Андрей Костин - Предупреждение путешествующим в тумане

- в лицо. И еще раз. Потом еще. Я поднялась, вся в грязи, губы разбиты, из носа кровь. И плюнула ему в рожу... А мальчик мой перед этим Олегом в той самой грязи ползает. И плачет - не бей, Олег, не бей... Тогда я с Олегом и пошла. Грязно все потом было, думала - повешусь. Он тут шприц мне в руки и сунул. Попробовала - и как будто не со мной все происходит. А потом

уже бросить не смогла - с иглы не соскочишь.

Я не удержался и погладил ее по голове. Она шмыг-нула носом.

- Где сейчас этот Олег?

- Олег? В колонии давно. Через месяц и забрали. Аптеку ограбить пытался.

- А мальчик?

- Мальчик? - она криво усмехнулась. - Мальчик

тоже колоться начал. Вроде ему все нипочем. Только с катушек

сразу сорвался. Вены резал. Шухер начался. Хорошо, Бессонов

меня в больницу устроил, - я ему все рассказала. Потом у подруги

жила - но оттуда меня ее родители выгнали. Я ведь колоться

продолжала. Меньше - но продолжала. Стала комнату снимать,

уборщицей работала. Бессонов деньгами помогал... Если бы не

он... А теперь вдруг уехал... Я на него так надеялась...

- Пойдем провожу, - я помог ей встать.

- Ага. Слушай, зачем ты ищешь Бессонова?

- Так получается. С кем ты была в кафе?

- А, мужик один. Встречались год назад. Потом он к другой переметнулся. Чистенькой. И вдруг у нее на глазах снова ко мне подкатывает. Я забалдела сначала, потом решила - плевать. Тут ты меня снял.

- Сведи меня с этим типом завтра?

- Попробую. Только с ним ухо востро держать.

- Почему?

- Оборотень он.

- Это как?

- А у меня примета есть, по которой я их распознаю. Ходит

днем человек, как все. А ночью у него клыки вырастают.

- Три ампулы, вижу, ты уже себе вкатила.

- Тебе-то что? - она ощетинилась. - Мне еще надо, чтобы в норму войти.

- В норму? - мне стало жаль ее. - Нормально ты себя после лечения почувствуешь. Тебе этого не избежать. Уж я постараюсь.

- Нет, только не в лечебницу, - она вздрогнула. - Лучше на тот свет. Там всухую держат. Если бы я это пережить смогла, сама бы бросила. Нет, нет! И потом, там... там же всех вместе держат, это тюрьма, понимаешь, тюрьма! Я ведь никому вреда не сделала, только себе. За что же меня в тюрьму? Не лечить, не в больницу, а в тюрьму, в тюрьму! Там такое творят...

- Успокойся. Я тебе зла не хочу.

Мы остановились у подъезда пятиэтажного дома. Дом был темный, только на самом верху, в угловом окне, сквозь шторы пробивался электрический свет. Вера внимательно посмотрела на меня.

- Опасайся женщины, - неожиданно сказала она.

- Какой еще женщины?

- Она у тебя за спиной стоит.

Я невольно оглянулся. Улица была пуста, лишь тени деревьев метались в свете фонарей.

- Глупости...

- Нет, я вижу. У меня примета есть. Это черная женщина.

Она ко мне иногда приходит. А лицо белое-белое. Тихо так приходит, ни стены, ни замки ее не остановят. И по комнате все ходит, ходит. И руками вокруг себя шарит, шарит... Как слепая. Глаза-то у нее мертвые. Она приходит ко мне из зеркала.

- Из зеркала?

- Да. Поэтому я выбросила все зеркала. Все до единого, веришь?

- Ну конечно. Я тоже не большой любитель зеркал.

- Но тогда она стала приходить ко мне во сне. Я боюсь: проснусь - а это уже не сон. Что тогда?

- Хочешь, поднимусь к тебе?

Она неподвижно и невидяще смотрела куда-то мне за спину. Потом встрепенулась:

- Еще чего!

Стала подниматься по ступенькам, на полпути обернулась, вдруг сказала:

- Ты второй человек на этой помойке. Второй - после Бессонова.

Хлопнула дверь. Я пришел в себя и проследил, как мелькает ее тень на лестничных площадках. Она поднялась на пятый этаж.

Погруженный в свои мысли, я пешком возвращался в гостиницу.

Конечно, в критической ситуации человек может взять, уехать вот так и от жены, и от любовницы, и от работы. Если все осточертело. При этом даже перепутать плащи. Но какой кругооборот совершила упаковка морфина, снова попав в руки тех, кто ее продавал? Судя по всему, вряд ли Бессонов мог отдать ее добровольно. Но кто же ходил ночью по дому, если не хозяин? Чертовщина какая-то. И еще - Бессонов ушел из дома вместе со своей псиной. Неужели таскает за собой животное? Собака хоть и друг человека, но мучить не следует - ни в чем не виновата.

Я свернул на кривую улочку, вышел к набережной и увидел

сквозь туман окна высотки, где размещался институт Эдгара.

Теперь идти стало проще, я уже не боялся заблудиться в прибрежном тумане.

И тут я почувствовал опасность.

Кто-то шел следом.

Я уже слышал его шаги минут десять, только поначалу не обратил внимания. Такой же случайный прохожий. Но шаги не отставали, а это вызывало некоторые соображения.

Я прислушался. Тишина.

Двинулся дальше, и за спиной снова послышались шаги.

Круто обернулся - вокруг тени домов и деревьев. На мгновение даже показалось, что сзади вообще никого нет. Только шаги.

Шаги сами по себе.

В первый день я соврал Эдгару. Насчет шпионов. Дело это прошлое, и тема запретная. Как-нибудь расскажу почему.

Но опыт остался. Хотя город был незнаком, мне удалось оторваться. Когда наконец я вышел из одного случайного парадного, следом уже никто не мог идти. В лучшем случае меня до утра будут искать в соседнем квартале.

* * *

Я вернулся в гостиницу в четвертом часу. Дежурная спала в холле на диване, накрывшись красным клетчатым пледом.

Она открыла дверь и долго ворчала. Я протянул ей деньги, но дежурная все равно осталась недовольна.

Я ее понимал.

3. ВОСКРЕСЕНЬЕ

...Серый город, битых окон темные провалы, мусор, пыль и ветер в ребрах стен. Небо - как ладонь на скатах крыш.

Это из прошлой жизни. Отрывки как обрывки.

Парень в синих потертых джинсах лежит, поджав под себя ноги, скорчившись, словно младенец в чреве матери. Глаза его открыты, подернуты застывшими слезами. Все это заслоняют носилки, широкие мужские спины в темно-синих рубашках, полицейские фуражки - восьмиклинки...

И уже не город, а прекрасный пляж с белым сыпучим песком, пенистой кромкой моря и королевскими пальмами, под которыми зеленоватые крабы роют свои норы.

- Наркобизнес - это третья сила, - говорит мой собеседник.

Он стоит ко мне спиной, на расстоянии вытянутой руки. Но я знаю, до него не дотянуться. Два года назад его нашли в пригороде Боготы с простреленным затылком. Он был славный парень, насколько могут быть славными местные полицейские. Но в какой-то момент он вдруг не захотел быть просто полицейским. Может быть, потому, что тот парень, в синих потертых джинсах, умер после слишком большой дозы наркотиков. И потому, что тот парень - младший брат моего собеседника. Он для того и пошел в полицию, чтобы дать возможность парню выучиться в Штатах. Сам мне об этом как-то рассказывал.

- Это третья сила, старина, - повторяет он. - Они отнимают у человечества молодежь, они доберутся и до вас. Им наплевать на наши политические разногласия: им нужны наши ребята. Запомни

это - наши общие дети...

- Не так все просто, - возражаю я. - Тут все дело в воспитании, понимаешь?

- Ты в этих делах дока, я знаю, - грозит пальцем собеседник, - вечно норовишь улизнуть.

Он поворачивается и уходит. Я смотрю ему вслед, а он все уменьшается и уменьшается, уходя сквозь годы, разделяющие живых и мертвых. Теперь я уже не могу ему признаться, что ошибался.

- Они добрались до нас, старина, - кричу я ему вдогонку. Ты да я, спина к спине, мы будем отбиваться от этой мрази. Только тебе, старина, я доверю прикрывать спину. Потому что не подведешь. Потому что знаешь - есть кое-что пострашнее смерти.

Но что?

А маленький человечек меня уже не слышит, он продолжает свой путь по бесконечной тропе. Сколько по ней прошло до него, и будет после - Бог знает...

* * *

Я просыпаюсь, и некоторое время лежу, уткнувшись лицом в подушку. Ощущение такое, что кто-то пытался проломить мне череп, но сделал это очень неумело. Боль постепенно стихает, и я начинаю воспринимать наступивший день во всей его полноте.

За окном, пасмурно и все окутано влажной пеленой. В средней полосе мы живем полной жизнью только в солнечные дни, а когда начинается непогода, прячемся, как улитки, в свой домик.

Вылезать из-под одеяла не хочется. Звонит телефон.

Чертыхаясь, я спускаю на холодный пол ноги и беру трубку.

Звонит Эдгар.

- Ты с ума сошел будить в такую рань, - говорю я вместо приветствия, пытаясь определить, который сейчас час.

- Ты... хорошо провел вечер? - голос у него был глуховатый.

- Неплохо. А почему спрашиваешь?

- Так, из вежливости. Ты просил поискать историю болезни Веры Громовой. Помнишь?

- Да, конечно. И что, удалось?

- Видишь ли, эту девушку сегодня привезли...

- Куда? - я еще не совсем пришел в себя и потому соображал довольно туго.

- К нам, к нам привезли, - я слышал, как Эдгар на другом конце провода закурил, - час назад. Тело уже в морге.

- Ты с ума сошел. Какое тело?