Алекс Норк - Ноль часов по московскому времени. Новелла I

Такие вот «двуглавые орлы». И идеология у них, в свою очередь, тоже заимствованная — из 30-х годов, из царствования Николая I. Впрочем, некоторые из них с началом Первой мировой добровольцами ушли на фронт, храбро воевали, и не все возвратились.

Однако поразительный факт: идеология первой половины 19-го века, вполне возродилась в начале 20-го, поменяв главного врага на евреев с западников-либералов (остались на втором); далее — коммунистическая система сохранила ту же тройку с заменой: Религия-Коммунистический рай, Самодержавие-Сталин (и следующие генсеки), Народность-Советы народных депутатов; враги: на первом месте опять либералы (уже западные), второе-почетное у тех же евреев; а самое новейшее время вообще вернулось на «николаевский» плинтус, многозначительно обозвав его «консерватизм», — пошел четвертый круг по манежу.

Продолжение.

В пространной следующей части своего выступления Маклаков начинает подробно разбирать каждый пункт обвинения, демонстрирует его недостаточность или просто несостоятельность. Вместе с этим он указывает на целый ряд фактов, ушедших из внимания следствия или должно не оцененных, указывающих на Веру Чеберякову и ее воровской притон. Не имея прямых доказательств вины, адвокат приводит серьезную совокупность косвенных. Отчетливо обозначивается причина расправы над Андреем Ющинским. Мальчик, хотя и рос в материально благополучной семье, ходил в гимназию, но отличался «уличным нравом» и очень любил убегать летом из дома на ночные прогулки. Это, видимо, и сделало его свидетелем орудовавшей местной шайки и их сборищ у Чеберяковой. Среди приятелей его был и сын Чеберяковой. При нескольких легких ссорах, как свидетельствовали другие дети, Андрей угрожал приятелю, что расскажет об уголовных делах его матери. Оно и дошло. Мальчика убили показательно — около сорока проникающих ножевых ранений. Опросить сына Чеберяковой было нельзя — он умер от дизентерии еще в начале следствия, — и его мать вышла сухой из воды. Как и ее подельники, которые привели в исполнение смертный мальчику приговор.

Однако могла быть и еще одна жертва — Бейлис.

И за его спасение, еще раз важно отметить, боролись люди разных политических воззрений, разных общественных и культурных идей. Но все российские имена первого ряда — оцененные именно так дальнейшей историей — оказались по одну сторону. И спасали ведь не еврея. В лице государственно второсортного человека спасали вообще человека. Н.А. Бердяев примерно в то время писал: «Одна человеческая душа ценнее царств и миров». Нельзя сказать, что всё общество понимало и соглашалось, но некий поворот головы в эту человеческую сторону был. Сейчас, порой кажется, и поворачивать уже нечего.