Александр Чернобровкин - Последнему - кость

– Леха, так ты в ПТУ не пойдешь? – спросил Гришка. Лежал он на спине, с закрытыми глазами, и время от времени, выпятив нижнюю губу, сдувал с носа назойливую муху.

– Не-а.

– А чего, давай со мной на тракториста. Мастак сказал, что примет.

– Да пошел он. – Алексей отшвырнул травинку.

– Зря поссорился. Ванька говорил, он выделываться любит, припомнит все. К нему ведь попадешь: больше некуда.

– В город, может, поеду, если денег достаяу, – сообщил Алексей.

– В городе хорошо. – Гришка шлепнул ладонью по щеке, завозил толстыми пальцами, смахивая расплющенную муху.

Лешка отвернулся, чтобы не видеть пальцы. Они были похожи на те – бескровные, белые, с прямоугольными плоскими ногтями, а ногти с синеватым ободком. Но те спокойно лежали на животе. Лешкина рука тогда потянулась к ним – и опала на черную материю, которой была обшита сосновая доска, плохо оструганная, если рукой проведешь по ней, поймаешь занозу. Лицо было совсем непохожее: из-за шрамов. И вовсе это был не Вовка Жук, кто-то другой...

– Будешь. Леха? – угощает сигаретой Гилевич. После избиения он стал надломленным каким-то и заискивающим до тошноты.

Чиркнула спичка, и бесцветное пламя заколыхалось перед глазами, затемнило кончик сигареты, налила его красным. Горечь набилась в горло, щекочет ноздри.

Возле забора Димка Титов дразнит козу. Та мелко трясет бородой и, подогнув ногу, изображает нападение: чуть подается вперед, наставив на мальчишку рога. А Титов, высунув язык, кривится и хлещет веткой по бородатой морде. Себя бы похлестал. Треугольная физиономия Димки как бы вогнута от ударов кулаком. Первый раз ударили по переносице, и вперед торчат чуб и остренький нос, а второй – по зубам, и подбородок стал такой же острый и выпирающий, как нос.

– Над козой, гад, издевается, – равнодушно произнес Алексей.

Гришка приподнялся.

– Титов, что ли?

– Угу.

– Может, всыпем? – лениво спросил Тюха.

– Бить некого, – возразил Лешка. – Лучше привязать к забору и козу натравить.

– Кричать начнет, а Титиха дома, услышит, – заметил Гилевич. – Отведем куда-нибудь, а там...

– И что с ним сделаем? – спросил Гришка.

– Раба, а? Как в киношке, что в субботу смотрели, – предложил Вовка.

– Можно, – согласился Лешка и поручил Гилевичу: – Позови его на Пашкино болото. Рыбу ловить.

– Откуда там рыба?

– От верблюда.

– А-а... – дошло до Гилевича. – Димка! Иди сюда!

Титов остановился метрах в пяти, чтобы успеть смыться в случае чего. Остренький нос дергался и целился то в Порфирова, то в Тюхнина, то в Гилевича. На треугольной физиономии любопытство чередовалось с подозрительностью.

– Пойдешь с нами на Пашкино болото рыбу ловить?

– Разве там есть рыба?

– Ну. Караси. Вот такие, – отмерил Гилевич ладонь. – Вчера бреднем ведро наловили.

Титов смотрел на него недоверчиво.

– Мы будем бредень таскать, а ты рыбу и нашу одежду переносить. Улов поровну, – объяснил Алексей.

– А бредень где?

– Там спрятан.

Титов колебался.

– Как хочешь, – равнодушно произнес Тюхнин, – и без тебя справимся.

– Нет, я пойду, – согласился Титов.

Порфиров шел последним. Титов не поспевал за Гришкой, приходилось подгонять.

– Не отставай, – толкал в спину Алексей.

Доходяга чертов! Сестра вон какая, а этот... Но та тоже – стерва! Смеялась ему в лицо и грозила написать Светке, недотрога, а саму за клубом втроем... Кулак Лешкин опять угадал между острыми лопатками.

– Не отставай!

– Я и так запыхался! – ноющим голосом оправдывался Титов.

Расположились на том месте, где год назад пекли утку. От костра осталось несколько головешек, да трава была пониже и зеленее, чем вокруг. А вокруг!..

Пашкино болото захлебывалось в зелени. Казалось, белые с темными метинами стволы берез чудом удерживаются на поверхности и вот-вот, прощально качнув кронами, утонут в сочной траве. Над островками камыша без опаски кружились стайки чирков. В дальнем конце луга призывно крякал селезень. Ему отвечала из леса сорока. И в лесу было по-летнему радостно. Звонкие стволы сосен будто собирались оттолкнуться от земли и полететь в небо, а рядом с ними, точно боясь последовать их примеру, испуганно присели елочки. Вот только запах – смолистый, липкий – напоминал, что из сосен делают гробы. Чтобы заглушить его, Лешка взял у Гилевича сигарету.

Они сидели на траве, курили, а Димка стоял, вцепившись руками в штаны на бедрах, и носик у него подрагивал, как поплавок при легкой поклевке. Титов догадался, что с рыбалкой его надули, и пытался угадать, зачем привели. На всякий случай спросил:

– А где бредень?

Ответа не услышал.

– Пойду я домой? – попросил он.

– Успеешь, – ответил Порфиров. – Сначала расскажи, зачем козу мучил?

– Я не мучил... Ребята, вы чего?! – Маленькие кулачки затерли глаза, крысиная мордочка скривилась, готовясь зареветь, тихое повизгивание задрожало на губах.

Оно и взбесило Лешку. Ну, гнида, еще ведь не били! И не хотел же бить, но как такую мразь?!. Он вдавил окурок в землю, рывком поднялся. Не целясь и не в полную силу влепил по носу.

– 0-у!.. – взвыл Димка, пряча мордочку в ладони, и присел будто специально, чтобы удобней было ударить ногой. И распластался от такого удара.

Били его долго, словно каждый пытался отфутболить от себя маденькое тело, но никак не удавалось. Оно не успевало опуститься на землю. Рубашка задралась, и видно было, как под носками туфель вминаются ребра. Димка сперва вскрикивал, потом хрипел, потом затих.

Порфиров отвалил от замордованного тела, уперся позвоночником в шершавый ствол дерева, осел на траву.

– Курить... дай, – устало попросил он.

Кровь стучала в висках, легкие горели от недостатка воздуха. Никотин ежиками прокатился по венам, замутил глаза. И щека дергалась из-за этого... этой мрази!

Не успел Лешка докурить, как Тюхнин вскрикнул с радостной язвительностью:

– Шевелится!

Гришка подгреб к Титову, ударил ногой по голове, еще и еще. Обе руки его при каждом ударе дергались вперед.

Алексею не хотелось вставать, поэтому разозлился и теперь молотил, не глядя и не думая, по инерции, словно выполняя нудную, неприятную работу. Остановился от удивления: глаз Титова вьшолз из глазницы, дрожал мутной красной каплей и, казалось, сейчас упадет и покатится по траве, облепливаясь соринками.

– Хорош, – приказал Порфиров.

Опять курили. Где-то рядом свистела птичка. Алексей попробовал отыскать ее в густой зелени листьев. Не нашел. Взгляд поблуждал по кронам и замер на клочке неба с белой пенкой облака. Затем смотрел на луг, на пестрые брызги цветов. Хорошо летом: все красивое, веселое... Посмотрел на Димку. Льняные волосы Титова выгнулись темными сосульками, из уха на щеку текла кровь, уже подсыхала. К бурому наросту подбежал рыжий муравей, ткнулся, шевеля усиками, в него головой, попробовал в другом месте. Усики задергались быстрее, муравей развернулся и шустро засеменил по скуле и горлу к земле.

– Сдох или нет? – спросил, как загадал загадку, Тюхнин.

– Все равно сдохнет, – испуганно ответил Гилевич. – А если не сразу, если расскажет? Ох и влетит нам!

Над полянкой шелестели листья, поскрипывали кроны сосен, но тишину затянувшегося молчания заполнить не могли.

– Может, это? – толстопалая рука вынула из кармана перочинный нож.

И надо было этой падали козу мучить?! Теперь из-за него сорвется поездка в город. Когда узнают обо всем, денег уж точно не дадут. А очень надо уехать из поселка.

– Ну, что, Леха? – спросил Гришка.

– Давай.

Теплая пластмассовая рукоятка удобно легла в ладонь. Лезвие было коротким, потемнело от многих заточек и закруглилось в острие. Кожа спружинила под ним, не пустила вовнутрь. Порфиров выбрал другой белый островок среди синяков, ударил со всего маху. И чуть не упал, потому что, прорвав кожу, лезвие прошло легко, как в картошку. Титов вздрогнул. Алексей потянул нож, на себя и отпрянул от кровяных брызг.

– На, – передал нож Гришке.

Тюхнин справился быстро. А Гилевич не захотел брать, его веснушчатый лоб заискрил капельками пота.

– Струсил? – презрительно бросил Тюхнин.

– Ну?! – приказал Порфиров.

Гилевич приставил нож к Димкиной спине, навалился на него.

– Ой! – вскрикнул Вовка и замотылял в воздухе порезанным пальцем.

– Балбес, в ребро попал! – Гришка вытянул согнувшийся нож, ударил по-новой.

Пучок мягкой травы стер с лезвия кровь, упал в темную лужицу у крестца.

– Спрятать надо, – выдавал Гилевич и отвернулся.

Алексей посмотрел по сторонам.

– В озеро, там никто не найдет, – он взял Титова за руку, сказал Тюхе: – Бери за другую, потащим.

На берегу Гришка посоветовал: