Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс

– Значит так, Ермаков…

Комбат придвинулся к нему вплотную и торопливо зашептал:

– Этот человек мне не нравится. Активно не нравится, ты меня понял?

Ермаков был единственным офицером батальона, к кому комбат всегда обращался на «вы», если не считать замполита, которого Васильев откровенно недолюбливал, как и любого другого работника политорганов. Тем самым он подчеркивал свое уважение к молодому офицеру, которого многому научил и от которого, особенно в последнее время, и сам кое-чему научился. То, что Васильев обратился к нему на «ты», говорило Ермакову о многом.

– Я понял, Палыч, – тихо сказал Ермаков. Он также впервые назвал Васильева по отчеству, а не по должности, как обычно, показав тем самым, что ценит его заботу и установившиеся между ними доверительные отношения.

– Он не тот, за кого себя выдает, – жарко зашептал на ухо Васильев. – Человек с двойным дном. Он, сука, только прикидывается дохлым бараном, а сам хват, каких поискать!

– Да, я заметил, – согласился с ним Ермаков.

– Будь осторожен, Женя! Глаз с него не спускай. Следи не за духами, а за этой сволочью! Нутром чую, втянет он тебя в историю… Кого с собой берешь?

– Своих. На одну группу поставлю старшину Витвицкого, за второй будет присматривать Калайчев, замкомвзвода.

– Возьми кого-нибудь из офицеров.

– Нет, – качнул головой Ермаков. – Я своим доверяю. Разрешите идти, командир?

Они постояли несколько секунд молча, вглядываясь друг в друга, как будто прощаясь навсегда, затем Васильев шагнул навстречу и крепко обнял Ермакова.

– Давай, Ермаков, иди. Будь осторожен.

Ермаков взялся за дверную ручку, когда комбат опять позвал его:

– Ермаков! Ты тоже хват! Все будет путем.

Ермаков козырнул и отправился отдавать распоряжения.

Два «Ми-8» оторвали от земли свои пятнистые фюзеляжи и взяли курс на северо-восток, унося в стальных утробах десантную группу в составе двадцати двух человек. Командир Отдельного Кабульского батальона ВДВ майор Васильев неподвижно застыл на краю плаца и сумрачным взглядом провожал вертолеты, пока они не скрылись в ночном небе. Над ухом кашлянули, и майор резко повернулся.

– Ну что, начштаба, навел справки?

– Навел. Интересная получается картинка. В штабе ОКСА он появился две недели назад…

– А я что говорил!

Васильев выругался и сплюнул на плац.

– Удалось выяснить, откуда он перевелся в Кабул?

– Да. Из Москвы. Точнее, из Генштаба.

– Из Генштаба? Впечатляет, но ровным счетом ни о чем не говорит.

Начштаба еще больше понизил голос и следующую фразу произнес почти шепотом:

– Это еще не все, командир…

– Я уже и сам догадался, – мрачно процедил Васильев. – Выкладывай!

– Мой дружок из штаба ОКСА связался с дежурным по оперативному управлению Генштаба. Он наш однокашник и попытался разузнать побольше об этом Фомине…

Начштаба опять замолчал и Васильев нетерпеливо прикрикнул:

– Не тяни резину! Что там еще? Что сказали в Генштабе?

– По-дружески посоветовали больше не наводить справки о Фомине. Если, конечно, не стремишься к крупным неприятностям. А напоследок дружок из ОКСА сообщил мне по секрету, что у Фомина в Афгане полный карт-бланш. Он действует самостоятельно, точнее, имеет право действовать именем командования ОКСА. Вот так, командир…

Васильев выдал виртуозное ругательство и с тоской посмотрел в ту сторону, куда отправились вертолеты.

– Пропал парень. Понимаешь, у меня такое предчувствие, что мы больше не увидим Ермакова.

– И у меня, – признался начштаба. – Но мы не можем ничего поделать. Штаб армии подтвердил полномочия Фомина и дал «добро» на проведение операции.

– Я верю в Ермакова! Такие не пропадают.

Комбат растянул губы в улыбке, не замечая, что противоречит сказанным только что собственным словам.

– Ты, конечно, хват, майор Фомин, но на этот раз тебя ждет сюрприз! Только рыпнись, и я тебе не позавидую! Надо же, сука, дохлым бараном прикинулся…

Комбат махнул рукой и, быстро успокаиваясь от пришедшей внезапно в голову мысли, отправился готовить батальон к передислокации в Джелалабад.

Без четверти три группа Ермакова высадилась на ровной каменистой площадке у подошвы горы, на обратном склоне которой прилепился горный кишлак. Погода была хуже не придумаешь: температура чуть выше нуля, с севера, с заснеженных вершин Гиндукуша, дул пронизывающий ветер, луна скрывалась за плотной пеленой низких туч.

Договорились идти налегке, но поклажи все равно набралось достаточно много. Десантники были одеты по-зимнему тепло. На голове черные шерстяные шлемы, сверху каски, грудь защищает бронежилет, тяжелые «лифчики» с боеприпасами, – четыре полностью снаряженных магазина для «акаэсов», две гранаты «Ф1» и две РГД, на правом бедре тяжелый десантный нож, за плечами двухсуточный сухпаек и вода, сверху наброшен маскхалат. Витвицкий и Калайчев, не теряя времени, распределили поклажу: четыре комплекта альпинистского снаряжения, два ручных пулемета, четыре снайперские винтовки и гранатомет, одну полевую и две портативные рации (их привез с собой Фомин), а также четыре ракетницы и диск с патронами для пулеметов. Фомин с Ермаковым отошли в сторонку. Майор расстелил на гладкой, отшлифованной ветром поверхности валуна карту и включил специальный фонарь, луч которого можно было заметить только с близкого расстояния. Он быстро сориентировался по карте и показал точку, где высадилась группа.

– До кишлака четыре километра. Двинемся по краю плато, у входа в ущелье разделимся. Вы со своей группой перекроете единственную тропу, ведущую в кишлак, мы оседлаем вход в ущелье и прикроем вас с тыла. Радист с полевой рацией в какой группе?

– Сержанта Калайчева. Он пойдет с вами.

– Добро. На все время операции действует режим радиомолчания. Пользоваться только УКВ-рациями.

– Если поблизости есть духи, они могут засечь наши переговоры.

– Нет, Ермаков, не могут. Эти рации снабжены кодирующими устройствами. Если кто-то даже наткнется на нашу волну, внешне это будет выглядеть как помехи от атмосферных разрядов.

Ермаков коротко проинструктировал десантников, выставил боевое охранение и скомандовал движение. Двигаться по каменистому плато в кромешной темноте – удовольствие не из приятных. На двухкилометровой высоте воздух сильно разрежен и вместо одного вдоха-выдоха приходилось делать два. Группа шла практически бесшумно, лишь иногда хрустнет под тяжелым горным ботинком кусок породы или послышится шелест раздуваемой ветром материи камуфляжа. Чтобы покрыть расстояние в четыре километра, группе понадобилось почти два часа.

– Ну что там? – тихо спросил Ермаков, не отрывая глаз от окуляров инфракрасного бинокля. С его помощью он пытался обследовать подходы к ущелью. Заметно похолодало, зарядил мокрый снег, видимость снизилась практически до нуля. Группа временно расположилась в каменном распадке, неподалеку от входа в ущелье, пока отряженные Ермаковым двое саперов и старшина Витвицкий проверяли обстановку.

Витвицкий несколько секунд хрипло дышал, пытаясь восстановить дыхание. Ермаков оторвался от бинокля и нетерпеливо взглянул в его сторону.

– Пусто, командир. Я прошел двести метров по ущелью, никаких следов.

– Какие к черту следы, – глухо проронил Ермаков. – Тут под носом ничего не видно…

– Так точно, командир, – согласился Витвицкий. – Я и говорю, никаких следов.

– Мины?

– Саперы на карачках там ползали. Все чисто.

– Ясно, – протяжно вздохнул Ермаков. Он засучил рукав и бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат. До рассвета чуть больше двух часов.

– Что скажешь, старшина?

Ермаков опять вскинул к глазам бинокль, пытаясь отыскать среди зыбких зеленых теней и силуэтов вход в ущелье.

– Что молчишь?

– Ну, не знаю, командир…

Витвицкий придвинулся к нему поближе.

– У меня такое чувство, что мы здесь не одни.

– Видел что-нибудь?

– Ни хрена не видел. Я же говорю, пусто, никаких следов. Но ощущение такое есть. Хребтом чую, где-то поблизости чужие. И еще мне показалось, что за мной постоянно кто-то наблюдает. Понимаете, командир?

– Понимаю, – хмыкнул Ермаков. – Я испытываю примерно то же. Ладно, наши подозрения к делу не подошьешь. Собирай группу, будем двигать к кишлаку.

Витвицкий бесшумно исчез, а Ермаков тем временем погрузился в размышления. Еще на плато ему показалось, что за группой ведется скрытое наблюдение. Ермаков всегда доверял собственной интуиции, и это обстоятельство не раз спасало ему жизнь. Он обладал сверхобостренным чувством опасности. Способность улавливать импульсы внешней угрозы среди обычных людей встречается крайне редко. Некоторым людям, по роду службы часто сталкивающимся с опасностями, иногда удается после длительных тренировок развить в себе это качество.