открыта настежь. Осенний ветер играл с ней, как ему заблагорассудится, и, увидев брешь в аккуратном ряду гальки, которая окаймляла ухоженную гравиевую дорожку, Анна сразу же поняла, что случилось. Водолазы нашли бедную женщину уже на следующий день, на глубине четырех метров. Прежде чем пойти к озеру, она надела зимнее пальто с большими карманами и набила их галькой с бордюра дорожки. Затем затянула пояс на груди, тем самым зафиксировав руки выше локтей на случай, если передумает в последний момент.

У нее в нагрудном кармане лежала фотография, сделанная на праздновании Янова дня в усадьбе у отца Линды три года назад. В центре улыбающаяся Линда, а рядом — ее мать и будущий убийца. Кто-то фломастером обвел кружком лица Лотты Эриксон и Бенгта Монссона и написал сверху: «убийцы». Конверт, в котором она, очевидно, получила снимок, пришел по почте и валялся брошенный на полу в кухне. На нем отсутствовали данные об отправителе и, судя по марке, его бросили в среду в почтовый ящик в Векшё.

Расследование ее смерти закончилось задолго до того, как суд вынес свое заключение. Главный вывод был сделан, как только обнаружили тело. Мать Линды покончила жизнь самоубийством. Чтобы подтолкнуть к нему убитую горем женщину, не требовалось особых усилий, а того, кто отправил злополучное письмо, так и не нашли. Отец Линды не имел ни малейшего понятия об этом деле. Полиция Векшё допросила его, но о бывшей жене он, по его словам, давно забыл.

Ему осталось только беречь память о своей единственной и горячо любимой дочери.

В апреле следующего года отдел персонала Государственного полицейского управления наконец поставил точку в деле комиссара Бекстрёма. Причина столь долгого рассмотрения этого дела состояла в том, что прокурор только неделей ранее смог разобраться с заявлением против Бекстрёма, содержавшим обвинение его в сексуальном домогательстве. Преступление не подтвердилось.

Сложное оказалось расследование. Прежде всего, ситуация с доказательствами оставляла желать лучшего, поскольку Бекстрём настойчиво придерживался своей первой версии, а именно что потерпевшая по собственной инициативе поднялась в его комнату, хотя Бекстрём сам предлагал встретиться с ней в баре после того, как примет крайне необходимый ему душ и сменит рубашку. К концу разбирательства заявительница вдобавок отказалась сотрудничать, поскольку не видела в этом смысла, и в такой ситуации у прокурора все как бы решилось само собой.

Оставались неясности финансового характера в обшей сложности на сумму примерно в двадцать тысяч крон. Различные не подтвержденные никакими документами траты наличными, странный счет за стирку, таинственное дополнение к счету на материалы для конференции, которое, помимо всего прочего, содержало тридцать одну тряпку для стирания с доски на 96 крон, счет за просмотр порнофильма в номере одного из его коллег, а также еще всего понемногу весьма странного. Уже в тот самый день, когда экономический отдел указал Бекстрёму на его грехи, он наличными покрыл все необоснованные расходы, чудом сохранив свою репутацию.

Тем не менее он все равно получил выговор за многочисленные нарушения всевозможных инструкций и предписаний, касавшихся персонала Государственной криминальной полиции, и его профсоюзному представителю пришлось здорово потрудиться, чтобы найти компромисс, с которым главный шеф Бекстрёма, начальник Главной криминальной полиции Ларс Мартин Юханссон, смог смириться.

Бекстрём вернулся в криминальную полицию Стокгольма, где его пока отправили в отдел розыска пропавших вещей. Или в полицейское бюро находок, как все настоящие полицейские, включая самого Бекстрёма, назвали это место хранения потерянных владельцами велосипедов и заблудших полицейских душ.

Свое звание комиссара он, однако, сумел сохранить. Юханссон был не настолько злопамятный, а Бекстрём сам охотно отказался бы от него, лишь бы не трудиться бок о бок со своим старым соратником Вийнбладхом, который работал на полставки в том же отделе после того, как попытался отравить свою бывшую супругу пятнадцать лет назад, но, к сожалению, умудрился отравить только себя самого и по этой причине переместился из технического отдела в собственный архипелаг ГУЛАГ полиции Стокгольма.

На ежегодных днях полиции на выставке Эльвшёмессан в Стокгольме в мае того же года комиссар Бенгт Олссон прочитал высоко оцененный участниками мероприятия доклад по главной теме, касавшейся конфликтов между различными полицейскими инстанциями. Олссон поделился собственным опытом работы в качестве руководителя расследования убийства Линды.

С одной стороны, речь там шла о нем самом и его коллегах из полиции Векшё. При их ограниченных ресурсах и одновременно хорошем знании местных условий и контингента и достойном уважения практическом опыте. А с другой — о Государственной криминальной полиции, которой не требовалось постоянно считать деньги и, пожалуй, прежде всего из-за этого, похоже, предпочитавшей наступать на свои проблемы как можно более широким фронтом.

Понятно, не обошлось без определенных трений между обеими группами. Причем возникших не по чьей-то персональной вине, если верить Олссону, а совершенно естественным путем, поскольку члены обеих групп жили в различных мирах и воспитывались в духе разных культурных ценностей и взглядов на жизнь. Само собой, имел место разноплановый обмен мнениями между ними, и сам он особенно хотел бы отметить неоценимую помощь, которую полиция Векшё получила от группы ППП Государственной криминальной полиции, а также большой вклад ее представителей там, где дело касалось регистрации материалов расследования, если вспомнить об их неимоверном количестве.

В конце концов Олссон сделал безоговорочный вывод, что именно знание местных условий и контингента сыграло решающую роль в поимке преступника. И это следовало учесть на будущее и серьезно подумать над тем, как можно было бы усилить ресурсы региональных полицейских властей в связи с расследованием особо тяжких насильственных преступлений и таким образом заложить основу для некой новой организации.

Когда Олссон закончил выступление, Ларс Мартин Юханссон подошел и поблагодарил его. Не только от себя лично, но и от всех других.

— Никогда большинству из нас не приходилось выслушивать такое количество ахинеи от одного-единственного коллеги за столь короткое время, — констатировал Юханссон с присущей ему прямотой. Он также попросил Олссона, если тому понадобится какая-то помощь с подобной ерундой в будущем, больше не беспокоить Юханссона и его сотрудников.