Анатолий Стрикунов - Золотые цикады сбрасывают кожу

Я готовилась любой ценой довести задуманное до конца. Видимо Лена ощущала эту решимость, поэтому вопрос об опасности, целесообразности даже не поднимался.

Хотя в глубине души таилась тревога. Совсем скоро из человека без опознавательных знаков, в каком-то смысле человека-невидимки, опять предстояло стать Платиновой девочкой, мишенью для подонков.

Мы стали выбирать «доспехи». Остановились на балахоне. Цельнокроеный, черно-зеленый, практически черный. Оттенок зеленого пробивался только при определенном освещении, когда источник света «поглаживал» ткань.

Главное преимущество чудо-балахона состояло в другом: я выглядела в нем так, словно мгновенье назад купалась в ночном озере. До сих пор не могу понять, отчего возникало это ощущение. То ли от серебряной пряжки, огромной, крепящейся на левой ключице, почти на плече. То ли из-за покроя, он напоминал короткий плащ римского легионера, наспех накинутый на куртизанку.

– Обувь к этой тряпочке я лично подбирала в Аргентине, – объявила Алена, доставая из большой коробки мягкие полусапожки с ремнями. – Их надо сначала завязать, а потом застегнешь серебряные пряжки.

Вениамин пунктуален, мы буквально столкнулись в дверях кафе.

– Добрый вечер, – скрипач жестом мима поправил несуществующий галстук.

– Ты хорошо знал убитую девушку? Или может ее удалось спасти? – Я говорю про вчерашний случай здесь.

Улыбка исчезла с лица Иволгина, он оглянулся, словно боялся, что кто-нибудь услышит наш разговор. Потом зачем-то потер глаза и предложил:

– Пойдем на воздух, твоих клиентов все равно нет.

– Только вот номерок, забери, пожалуйста, в гардеробе плащ и шляпку.

Глупо, но всегда испытываю чувство неловкости, если приходится заставлять пожилых гардеробщиц бегать взад-вперед.

Едва выйдя на крыльцо, Вениамин закурил и с обескураживающей прямотой проинформировал:

– Там (кивок головой в сторону здания) все прослушивается и просматривается. Не поговоришь.

Я молчала, ожидая продолжения.

– С Жанной мы вместе работали в Бахрейне. У разных продюсеров, но в одном отеле. Познакомился я с ней раньше. Первокурсником халтурил на веранде, а там Жанну знали все – королева танцпола. Ты, может, что-то конкретно хочешь спросить?

Значит все-таки – Анаконда. Внутри меня все ходуном ходило. Еще час назад в квартире Алены, когда парик воскресил Платиновую девочку, сердце стало отстукивать несвойственный ему ритм.

Стало казаться, будто вот-вот откуда ни возьмись появится «Птеродактиль» и высунется морда Вовы. Тревога заставила действовать напролом, и я выложила все: об уродах, о компакт-диске, об угрозах и ночной погоне за мнимой Жанной.

Вопреки ожиданиям, Вениамин развеселился.

– Так это благодаря тебе Вова Самурай сегодня с пластырем марширует? – Скрипач снова стал серьезным. – Ты влипла в грязную историю.

Потом, сам того не подозревая, Иволгин процитировал Алену:

– Жанна – отличная девчонка, – переложив потухшую сигарету в левую руку, Веня перекрестился. – Царство ей небесное.

Помолчав, снова заговорил. Монотонно, механически, словно учитель алгебры, вдалбливающий злостному прогульщику материал за весь учебный год.

По ходу монолога, я несколько раз пыталась задать уточняющие вопросы, но всякий раз резкий жест руки останавливал эти попытки.

Услышанное оказалось на удивление стройным описанием деятельности многопрофильного коммерческого предприятия. С абсолютно (внешне) прозрачной бухгалтерией. И ключевой фигурой в схеме выступала Жанна Кононенко. Она контролировала финансовые сделки, участвовала в кастингах и переговорах. И все бы ничего, но последние несколько лет бизнес-леди мучила все усиливающаяся депрессия.

О депрессии я знала. Года четыре назад мы случайно встретились поздним вечером, и Жанна рассказала о своем разочаровании шоу-бизнесом, гастрольной работой за рубежом. А полтора года назад ситуация повторилась. Опять случайная встреча на ночной улице и двухчасовой рассказ Анаконды о депрессии (вернулась в город после месячного курса терапии в невралгическом диспансере). И еще она много говорила об астрологии, о столкновении с каким-то гуру и общении с монахами, занимающимися коллективными медитациями.

Уже тогда было ясно, что Анаконду всерьез штормит, но лишь сейчас, сопоставив услышанное от Вениамина и Алены, я приблизилась к причине, источнику душевных мук бизнес-леди Кононенко.

Жанна оказалась между двух огней: с одной стороны ее прессовал некто Дядя Толя, требовавший оказания сексуальных услуг. С другой – босс-шизофреник, Виталий Горенко, претендующий на роль духовного учителя.

– И главное, если не везет, так не везет. – Скрипач достал зажигалку и раскурил потухшую сигарету, – она за сутки до смерти попросила одолжить пистолет. Приношу, а Жанна забывает забрать.

Картина, возникшая от рассказа скрипача, разила наповал. Своей патологией. Ненатуральностью. Жанну всегда отличала тонкость, нежное отношение к друзьям, если угодно, рафинированность. Не выдержав, я обрушилась на Вениамина с упреками:

– А тебе самому не кажется бредом, пересказом триллера? Кого она тебе описала? Бледного маньяка, жаждущего в жизни одного – оплодотворить самую красивую женщину в каждом городе? И босса-шизофреника, одержимого видеть у любовницы тотальную преданность? Но это кино?!

– Это жизнь. – Веня нервно дернулся. – Ты совершенно права, такое трудно представить. Но как назвать постоянное желание Виталия совершать половой акт в присутствии сотрудников? А чем объяснить стремление внешне нормального мужчины играть роль девушки, которую насилуют в момент просмотра кинофильма?

Было заметно, что скрипач с трудом сдерживается, чтобы не закричать. Иволгин помолчал, видимо стараясь успокоиться, и продолжил тоном ниже:

– Это – цветочки. Ягодки начинаются там, где Виталий требует медитировать на свой образ и описывать увиденное.

Вениамин вдруг повернулся ко мне спиной и еле слышно выдохнул:

– Повернись, только не резко, делай вид, что целуешься. Горенко, выходит из форда.

Я прижалась к скрипачу, обвила руками его шею и, скосив глаза, увидела молодого парня в стильном темно-синем с серыми полосками пиджаке и светлых брюках. Тяжелая походка уверенного в себе человека. Мужчина прошел в нескольких метрах от нас и скрылся в дверях полуподвального ресторанчика. Безукоризненно подобранный светло-голубой галстук с заколкой в виде серебряных иероглифов мог свести с ума любую интеллектуалку. Но не это заставило меня повиснуть на Вене и прижаться своими ярко накрашенными «свистками» к его щеке – элегантный незнакомец был вместе с Жанной на кадрах видеокассеты.

Не ожидавший такой пылкости, скрипач обхватил мои плечи, чтоб не упасть и раздраженно зашипел:

– Что с тобой?

– Этот парень трахался с Жанной. На компакт-диске.

– Ты не ошиблась? – Лицо Вени покрыла бледность.

– Землю жевать и здоровьем близких клясться не буду, не надейся.

Только тут скрипач пришел в себя и разжал конспиративные объятья.

– Давай пройдемся немного.

Достав из пачки новую сигарету, Иволгин чиркнул зажигалкой, затянулся, выпустил дым, и мы двинулись той самой улочкой, по которой я убегала от уродов.

– Что получается? – прервал молчание Вениамин. – Есть некий видео-документ, доступный постороннему гражданину? Но инструкция категорически… – Скрипач вдруг замолчал, словно пораженный какой-то мыслью.

Я почувствовала резкую боль в плече и полетела на тротуар.

– Что, сучка, допрыгалась? Щас оклемаешься, будешь соску сосать! – Надо мной склонилось радостное лицо Вовы Самурая с двумя пластырями на переносице и левой щеке.

Заметив попытку Платиновой девушки подняться, он быстро и точно нанес удар милицейской дубинкой, целясь в голову. Скользнув по парику, дубинка обрушилась на ключицу. Боль пронзила все тело и, блаженно хихикая, Вова снова замахнулся, намереваясь продолжить экзекуцию. Но Вениамин опомнился от неожиданности и перехватил руку урода. Тот, не мешкая, въехал скрипачу левой свободной рукой в челюсть и музыкант без возражений прилег на тротуар. Этой доли секунды мне хватило, чтобы вскочить на ноги, но Вова проворно развернулся и вцепился своей клешней в рукав плаща. Я рванулась, и противник не сразу нанес удар дубиной, а сначала выпустил рукав и захватил кисть, видимо, боясь упустить добычу. Теперь, уже не торопясь, Самурай занес дубинку, целясь в шею жертвы.

Широкий длинный плащ скрывал мое тело полностью и поэтому удар ногой в лицо для урода оказался полной неожиданностью. Видимо шпилька попала в то же самое место, что и в прошлый раз, так как рык Вовы почти сразу перешел в вой, а вой сменился жалобным визгом. На этом злоключения супер-мачо не кончились. Поскольку левая клешня Самурая по-прежнему стискивала мое запястье, удар коленом по детородным органам урода стал логическим продолжением борьбы за независимость женщин Востока. Вова прекратил визг, но зато начал хрюкать, выпустил руку девушки и присел, утратив всякий интерес к окружающему миру.