Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает

- Это поступок.

- Подлинный патриот отечества всегда помогает ему в трудную минуту. Но тем не менее я позвонил в Гохран, вам выдадут, естественно на время, одну из вещей Васильева. Начинайте операцию и помните о людях.

В дверь постучали. Вошел Мартынов.

- Что?

- Все готово.

- Давайте рапорт.

Манцев сел за стол. Крепко потер ладонью лицо, отгоняя сон, хлебнул из стакана остывший чай. Поднял бумагу ближе к свету, начал читать. Чем больше читал, тем удивленнее становилось у него лицо.

- Вы, братцы, меня в острог хотите посадить? Сам думал или кто посоветовал?

- Вместе с Бахтиным.

- Ему простительно, он из старого сыска, а ты, Федор?

- Василий Николаевич, головой за все отвечаю.

- Ну ладно, - Манцев улыбнулся, подписал бумагу. - Сухари ты мне в домзак носить будешь.

- Обязательно.

Бахтин пришел на квартиру в два часа. Данилов посмотрел на него и понял - пора. На секунду сжалось сердце, только на секунду.

- Голубчик, Иван Александрович, и вы, Ниночка, - Бахтин достал папироску с длинным мундштуком и закурил. - Вы отправитесь сегодня в Столешников. На углу Петровки дом Бочкова знаете?

Иван кивнул головой.

- Там на первом этаже кафе. Место дрянное, грязное. Но вы сядете, спросите у полового чего-нибудь, а когда он подаст, скажите: "Хочу на лошадке покататься". Он вас проводит в игорную комнату. Там механические бега. Играйте, пейте шампанское и помните, что вы с Петроградской, налетчик, Студент. Как вас зовут?

- Олег Свидерский. Бывший студент Межевого института.

- И помните - в Питере вы взяли ломбард, людей убили. Вы налетчик нового типа. Холодный, расчетливый, интеллигентный.

Данилов отвернулся, а когда повернулся вновь - на Бахтина глядел уже совсем другой человек: холодный, нагловатый, уверенный в себе.

- Вот это другое дело. Теперь, - Бахтин достал саквояж, расстегнул, положил на стол две толстые пачки денег, золотые украшения.

- Берите деньги, надевайте украшения и с богом. Помните, Иван Александрович, там будут наши люди, если что - они помогут.

В кафе было накурено и холодно. На небольшой эстраде в углу играл на пианино тапер. Звук пианино был неестественно чужим в слоистом от дыма воздухе и гуле голосов.

Почти все столики были заняты, люди сидели прямо в пальто и шинелях, спорили, размахивали руками.

Данилов увидел столик в углу у окна и пропустил вперед Нину:

- Прошу.

Они уселись.

Пробегавший мимо официант в черном фраке, натянутом поверх ватной куртки, сразу же увидел дорогое пальто на молодом человеке и котиковую шубку на красивой молодой даме. И руку с массивным золотым перстнем увидел, лежавшую на грязной скатерти барски небрежно.

Официант на ходу затормозил, развернулся и к столику:

- Чего господам угодно?

- А что есть?

- Извините-с, время такое, могу-с подать кофе желудевый-с, пирожные на сахарине-с.

- Ликер?

- Время такое, господин.

- Послушайте, милейший, - Данилов достал толстую пачку кредиток, сунул ассигнацию в карман фрака, - а на лошадках у вас покататься можно?

Официант осклабился, оглянулся воровато:

- Отчего же-с. Таким господам... Прошу-с за мной.

Они прошли мимо стойки со скучающим буфетчиком, вошли в узкую дверь и очутились на лестничной клетке.

- Прошу-с.

Из темноты выросла здоровая мужская фигура.

- На лошадок-с, - тихо сказал официант.

- Валяй.

Они поднялись по ступенькам, остановились возле закрытой двери. Официант постучал. Дверь раскрылась, оттуда полился свет, раздались людские голоса, переборы гитары. Здесь был даже швейцар в ливрее.

Пальто и шубу принял бережно, словно они из стекла.

- Прошу-с, господа.

Одна из комнат - буфетная. Да, здесь не знают о нужде и голоде. В свете свечей переливаются разноцветные бутылки, лежат в вазах фрукты, шоколад, бутерброды.

- Ты выпьешь шампанского, дорогая? - спросил Данилов.

- Немного.

А буфетчик в черном фраке, белоснежной манишке, с бабочкой уже хлопнул пробкой.

Заискрилось, запенилось в бокалах вино.

К стойке подошел человек в щегольском пиджаке, с жемчужной булавкой в галстуке.

- Папиросы есть?

- Асмоловские.

- Дай, любезный, пару пачек.

Мельком посмотрел на него Данилов и узнал: видел этого человека в коридорах ЧК. И сразу ему стало спокойно:

- Мне тоже пачку.

Буфетчик протянул Данилову коробку:

- На лошадок-с не желаете взглянуть?

В соседней комнате, огромной, без мебели, толпился народ. Кого здесь только не было: завсегдатаи скачек в модных, не потерявших лоска костюмах, дельцы, напуганные временем, шустрые карманники с Сенного рынка, спокойные налетчики.

Были здесь двое из банды Собана. Пришли рискнуть да погулять малость.

Данилов протолкнулся к огромному столу. Вот оно "пти шво" механические бега.

Крупье с истасканно-наглым лицом, с пробором, делящим редкие прилизанные волосы на две части, выкрикнул:

- Ставок больше нет! - нажал рычаг, и побежали четыре лошадки вдоль стола. Круг, еще, финиш.

- Первым пришел рысак под номером три. Получите ваш выигрыш, господин. - Крупье лопаткой подвинул груду денег к человеку в сером костюме.

- Позвольте, - Данилов протолкнулся к столу, бросил пачку денег. - На все.

- Ваш номер, сударь? Сколько ударов будете делать?

- Двойка. Играю дважды.

- Делайте ставки, господа, банк богатый.

Посыпались на стол деньги.

- Третий.

- Третий.

- Второй.

- Двойка.

- Игра сделана, ставок больше нет.

Крупье вновь пустил лошадок.

Круг. Еще один. На последнем вырвалась вперед черная лошадка с единицей, написанной на крупе.

- Выиграло заведение, - крупье сгреб ставки в ящик. - Желаете еще? он посмотрел на Данилова, улыбаясь нагловато-вежливо.

Данилов стянул с пальца перстень.

- Примете?

Из-за спины крупье возник человек, стремительно глянул на перстень, что-то шепнул крупье.

- Примем.

Крупье положил перстень рядом с пачкой денег.

А люди делали ставки, кидали деньги, дышали тяжело и азартно.

- Ваш номер, не спите, юноша! - усмехнулся крупье.

- Двойка.

- Вы фаталист. Ставок больше нет.

Лошади побежали, а серая с двойкой, так приглянувшаяся Данилову, словно услышав и поняв его, бойко взяла с места. И первой прибежала к финишу. Крупье лопаточкой подвинул Ивану перстень и кучу денег.

- Больше не будете играть?

- Нет.

- Заведение желает вам приятно провести время.

Никогда Данилов за свои восемнадцать не держал в руках столько денег.

Да что там не держал. Не видел просто. Он и вынес их в буфетную комом.

- Олежка! - воскликнула Нина. - Золотце! Как я рада.

Данилов бросил деньги на стол, начал складывать.

К Нине подошел вертлявый черный парень в коричневой пиджачной паре:

- Так как же, барышня, не желаете испытать...

Данилов взял его за лацканы:

- Жить не надоело?

- Пусти! - рванулся вертлявый, но рука, державшая его, была не по годам сильной, затрещал пиджак.

Подскочил буфетчик:

- У нас так не принято, господин. У нас тихо все должно быть.

Данилов оттолкнул вертлявого:

- Сделай так, чтобы я тебя искал.

Давясь матерщиной, отошел вертлявый. Сел за столик к своему дружку.

- Ты видишь, Туз, что он со мной делает?

- А ты к чужим марухам не лезь.

Туз ел и пил. Жадно, много, не обращая ни на кого внимания.

- Олежек, - капризно протянула Нина, - возьми ликеру и шоколад домой.

Данилов бросил деньги на стойку:

- Три бутылки "бенедиктина" и две коробки шоколада.

Буфетчик с поклоном начал упаковывать заказанное. Протянул сверток.

- Прошу-с. Ждем-с. Дорогой гость.

Данилов и Нина вышли в прихожую.

А вертлявый вскочил, вбежал в соседнюю комнату, пробрался к крупье.

- Кто это был, Кот? Что за фраер?

- Какой?

- А тот, что банк рванул.

- Из Питера, Сеня, налетчик. Студент кличка. Он на Лиговке ломбард грохнул, трех красноперых замочил.

- У-у, - с ненавистью протянул Сеня, - понаехало залетных. Московским уже авторитета нет.

В комнате у стола сидели четверо, в кожаных тужурках, в фуражках со звездами.

Собан развалился на диване. Сидел тяжелый, сытый, в расстегнутой жилетке. Большое его гладко выбритое по-актерски лицо светилось покоем и добротой.

- Сегодня вечером приедете, - точно и резко, словно командуя перед строем, говорил Копытин. Он стоял спиной к окну, прямой и строгий, как на плацу. - Приезжаете, говорите, что из ЧК, - продолжал он, - берете драгоценности.

- Хозяев глушить? - спросил Семен.

- Нет. Только попугать. Пусть по городу слух пойдет, что ЧК грабит.

Собан захохотал. Встал, большой, плотный, сытый:

- До ночи здесь сидеть будете, наши там смотрят на всякий случай.

Часы в кабинете Манцева пробили пять раз.

Василий Николаевич поднял голову от бумаг, покосился на телефон. Молчит. Он опять углубился в бумаги.

В дверь постучали.