Розовая мечта - Людмила Григорьевна Бояджиева

Ты сбежала от меня в Швейцарию, я был уверен, что теряю тебя навсегда. Знаешь, что я слушал тогда, сидя один в своей холодной комнате? — Песенку, которую считал сладенькой попсой: „…Нет тебя, а мне все кажется — ты со мной…“, и дальше — „Я на тебя молюсь, я за тебя боюсь, и слышу я, мой бог, твой каждый вздох…“ Мне казалось, что если я хоть раз ещё не увижу тебя, то просто умру от тоски.

Ты вернулась, нас бросило друг к другу, словно сообщников, обреченных на гибель. Я понял, насколько это опасно, но не испугался — ведь у меня очень короткая линия жизни и одна — роковая, как сказала молдавская бабка, любовь.

Почему-то, может быть, из-за этой короткой линии на ладони, а скорее всего, из-за невероятности и огромности обрушившегося на меня счастья, я не сомневался в обреченности своей любви. И это лишь придавало ей жару… Радость моя, чудо мое…

Я не мог вырваться из сети Ртищевых, но я решил перехитрить их, начав свое расследование. Я достал из архива „секретные данные“ и они испугали меня. Досье на Баташова выглядело ужасающе. Я должен был сказать: Слава твой муж — монстр, выродок, убийца. Но я не имел права очернять его. И тогда, перехитрив Афанасия и заполучив материалы на наших махровых „теневиков“ я собрался исчезнуть. Я два дня, теряя драгоценное время, выслеживая тебя в Англии, и вот — мы, наконец, встретились у гильотины.

В то время я уже „засветился“ у Ртищевых и чуял, что за мной постоянно следят. В Москве я был уверен, что меня хотят убрать люди Баташова или Тайцева, которых я „рассекретил“. В Англии по моим пятам шел киллер Ртищевых. Боже, как отчаянно я хотел украсть тебя! Вырвать из московской жизни, из круга привязанностей, привычек, воспоминаний. И начать все заново — вместе, в маленьком домике теплого американского штата…

Вернувшись в Москву, я вскоре понял, что Ртищевы ведут двойную игру, пытаясь столкнуть лбами Быка и Зайца, как они называли Баташова и Тайцева. Поэтому и решил прикрыть Юру Казанова сам. Наивный, легковерный мальчишка, возомнивший себя Бондом. Я втянул в это дело и тебя, не подозревая, сколь безжалостная опытная рука сыграет нами… Нам бы все равно не удалось спасти его жизнь — Юру обрекли на страшную смерть могущественные, дьявольские силы… Я не удивился, когда узнал о гибели Ассоль, и окончательно озверел, вынашивая план уничтожения Ртищевых. На помощь следственных органов полагаться не приходилось. Но Лара опередила меня и рассчитала удар точно. Она сообщила мне, что Баташов — Чистый, а я гнусный подонок, натравливавший на него собственную жену и бывшего друга, Тайцева.

Лара отправила дискету с моим контрактом и подлинное досье Сергея тебе. Это означало, что мой приговор подписан. Она предложила мне исчезнуть из Москвы в кратчайший срок. Но я уверен, ведьма знала, что я не понесусь в Шереметьево, спасая свою шкуру. В моей характеристике Лара написала: чистоплотен, тщеславен, самолюбив, запрограммирован на самоуничтожение.

Думаю, она ошиблась совсем немного. У меня оставался лишь один выход я должен был уйти из твоей жизни, не убивая нашей любви. Знаешь, что я написал в первом варианте прощального письма к тебе? — „Обманутый, затравленный, обессиленный, я ухожу победителем Никому — ни самым хитрым, ни самым сильным, ни самым жестоким, не удалось уничтожить моей любви.

Я оставляю тебе малую толику своего чувства — возвышенного, нежного, прекрасного — словно тихая музыка в соседнем саду. Пусть оно озарит твою жизнь светлым, далеким воспоминанием…“

Я сжег написанное — ведь было ясно: я должен освободить тебя, стерев в памяти все, связанное со мной. Ведь в забвении — твоя свобода.

Увы, я безбожник. Уверен, что Создатель — порождение нашего сознания сознания детей, нуждающихся в покровителе и защитнике. Он существует для везунчиков и любимцев судьбы. Для потерянных, хворых, страдающих — его нет. Вот и все.

Заполучив тебя, я стал благодарным, сильным, жаждущим веры. Мне хотелось стать достойным сыном щедрого ко мне Отца. Но меня обманули и я осмеял веру и был готов уничтожить свою оскверненную жизнь…

Но, знаешь, в последние дни, мне начинает казаться, что кто-то опять благосклонно улыбается мне с небес. И даже заговорщицки подмигивает: „Ну, как? Теперь тебе хоть что-то ясно, парень?“ Это бывает, когда в доме пахнет пирожками, которые так любит печь Соня. И ещё ей нравится рассказывать про свою необыкновенную мать: „Еще бы, ведь её зовут Слава!“

Да святится имя твое. Юл.»

Я уснула, роняя слезы на подсунутое под щеку письмо. Мне снилось, что некто сильный и нежный, освободив от нарядных шелков, осторожно укутал меня теплым одеялом и озабоченно коснулся губами лба.

— Ты разве не спал?! — удивленно рассматривала я вечерний костюм Сергея, больше похожий сейчас на одеяние бомжа. В окно светило утреннее солнце, заставляя щуриться его посветлевшие до желтизны глаза.

Он сбросил пиджак и застегнул распахнутый ворот рубахи:

— Так я больше похож на посла, чем на бродягу? Отлично. Посол прибыл с сообщением. Получена радиограмма из Монте-Карло от госпожи Тайцевой: «Необходимо отыграться. Не ждите. Надеюсь, у мужа хватит денег, чтобы продержаться у рулетки сорок восемь часов». Второе — в связи с этим, наш капитан получил распоряжение доставить пассажиров «Эстрельи» к пустынному пляжу. Ведь мне так и не удалось порыбачить.

— Ну, где же здесь рыба? А самый маленький «заброшенный пряж» стоит в этих краях, наверно, миллион долларов!

— Мы же не станем его покупать — просто одолжим на один день. Свет не без добрых людей. И наш кэп таких знает. Пойду готовить снасти. Тебе тоже пора собираться — высадка на берег через полчаса.

Сергей ушел и я заметила, что листки письма, оставленные под моей щекой, покоятся на столе под прессом зеркальца. Белое платье висело в шкафу, а на тумбочке ждал меня стакан свежего апельсинового сока. Удивительный сервис на этой яхте.

…Крохотная бухточка между круто спускающихся к морю отрогов выглядела заманчиво. Яхта бросила якорь метрах в ста от берега, на воду спустили резиновую лодку. Прежде, чем спрыгнуть в нее, Сергей показал мне на вершину холма, где в зелени огромных деревьев виднелась черепичная крыша.

— В доме живут родственники капитана. Они старики и пляжем не